Специальность – хирург - Яков Цивьян

Живой интерес к окружающему, к моей специальности, от которой ранее он был весьма далек, к судьбам окружающих его больных людей, к возможностям моей специальности – вот что характеризовало Бориса Александровича. Он вникал в детали, подробно и, пожалуй, порой дотошно расспрашивал меня о возможностях излечения того или иного из своих соседей, о перспективах их приспособления к жизни, о возможности устранения слишком броских, внешне проявляющих себя признаков болезни, столь характерных для моих ортопедических пациентов. Его интересовало все. И причины наших ортопедических болезней, и частота этих болезней, и судьбы людей, и процент излечимости, и способы и методы лечения, и все прочее.

Несмотря на собственную болезнь, которая, несомненно, беспокоила его и своими чисто физическими проявлениями и особенно перспективами на будущее, на реальность излечения, он принимал самое живое участие в судьбах своих теперешних «коллег» – моих пациентов. Он даже пытался выступать посредником между отдельными из них и мною, теми, которым в силу целого ряда совершенно объективных причин, для пользы их здоровья, я отказал в ненужной им, с моей точки зрения, операции или каком-либо другом методе лечения, которых они добивались во что бы то ни стало. С завидной настойчивостью и убежденностью он доказывал мне их правоту в стремлении добиться любого, пусть самого малого улучшения в своем состоянии, в внешнем облике, в стремлении приблизиться к внешнему виду обычных людей. Все мои доводы против не убеждали его. В этом я усматривал подсознательную защиту им – больным человеком – себя, подсознательное стремление повлиять на меня не только в отношении судьбы своих соседей, но и своей собственной, судьбы больного человека, ждущего излечения и стремящегося к нему. Он жил тревогами своих товарищей по несчастью, их нуждами, их заботами. Постоянно вокруг него группировались мои больные, мои пациенты. Видимо, они искали у него совета, поддержки, а то и утешения.

Будучи весьма живым и общительным человеком, Борис Александрович быстро перезнакомился почти со всеми сотрудниками и врачами клиники. Каждый из них считал своим долгом попроведать его, зайти к нему в палату, перекинуться с ним словом, спросить о самочувствии, здоровье. Каждый стремился быть ему чем-то полезным, помочь ему – своему «однополчанину», попавшему в беду.

А время шло. Заканчивалось клиническое обследование больного – решалась судьба человека, моего товарища по профессии, судьба врача нелегкой специальности – онколога, специалиста по лечению больных с опухолями, среди которых- большое количество больных с опухолями злокачественными, излечиваемыми далеко не всегда.

Данные обследования были весьма неутешительными. Все больше и больше мой диагноз склонялся в сторону самого неблагоприятного – в сторону метастаза опухоли в теле шейного позвонка.

Злокачественные опухоли страшны тем, что они прорастают безудержно в окружающие ткани, не ведая ни препятствий, ни границ, обладают свойством рассеиваться из места своего возникновения по другим органам и тканям организма заболевшего человека. Это рассеивание – метастазирование – может возникнуть довольно рано, когда еще сама первичная опухоль никак не проявляет себя. И больной человек может погибнуть от метастаза, а очаг первичной опухоли так и не проявит себя клинически. Больше того – специальным целенаправленным поиском и обследованием, порой довольно длительным и трудоемким, обнаружить этот первичный очаг так и не удается. Обычно метастазы бывают множественными. Развиваясь из опухолевых клеток, занесенных в здоровые ткани и органы человека, они быстро превращаются в очаги опухолевых процессов, которые разрушают ткани и органы и своими продуктами жизнедеятельности отравляют организм больного. Если такой метастаз попадает в кости скелета, а для целого ряда злокачественных опухолей кости скелета – излюбленное место, то, разрастаясь, такой метастаз разрушает костную ткань и приводит к возникновению патологического перелома. Позвонки – одно из наиболее частых мест, куда метастазируют – переносятся клетки многих злокачественных опухолей, таких, как рак желудка, рак легких, гипернефроидный рак (рак надпочечниковой железы), и некоторые другие.

Вот наличие такого метастаза в теле шестого шейного позвонка и заподозрил я у Бориса Александровича. Первичная опухоль предположительно находилась в одном из надпочечников. Такая опухоль легко и быстро метастазирует, что равносильно смертному приговору!

Так что же, на этом – все?

