Творения, том 3, книга 1 - Иоанн Златоуст

2. Где теперь те, которые порицают ветхий завет, расторгают тело Писания, приписывают новый завет одному, а ветхий другому Богу? Пусть они слушают Павла, заграждающего безбожные уста, обуздывающего богоборный язык и показывающего, что один и тот же Дух и в ветхом и в новом завете. Притом и сами названия их показывают нам великое согласие между заветами. Новый назван так по отношению к ветхому, и ветхий по отношению к новому, - как и Павел говорит: "говоря "новый", показал ветхость первого" (Евр.8:13). А если бы они не принадлежали одному и тому же Владыке, то не могли бы называться ни этот новым, ни тот ветхим. Так это различие в названиях показывает сродство того и другого завета; и самое это различие не по сущности, но по перемене времени: только поэтому новое отличается от ветхого; перемена времени, не означает ни разности господства, ни умаления одного пред другим. Это выразил и Христос, когда сказал: "поэтому всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен хозяину, который выносит из сокровищницы своей новое и старое" (Мф. 13:52). Видишь ли стяжания различные, а власть одну? Как там один и тот же хозяин может выносить новое и старое, так точно и здесь возможно, чтобы одному и тому же Богу принадлежали новый и ветхий заветы; это самое особенно и показывает Его богатство и изобилие, что Он не только созидает новое, но и в ветхом обнаруживает изобилие.

Таким образом, между заветами есть только различие в названиях, а не противоречие и не противоположность. Ветхое бывает ветхим при новом; но это означает не противоречие и не противоположность, а только различие в названии. Я даже позволю себе такое преувеличение, что хотя бы законы ветхого завета были противоположны законам нового, я с большей настойчивостью утверждал бы, что и тогда не нужно было бы вводить другого Бога. Если бы он учреждал противоположные законы в одно и то же время, одним и тем же людям, живущим в одном и том же состоянии, находящимся в одних и тех обстоятельствах, то такое мудрование, может быть, имело бы некоторое основание; но если предписаны одни законы одним, а другие другим, тем в одно время, а этим в другое, тем в одних обстоятельствах, а этим в других, то какая необходимость - вследствие различия законов вводить двух противоположных законодателей? Я не вижу никакой; если же еретики могут сказать, то пусть скажут; но и они не в состоянии будут. Так и врач часто делает много противоположного, не по противоположности в мыслях, но с одинаковою и с одною и тою же мыслью. Он часто одно и то же тело и прижигает и не прижигает, и режет и не режет, дает пить то горькие, то сладкие лекарства; действия противоположны, но мысль, по которой это делается, одинакова и одна и та же, потому что он имеет в виду одну цель, - здоровье больного. Поэтому, не нелепо ли - врача не обвинять за то, что он делает много противоположного с естеством одного и того же тела, а Бога порицать, если Он в различные времена и разным людям давал различные предписания?

3. Итак, отсюда очевидно, что, если бы даже эти законы были противоположны, то и тогда не следовало бы порицать (ветхий завет); но что они не противоположны, а только различны, возьмем в руки сами законы. "Вы слышали", сказал Господь, "что сказано древним: не убивай" (Мф.5:21). Это - ветхозаветный закон; посмотрим на новозаветный: "всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит геенне огненной" (Мф.5:22). Скажи мне: разве противоположны эти заповеди? Кто из людей, имеющий хотя сколько-нибудь смысла, может сказать это? Если бы прежний закон повелевал - не убивать, а этот повелевал (убивать), тогда, может быть, кто-нибудь и сказал бы, что между ними есть противоречие; если же тот повелевает не убивать, а этот повелевает даже и не гневаться, то последний закон есть усиление первого, а не противоречие ему. Тот уничтожил плод злобы - убийство, а этот вырвал и корень - гнев; тот пресек течение нечестия, а этот иссушил и сам источник его, потому что источником и корнем убийства бывает ярость и гнев. Тот закон приготовлял нашу природу, а этот, пришедши, восполнил недостаток. Где же противоположность, когда один закон пресекает конец зла, а другой и начало? Тот руку очищал от крови, а этот освобождает и сам ум от порочных пожеланий. Это свойственно законам согласным между собою, а не противоречащим, что всюду стараются подыскать враги истины, не замечая, что, таким образом, они навлекают на новозаветного Бога великую вину легкомыслия и небрежения, потому что в таком случае окажется (да обратится это богохульство на голову принуждающих нас говорить это!), что Он неблаговременно устроил дела наши; а как это, я скажу. Руководство ветхого завета подобно кормлению молоком, а любомудрие нового завета подобно твердой пище; никто, не вскормивши молоком, не подает твердой пищи; а так поступил бы Бог нового завета, если бы не Он же был дарователем ветхого. Прежде нежели вскормил молоком, руководством закона, Он привел бы нас к твердой пище. И не только этому обвинению, но и другому еще большему они подвергают Его, как будто бы Он только после пяти с лишком тысяч лет приступил к промышлению о нашем роде. Если бы не Он был тот, кто чрез пророков, патриархов и других праведных мужей устроял все, касающееся нас, а кто-нибудь другой кроме Него, то оказалось бы, что Он поздно и недавно стал промышлять о нас, как бы подвигшись некоторым раскаянием. Но было бы недостойно не только Бога, а даже обыкновенного человека, если бы Он, попустив столь многим людям погибнуть в течение столь долгого времени, наконец, в последние времена также приступил к промышлению о немногих.

