Коллекция королевы - Ан Ци
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь часто можно встретить озёра без всякой котловины. Эти озёра больше всего любят линяющие гуси, так как по их берегам много сочного корма. Линные гуси оказались и здесь. Маленький отряд находился от озера ещё на расстоянии километра, а они уже заметили людей и, словно по команде, устремились на середину озера и сбились там в плотную стаю. В ней было не менее двухсот птиц — большей частью белолобые казарки и немного гуменников. Решевский сделал несколько удачных выстрелов, и их продовольственные запасы пополнились дичью. Лиза с отцом ощипали и выпотрошили добычу, а потом подкоптили её над костром. Петька только крякал.
Он мялся и маялся без дела, пока остальная троица ловко, без лишней суеты развела огонь, когда рыли естественный погреб в снежном забое под береговым обрывом ручья, чтобы сложить на время дичь. Замечаний ему никто не делал. Кирилл только неодобрительно поглядывал на парня, но ни проронил ни слова.
Пора было искать место для ночлега. Они остановились в долине ручья на прибрежной гальке под обрывом. Из больших камней сделали очаг и поставили палатку. На следующий день Тимофей собирался обойти свои ловушки и оставить их на несколько дней одних. Кириллу казались, что Петю радует эта перспектива.
Пока варился ужин и кипятился чай, весь небосклон затянула серая пелена дождевых облаков. После еды всех стало клонить ко сну, и Кирилл бросил Петьке:
— Не забудь, завтра ты дежурный. Подъём в семь часов. Сваришь манную кашу и какао. Лиза тебе сейчас выдаст продукты. Поставь будильник. Вопросы есть?
Рыжий вздохнул, исподлобья глянул на Лизу и, пробормотав, «окей», двинулся за ней получать крупу, банку сгущёнки и прочий припас. Через час все мирно уснули. Дождь, зарядивший на всю ночь, монотонно барабанил по палатке и быстро убаюкал усталого Бисера.
Он же его и разбудил. Палатка протекала — кто-то нарушил железное правило не трогать крышу.
Кирилл выбрался наружу. Дождь тем временем прекратился. Он развёл костёр и пристроил спальник сушиться на «подсобных» камнях. Вскоре вылезли Лиза и Тимофей. Один Петро спал сном праведника. Тимофей сбегал к ручью умыться и устроился у воды так, что его было видно от места привала. Он наклонился, почистил зубы, потом собрался облиться до пояса из котелка, как вдруг, повернувшись к остальным, призывно замахал руками, одновременно жестикулируя и приложив палец к губам.
— Пап, посмотри, Тима что-то заметил и хочет нам показать. Пойдём тихонечко, — потянула отца за руку Лиза.
Сцена на берегу, определённо, стоила того, чтобы поспешить к воде. Маленький, не больше воробья, кулик-плавунчик, обладатель крохотных, величиной с напёрсток, птенцов, вел их к воде. Ему следовало научить детей плавать. Инстинкт безошибочно вёл куличка к ручью, но тут их ждало горькое разочарование. Путь преграждал высокий снежный обрыв. Преодолеть препятствие птенцы не могли.
Взрослый кулик долго беспокойно бегал по обрыву, но спуск не нашел. Тогда он повернулся и увёл малышей обратно в тундру. Люди с умилением смотрели на смелую птичку, стараясь её не напугать.
— Я вам ещё не то покажу. Здесь есть ржанки, лапландские подорожники и хищники тоже. Например, поморники, — прошептал Тимофей.
— А я о совах мечтаю! — сказала девушка. — Чем больше леммингов, тем больше сов!
— Люди, а я мечтаю о манной каше, есть охота. Как там наш повар? — Бисер глянул на поскучневшую разом Лизу и рассмеялся.
— Не огорчайся, Лизок. Давай дадим ему ещё немного времени на подготовку. Лиза Петьку жалеет, — пояснил он орнитологу.
— Я, признаться, и злюсь иногда, — девушка, опустив голову, подкинула камушек носком ботинка. — Вчера вот Петрусь снова только глазел и не помогал.
— А ещё он слопал остатки от обеда третьего дня. Или… когда это было? Помню — макароны с тушёнкой. Ты тогда, Тим, ушёл гнёзда обследовать, потому и не знаешь. Мы хотели этим поужинать, все устали, промокли. Разогрели б на примусе, ан нет…
— Понимаешь, Тимоша, мы с папой пошли ставить палатку и надувать матрасы и сказали ему, чтобы примус разжёг.
— А он не умеет с примусом, но не признаётся, — наперебой начали рассказывать папа с дочкой.
— Пап, это он перед тобой петушится.
— Ох, Лиз, а перед тобой?
— Да ладно, не важно. В общем, Тим, мы приходим — примус холодный… Как сосулька. Котелок, естественно, тоже. Но разница налицо. Примус — закопчённый. Правда, снаружи. Зато котелок блестит, правда, внутри, — развёл руками Кирилл.
Все трое шли, не торопясь, вдоль берега, глядя на воду. Время двигалось к восьми, и пора было возвращаться. Они помолчали. Затем Лиза тихо сказала.
— Я одного не могу понять. Казалось бы, Петька эгоист. Ему на нас наплевать. Но папу он тихо обожает, это видно. А обо мне на даче заботился — творог, орехи, фрукты таскал!
— Правильно, но теперь он голодный. И думает в первую очередь о себе. Не будем спешить! Любое воспитание и обучение требует времени. Ладно, топаем к дому. Надеюсь, хоть костёр не погас.
Они повернулись и быстрым шагом направились к палатке.
Костёр, слава богу, горел исправно. Маленький котелок — какао? Бурлил над огнём. Другой стоял уже на камнях, а Рыжий в замешательстве медленно помешивал в нем половником.
— Готово? Отлично, — потёр руки Тимофей. — Мы все голодные как чайки. Давай сюда миски, я положу всем кашу, а ты отдохни. Ты ж поработал?
Он наклонился над котелком, взял у Пети половник, зачерпнул и недоуменно поднял глаза. Варево трудно было назвать кашей. В голубоватой от разведённого молока жидкости плавал один большущий комок и несколько его младших братьев поменьше. Тима надавил на комок половником, он развалился. Внутри оказалась совсем сырая крупа.
— Петь, расскажи мне, будь другом, как варят манку? — спросил спокойно Кирилл.
— А… это… сначала воду кипятят, а потом, как бы… надо эту… крупу сыпать, манку! И сахар! Всю сразу? — невинно осведомился Решевский.
— Ну ясно! Чего тянуть? — Рыжий был рад, что Лиза молча смотрела в сторону, словно всё это её не касалось.
— Да… Тянуть, верно, нечего, «Это» отдай собаке, — подытожил Кирилл. — Давай варить, все голодные.
Глава 46
Слава Телотта уже гремела по всей Европе Ему делали заказы из Мюнхена и Дрездена, Вены и Праги. Даже из самого Парижа — хоть там были свои прекрасные мастера.
