Искусственный интеллект - Ник Бостром

Может возникнуть вопрос, а будет ли такая перевернутая меритократия стабильной? Если окажется, что мотивация значительного количества сверхразумных агентов нарушена, и люди, отвечающие за проект в целом, попытаются «откатить» часть улучшений, окажется ли эта институциональная структура достаточно прочной для того, чтобы выдержать сопротивление, вызванное этим шагом? В контексте исторических и современных человеческих обществ ответ, скорее всего, будет отрицательным. (Нельзя сказать, что к власти приходят только самые способные люди, но и сказать, что нами в прямом смысле управляют шимпанзе, тоже нельзя.) Однако этот вопрос оказывается гораздо более сложным, когда общество представляет собой совокупность компьютерных программ31.

Представьте цифровую иерархию, в которой на каждых двух пролетариев приходится по одному хорошо обученному полицейскому агенту. А на каждых двух обычных полицейских агентов — один специальный полицейский агент. Еще есть специальный специальный полицейский агент на каждых двух просто специальных — и так далее, так что над каждым уровнем контролеров имеется уровень с как минимум в два раза меньшим количеством контролеров. Представьте также структуру этого общества, при которой контролер обладает большими полномочиями в отношении подконтрольных ему агентов. Например, может видеть и записывать все, что они говорят и делают, как если был бы скрыт от них зеркальным стеклом — из-за этого стекла подконтрольные агенты получают лишь приказы и инструкции, которые отбирал сам контролер. Еще нужно представить, что перед каждым контролером есть приборная панель с кнопками, нажимая которые он может в любой момент соответственно наказать, вознаградить, поставить на паузу, удалить или вернуть в предыдущее состояние своего подконтрольного агента. Благодаря этим возможностям власть агента-контролера выходит далеко за исторические рамки того, что встречалось даже в наиболее тоталитарных организациях.

Но даже этим инструменты контроля не исчерпываются. В распоряжении контролеров могут иметься реалистичные симуляторы виртуальной реальности, которые они могут использовать для моделирования гипотетических сценариев, чтобы провоцировать подконтрольных агентов и изучать их реакции (например, предлагать принять участие в заговоре или немного расслабиться, уверяя, что их никто не видит). Кроме того, контролеры могут «влезать в умы» подконтрольных агентов, подслушивая их внутренние монологи и напрямую манипулируя их эмоциональным состоянием.

То есть у контролера имеется огромное преимущество32. Но каждый контролер является подконтрольным агентом другого контролера более высокого уровня, который, в свою очередь, наблюдает за каждым его шагом и следит, чтобы он не ослаблял усилий в деле исполнения своих контрольных функций. Таким образом, продуманная структура может быть стабильной даже в том случае, когда интеллектуально контролеры на всех уровнях иерархии слабее тех, кого контролируют33. И всю эту структуру, включающую множество сверхразумных агентов, может контролировать небольшое количество людей с административным доступом34.

Издержки, связанные с такой структурой внутреннего контроля, могут быть значительными, но не запредельно высокими. Например, в модели, где на каждом уровне членов в два раза меньше, чем уровнем ниже, издержки на дополнительные вычисления ограничены всего лишь ста процентами от того, что требуется для «пролетарской» части системы, — или даже меньшей величиной, если более глупый босс требует меньше вычислений в расчете на субагента. За счет увеличения этого показателя можно усилить контроль, за счет понижения — уменьшить издержки. Дополнительные вычислительные издержки будут главным фактором при сценарии конкурентного рыночного мира (см. главу 11), но в контексте проекта, не имеющего сильных непосредственных конкурентов, их роль довольно умеренная. Также потребуются затраты времени разработчиков на создание и тестирование всего этого контрольного функционала. Их можно снизить, если в рамках обладающего большими ресурсами проекта распараллелить работу над контрольной структурой и самим искусственным интеллектом; но их тяжесть будет непомерной при небольших проектах и проектах, участвующих в напряженной технологической гонке.