4. Видишь ли, какие хулы произносят на Бога те, которые говорят, что один законодатель нового завета, а другой - ветхого? Но все это прекращается, когда мы допустим, что один Бог и того и другого завета. Тогда окажется, что Он мудро устроял дела касательно нас, сначала посредством закона, а теперь посредством благодати, и не с недавнего времени, не в последние времена, но издревле и с самого первого дня стал промышлять о нас. А чтобы еще более сомкнуть уста их, мы приведем теперь сами изречения пророков и апостолов, возвещающих, что один законодатель нового и ветхого завета. Итак, пусть выступит освященный от чрева матери Иеремия, и ясно покажет нам, что один и тот же Бог того и другого завета. Что же говорит он, объявляя от лица законодателя? "Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их" (Иер.31:31,32). Таким образом, установитель нового завета есть Бог, давший и ветхий. Этим пророк достаточно обуздал уста и последователям Павла Самосатского, которые отвергают предвечное бытие Единородного. Если Он действительно не существовал прежде рождения от Марии и не имел бытия прежде, нежели явился во плоти, то как, не существуя, Он законополагал? Как Он мог сказать: "Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их". Как он мог завещать отцам их, не существуя и не имея бытия, по их учению? Против иудеев и болеющих иудейскими заблуждениями павлиан это свидетельство пророка достаточно устойчиво. Но чтобы обуздать и манихеев, мы приведем свидетельство из нового завета, так как они не оказывают никакого уважения к ветхому, или лучше, и к новому, потому что и этот, который по видимому уважают, они унижают не менее того: во-первых, отделением его от ветхого они ослабили и достоверную часть его; ведь не малым доказательством истинности его содержания было предсказание ветхозаветных пророчеств, которые, отвергши, они не чувствуют, что унизили апостолов больше пророков. Итак, этим, во-первых, они унижают новый завет; а во-вторых - исключением из него большей части. Но, не смотря на то, сила его содержания такова, что и из самих остатков легко можно видеть их низость; урезанные части кричат и вопиют, требуя соединения с прочими своими частями.

5. Как же мы докажем им, что один законодатель нового и ветхого завета? Этими, оставшимися у них, апостольскими изречениями, которые, по-видимому, заключают в себе обвинение закона, а на самом деле особенно возвышают его и показывают, что он есть вещание божественное и свыше пришедшее. И это было делом премудрости Духа, что обвинители закона, прельщенные готовым изречением, невольно и неведомо приняли защиту, написанную в пользу его, чтобы если они захотят видеть истину, то имели в этом изречении руководство для себя, а если останутся в неверии, то не имели бы уже никакого прощения, как неверующие ко вреду своего спасения и тому, чему они по-видимому веруют. Итак, где новый завет говорит, что один законоположник его самого и ветхого? Во многих и в разных местах; но мы пока постараемся привести отрывок, и у манихеев сохраняющийся еще и теперь. Какой же он? "Скажите мне вы, желающие быть под законом: разве вы не слушаете закона?", говорит апостол, "ибо написано: Авраам имел двух сынов, одного от рабы, а другого от свободной" (Гал.4:21,22)? Услышали еретики слова: "одного от рабы", и тотчас воспользовались ими; они думали, что эти слова - обвинение закона и, отрезав их от связи с прочими, удерживают, как одобряющие их. Мы же покажем из этого отрывка, что один законоположник. "Авраам имел двух сынов, одного от рабы, а другого от свободной. В этом есть иносказание" (Гал.4:22,24). Что значит: "иносказание"? События ветхого завета были прообразами событий завета благодати: как там две жены, так здесь два завета. Во-первых, в этом он показывает сродство нового завета с ветхим, когда этот был прообразом того; прообраз не противоположен истине, но сроден ей. Если бы Бог ветхого завета был противоположен Богу нового, то ветхий не мог бы прообразовать этими женами преимущество нового завета; а если бы он и прообразовал, то Павлу не следовало пользоваться этим прообразом. Если же скажут, что Павел сделал это, снисходя к немощи иудеев, то ему нужно было бы, проповедуя и эллинам, вводить эллинские образы, и напомнить об исторических событиях, бывших у эллинов. Однако он не делал этого, - и весьма справедливо, потому что эти события не имели ничего общего с истиной, а иудейские суть Божии вещания и законы; поэтому ветхозаветное и имеет великое сродство с новым заветом.