СОКОЛ и ЛАСТОЧКА - Борис Акунин

Никаких иных сомнений у Летиции, похоже, не возникло.

– Хорошо, милый, – молвила она, поднимаясь. – Я только прощусь с прошлой жизнью.

И направилась к капитану с монахом. Шаги её были лёгкими, совсем не такими, как прежде. Меня бы не удивило, если б моя питомица вдруг взяла и взлетела. Я даже сам поднялся в воздух, чтобы оказаться рядом, если подобное произойдёт. Знаете, как говорят у нас в Японии: «где одно чудо, там и другое».

– Я остаюсь. С ним. – коротко объявила Летиция.

Капитан проворчал:

– Какой сюрприз. Кто бы мог подумать.

Удивлённым он не казался. Я и раньше замечал, что Жан-Франсуа Дезэссар вовсе не такой чурбан, каким кажется.

Да и отец Астольф не выказал особенного изумления.

– Ах, тут вот что… – Он перекрестил Летицию, потом перекрестился сам. – Господь никогда не перестаёт поражать меня неисповедимостью Своего промысла. Я знаю, Он не оставит вас. Но что могу сделать для вас я, дочь моя? Хотите, я соединю вас нерушимыми небесными узами? Это в моей власти.

– Только побыстрей, а? Без лишних церемоний, – попросил капитан. – Раз-два, объявляю мужем и женой, в радости и в горе, пока смерь не разлучит – и готово. Я всё же не теряю надежды догнать эту скотину Логана. Четверть часа, и ни минутой больше.

– Спасибо, святой отец. – Девочка рассмеялась. – Не надо нас венчать. Наш союз и так нерушим, мы никуда друг от друга не денемся. А ваши четверть часа, господин Дезэссар, я лучше потрачу на другое.

Она побежала к ялику, где, среди прочих вещей, лежала кожаная сумка мэтра Салье.

Достав оттуда перо, бумагу и переносную чернильницу, Летиция села писать письмо. Луна светила ей ярче, чем сотня канделябров.

Я, конечно, подглядел. А как же?

Письмо было адресовано Беттине Мёнхле.

Завершив прощание с прежней жизнью, Летиция свернула листок и передала капеллану. Этот в чужие письма нос совать не станет.

Расставание было скомканным – очень уж капитан торопил отца Астольфа.

Шлюпка ударила вёслами по воде, матросы снова завели свою балладу, но я уже знал её дурацкую концовку и не слушал.

Никогда ещё не ощущал я такой полноты жизни, как в эту минуту, под ровным светом ночного светила.

Что-то блеснуло на песке.

Это был роковой алмаз. Летиция его выронила. Я хотел криком привлечь её внимание, а потом подумал: зачем?

Кому нужны в раю розовые алмазы? Чем они лучше мириада прекрасных раковин, которыми усеяны эти берега? От раковин больше проку – ими, например, можно зачерпнуть воды.

Летиция и Грей сидели на песке рядом, обняв друг друга за плечи, и о чём-то тихо говорили.

Я не подслушивал. Мысли мои были печальны.

Мне ниспослан Дар Полной Жизни. Это значит, что я переживу их обоих. Я останусь с тобой, моя девочка, и с тобой, Руперт Грей, пока смерь нас не разлучит. Но сначала мы все долго-долго будем счастливы. Так к чему же умирать раньше смерти? Тем боле, никто ведь толком не знает, что она такое и есть ли она вообще.

КРУИЗНЫЙ ЛАЙНЕР «СОКОЛ»

(продолжение)

Совещание кладоискателей

– А русские не сдаются, – с тяжёлым вздохом молвил Николай Александрович, пожимая руку мисс Борсхед и думая при этом: «старый осёл молодого везёт».

На террасу вылетел большой благородный японец и заполоскал крыльями над тётей и племянником, будто то ли благословлял их неустрашимость, то ли, наоборот, призывал образумиться.

Однако древняя мудрость гласит: когда решение принято, сомнения превращаются из блага во зло.

– Джентльмены, прошу перейти сюда, – позвал Николас остальных. – Здесь нас никто не подслушает.

И началось производственное совещание, которое в связи с пугающей находкой уместнее было бы назвать военным советом.

Синтия выглядела подавленной, Миньон беспокойно озирался, даже сангвиник Делони словно сдулся. Как-то само собою вышло, что роль председателя пришлось взять на себя Нике.

До чего же изнежены жители благословенного Запада, подумал он. Как уверенно они себя чувствуют в устоявшейся системе координат, где властвует благоразумный Порядок, и как мгновенно повергает их в панику даже мимолётное дуновение неконтролируемого Хаоса. Когда-то и баронет Фандорин был таким же. Но поживи-ка в матушке-России лет тринадцать-четырнадцать. Шкура задубеет, нервы укрепятся. Ко всякому привыкнешь.