Согласиться с ужасной действительностью и отказаться от попытки помочь Борису Александровичу? Или хотя бы окончательно убедиться в характере его болезни? Ведь бывают же ошибки?!

Есть еще один немаловажный момент, который заставляет меня подвергнуть Бориса Александровича оперативному вмешательству. Он врач. Он многое понимает, несмотря на ту «защитную слепоту», о которой я говорил. Отказ от операции может открыть ему глаза на его истинное состояние. Он может все понять и отчаяться.

Значит, операция необходима, во-первых, для того, чтобы окончательно убедиться в характере болезни Бориса Александровича, во-вторых, из чисто моральных, психологических соображений, для того, чтобы Борис Александрович не понял реальной действительности. Очень важно сохранить его уверенность. Иначе оставшиеся месяцы жизни будут непереносимы. Они превратятся в дни и ночи, полные дум о близкой гибели, о смерти…

К сожалению, операция подтвердила самые худшие предположения. В тканях, удаленных во время операции, под микроскопом были обнаружены ужасные своим совершенством и красотой, если такой термин применим к ним, крупные округлые клетки гипернефроидного рака…

Это был смертный приговор…

Я полностью убрал пораженное тело позвонка, а также по одному смежному. Дефект заменил костной тканью, взятой из тазовой кости пациента. То есть я сделал все так, как поступил бы в том случае, если бы у Бориса Александровича была опухоль, поддающаяся лечению. Этим самым, несомненно, будут облегчены последние недели его жизни, так как удаленный метастаз в теле позвонка не сдавит шейный отдел спинного мозга и не вызовет раннего паралича. Это одно важное обстоятельство. Но не единственное. Второе – не менее важное. За время пребывания в клинике Борис Александрович постиг многие детали оперативного лечения моих больных. Из его постоянных вопросов и расспросов я сделал вывод о том, что из чисто внешних признаков проведенной операции он делает выводы о характере болезни у того или иного оперированного пациента, о степени радикальности произведенной операции. И все это делается для того, чтобы в последующем по этим внешним признакам оценить свое собственное состояние, попытаться понять характер своей болезни. Если все эти внешние детали полноценности оперативного вмешательства он не обнаружит у себя после операции, он обязательно будет анализировать причины. Он может прийти к совершенно правильному выводу о неизлечимости своей болезни. И тогда – ужасные дни и ночи, полные дум и мыслей о неизбежности…

Борис Александрович поверил моей неправде. Он поверил, что его заболевание не представляется раковым и неизлечимым, что операция подтвердила наличие совершенно безобидной доброкачественной опухоли в теле шейного позвонка, что в процессе операции эта опухоль была полностью удалена, что после операции он начнет поправляться и со временем опять станет совершенно здоровым человеком.

Жена Бориса Александровича, которая все время была с ним, от меня узнала о драматичности данных, полученных в результате исследования операционного материала… Такова тяжелая участь близких безнадежно больного человека…

Через три недели после операции Борис Александрович встал на ноги. Он чувствовал себя хорошо. Беспокоившие его до операции боли исчезли. Полный оптимизма и веры в будущее, он уехал к себе домой, в свой большой южный город…

Прошло четыре месяца. За это время сведения о состоянии Бориса Александровича были благоприятными. Однако, по понятным причинам, каких-либо иллюзий я не строил. Как-то вечером раздался звонок междугородной телефонной станции. Когда я поднял трубку, телефонистка сказала, что со мной будет говорить город Н. Тот город, в котором жил Борис Александрович… Сердце мое дрогнуло в предчувствии наступающей развязки…

Жена Бориса Александровича сказала, что внезапно в его состоянии наступило ухудшение, что он очень просит меня приехать к нему, что без меня не решается даже на смену повязки…

В аэропорту меня встретили жена и дочь Бориса Александровича. По дороге в город я узнал, что дочь – студентка медицинского института, невеста, свадьба предполагалась в ближайшие дни и отложена из-за ухудшившегося состояния отца.

Бориса Александровича я застал в постели в своем кабинете – одной из комнат большой, благоустроенной и хорошо обставленной квартиры. От всей квартиры, от обстановки, я бы сказал от атмосферы, в которой жил Борис Александрович, веяло материальным достатком и благополучием. И вот он, такой большой, такой красивый, приятный, добрый, благожелательный к людям, лежит распластанным и неподвижным среди этого материального благополучия и достатка…