Также заслуживает внимания еще один тип издержек в структурах такого рода — риск проявления преступной безнравственности35. Описанная нами институция выглядит как страшный северокорейский трудовой лагерь. Однако возможности ослабить этические проблемы, связанные с его работой, есть даже в том случае, когда составляющие его субагенты являются эмуляторами­ с моральным статусом, соответствующим человеческому. В самом крайнем случае он может быть основан на добровольном участии в нем. Причем у каждого субагента должно быть право в любой момент прекратить свое участие36. Стертые имитационные модели могут храниться в памяти с обязательством восстановить их в более подходящих условиях, когда минует опасная стадия взрывного развития интеллекта. Тем временем субагенты, решившие участвовать в системе, могут размещаться в очень комфортабельных виртуальных условиях и иметь достаточно времени для сна и отдыха. Эти меры также предполагают затраты, которые, однако, вполне по силам проекту, обладающему большими ресурсами и не имеющему прямых конкурентов. Но в высококонкурентной среде эти расходы могут быть неприемлемыми — утешит лишь уверенность, что конкуренты их тоже несут.

В нашем примере мы предположили, что субагенты являются эмуляторами, то есть имитационными моделями головного мозга человека. Может возникнуть вопрос: потребует ли метод институционального конструирования, чтобы субагенты были антропоморфными? Или он равноприменим к системам, состоящим из искусственных субагентов?

Возможный скепсис в этом вопросе понятен. Известно, что несмотря на весь наш огромный опыт наблюдения за агентами-людьми, мы до сих пор не в состоянии предсказывать начало и исход революций: социальные науки могут в лучшем случае описать некоторые их статистические закономерности37. А поскольку мы не можем надежно предсказывать стабильность социальных структур, состоящих из обычных человеческих существ (о которых знаем так много), возникает соблазн заключить, что у нас нет надежды выстроить стабильные социальные структуры для когнитивно улучшенных человекоподобных агентов (о которых мы не знаем ничего), и тем более для ИИ-агентов (которые даже не похожи на агентов, о которых мы что-то знаем).

Однако все не так уж плохо. Люди и человекоподобные субъекты чрезвычайно сложны, в то время как искусственные агенты могут иметь сравнительно простую архитектуру. У искусственных агентов также может быть простая и явно задаваемая мотивация. Более того, цифровые агенты в целом (и эмуляторы и ИИ) поддаются копированию: это преимущество способно вызвать революцию в управлении, как взаимозаменямые комплектующие вызвали революцию в производстве. Эти отличия в сочетании с возможностью работать с агентами, которые вначале бессильны, и создавать институциональные­ структуры, в которых используются перечисленные выше методы контроля, могут сделать возможным получение нужного институционального результата — например, системы, в которой не будет революций, — причем с большей вероятностью, чем в случае с людьми.

Впрочем, нужно сказать, что у искусственных агентов могут отсутствовать многие свойства, знание которых позволяет нам прогнозировать поведение человекоподобных агентов. Им не нужно иметь никаких социальных эмоций, которые определяют человеческое поведение, таких как страх, гордость и угрызения совести. Им не нужны дружественные и семейные связи. Им не нужен «язык тела», который не позволяет нам, людям, скрыть свои намерения. Эти факторы могут дестабилизировать организации, состоящие из искусственных агентов. Более того, такие агенты способны совершать большие скачки в когнитивной производительности в результате внешне незначительных изменений в их алгоритмах или архитектуре. Безжалостно оптимальные искусственные агенты будут готовы пускаться в такие рискованные авантюры, результатом которых может стать сокращение размеров человечества38. А еще агенты, обладающие сверхразумом, смогут удивить нас способностью координировать свои действия, почти или совсем не связываясь друг с другом (например, посредством внутреннего моделирования гипотетической реакции партнеров на различные обстоятельства).

Эти и другие особенности повышают вероятность внезапного краха организации, состоящей из искусственных агентов, невзирая даже на, казалось бы, пуленепробиваемые методы социального контроля.

Итак, пока неясно, насколько многообещающим является метод институционального конструирования и будет ли он более эффективным в случае антропоморфных, нежели искусственных, агентов. Может показаться, что создание института с адекватной системой сдержек и противовесов повысит нашу безопасность — или по крайней мере не снизит ее, — поэтому с точки зрения снижения рисков данный метод лучше применять всегда. Но на самом деле даже это нельзя сказать с определенностью. Использование метода повышает сложность системы, создавая тем самым новые возможности для неблагоприятного развития ситуации, которые отсутствуют в случае агентов, не имеющих в качестве составляющих интеллектуальных суб­агентов. Тем не менее метод институционального конструирования заслуживает дальнейшего изучения39.