Удивительней всего было то, что обнаружение враждебного присутствия (именно так, в сущности, следовало дефинировать случившееся) испугало магистра лишь в первую минуту. Теперь же, взяв себя в руки, он ощущал явственный прилив энергии, а внутри урчал, потягивался и слегка скрёб коготками разбуженный котёнок азартного предвкушения. Значит, непредсказуемость и опасность мне по душе? – поразился Николай Александрович. Неужели именно этого мне недоставало последние три года – со времён безумной погони за пропавшей рукописью Фёдора Михайловича? Есть специфическая категория людей, которых называют «адреналиновыми наркоманами». Эти чудаки закисают без острых ощущений и, чтобы почувствовать полноту жизни, должны прыгать с парашютом, лазить на Эверест или спускаться по горным рекам на плотах. Себя Фандорин никогда не причислял к подобным психопатам. Быть может, напрасно?

Тётя сидела в своей каталке. Делони опустился в шезлонг, Миньон в плетёное кресло. Других посадочных мест на террасе не было. Вместо того чтоб принести стул из каюты, Ника поступил лихо: сел на перила. Мысль о том, что за спиной пустота и, если корабль качнётся на большой волне, вниз лететь метров тридцать, только усиливала праздничное щекотание в груди.

– Мы знаем, что наша затея кого-то сильно интересует. Будем начеку, только и всего. – Нике самому понравилось, как он это сказал – просто и мужественно. – Мы действуем легально, законов не нарушаем. Пусть нервничает тот, кто за нами следит.

Ему показалось, что это замечание не слишком ободрило слушателей, но решил дальше в тему не углубляться.

– Не позволим этому обстоятельству сбить нас с главного: поисков клада. Пусть каждый из партнёров сохраняет свою тайну, это ваше и наше право. Однако дополнительная ясность всё же необходима. Подам пример открытости. – Он искоса взглянул на Синтию, она напряжённо слушала. Делони с Миньоном – те и вовсе подались вперёд. – У нас с мисс Борсхед есть два документа, написанных человеком по имени Эпин особе, отдалённо связанной с родом Фандориных. В одном из писем дана инструкция, как добраться до тайника. Но инструкция эта, во-первых, зашифрована, а во-вторых, неполна, ибо первая страница письма не сохранилась.

Компаньоны пришли в волнение.

– Как это «неполна»?! – вскричал джерсиец. – Как это «не сохранилась»?!

– Ваше заявление противоречит духу и букве заключённого соглашения! – присоединился к протесту француз.

– На первой странице, очевидно, сообщалось, как выйти к пещере, – на ходу сымпровизировал Ника, спасая ситуацию. – Иначе зачем бы нам понадобилась ваша помощь? Мы обошлись бы собственными силами. А что касается шифра, то я его практически разгадал. Мне просто нужно оказаться на месте, возле входа в пещеру.

Тётя одобрительно кивнула. Остальные двое молча смотрели на Фандорина.

– Что ж, – зловеще произнёс нотариус, – верим на слово. Однако напоминаю: в случае невыполнения обязательства найти тайник ваше поведение будет трактоваться как злонамеренное нарушение доверия партнёров. Дальнейшее разбирательство будет происходить в суде.

– Вы лучше о «жучке» вспомните, – огрызнулся Николас. – Есть такое русское слово razborka. Оно тоже подразумевает разбирательство, но отнюдь не в суде, а на плэнере, с применением насилия. Очень возможно, что разбираться будем не мы между собой а некто посторонний со всеми нами. Так что, джентльмены, давайте жить дружно и не пугать друг друга. Иначе предлагаю разбежаться. Возможно, в данных обстоятельствах это самое мудрое решение.

Его поддержал Делони:

– Заткнитесь, Минни! Ник прав, нам надо быть вот так. – Он плотно сложил два толстых пальца, на одном из которых сверкнул перстень. – Держаться вместе, по-товарищески. На кону такой куш! Двадцать миллионов баксов!

– Сколько-сколько?! – хором воскликнули тётя с племянником.

– Это Мини подсчитал. Он по части бухгалтерии дока. Расскажите им, старина.

Нотариус улыбнулся – кажется, впервые за всё время, что Ника наблюдал этого человека. Улыбка у него была кривоватая, в половинку сухого рта. Должно быть, мышцы, отвечающие за весёлость, несколько атрофировались от редкого использования.

– Мой предок Бастьен-Кристоф Салье оставил довольно точное описание сокровища, – с удовольствием начал рассказывать Миньон. – Согласно его сведениям, добыча, захваченная во время рейда на Сан-Диего, оценивалась в 250 тысяч испанских дублонов. По тогдашнему курсу это десять миллионов французских ливров. Для перевода данной суммы в современный денежный эквивалент этих сведений недостаточно, поскольку из описания неясно, какую часть составляло золото, а какую серебро. Как известно, стоимость этих благородных металлов с тех пор изменилась неодинаково. На рубеже семнадцатого-восемнадцатого веков золото оценивалось всего в 15 раз дороже. Однако с развитием технологии извлечения серебра из различных руд соотношение кардинально изменилось. Я внимательно слежу за коэффициентом. На вчерашний день он составлял 83,7:1. – Нотариус безо всякого затруднения называл цифры по памяти, как-то особенно вкусно их проговаривая. Сразу было видно: человек в своей стихии. – Но трудность в подсчёте современной стоимости клада меня не смутила. Я обратился к испанским источникам и довольно точно сумел восстановить размер и состав контрибуции, изъятой английским корсаром Джереми Праттом в Сан-Диего.