Малая война. Организация и тактика боевых действий малых подразделений - Анатолий Тарас

В мемуарах партизанских лидеров (Ковпака, Базымы, Вершигоры) нехотя и вскользь упоминается об «участившихся стычках с егерями». Вот так они и выглядели, эти стычки…

Егеря работают изощренно, днем и ночью, в любую погоду. О них уже знают. Призрачны и страшны они в лохматых камуфляжах и неуловимы, как тени. В лесу поселяется страх. Выйти на диверсию, на разведку, принять человека из города становится проблемой. Уже не крестьянин сидит в засаде на кого-то, а сидят на него самого. По лесу спокойно не пройдешь, если не напорешься на нож, то на мину наскочишь обязательно. И пуля из бесшумного оружия вылетает неизвестно откуда. И люди пропадают. Егеря не принимают открытого боя и выследить их нельзя. Люди натренированные, где живут, что едят, когда спят — неизвестно, чутье у них звериное, сами выслеживают кого угодно. Получается партизанская тактика наоборот — только теперь в пластичном контакте работают с ними, с партизанами.

По наводке егерей по базам партизан уверенно работает авиация и артиллерия. Собранные разведданные позволяют осуществлять в лесу войсковые операции крупными силами. В населенных пунктах ликвидируется партизанское подполье. Наступает информационная блокада. Партизанские базы отрезаются от источников снабжения. Действия спецгрупп, авиации, артиллерии и сводных батальонов егерей создают для вооруженной оппозиции невыносимые условия. Война для крестьянина теперь уже не развлечение, а тяжелый и страшно опасный труд. При отсутствии продовольствия, курева и реальных побед падает боевой дух. Воевать приходится вдали от дома. Страшна неизвестность. Психика крестьянина всего этого не выносит. После истеричного всплеска эмоций следует психологический перелом — начинается дезертирство. Боевики разбредаются по селам, где их выявляют оперативным путем. А те, кто остался, заблокированные, без поддержки извне, без патронов и продовольствия, усталые и завшивленные, вынуждены уходить в труднодоступные районы. Чаще всего от голода они начинают грабить все то же сельское население, в тяжелое время забирая последнее. Случается, бесчинствуют в отношении женщин.

Это переломный момент, когда крестьяне прекращают поддерживать сопротивление, руководители которого к тому времени уже не представляют никакой политической силы, кроме самих себя. Пользуясь ситуацией, правительственные спецслужбы создают вооруженные подразделения самообороны из местных жителей и, более того, выставляют гарнизоны для защиты населения от грабежей и произвола. Так, на территории Западной Украины уже в сентябре 1944 года действовали 203 строевых истребительных отряда, которые наравне с войсковыми частями НКВД принимали участие в ликвидации националистического движения ОУН-УПА. Там же, в населенных пунктах были организованы 2947 вооруженных групп самообороны, эффективность которых трудно переоценить. В других областях СССР, где в военные и послевоенные годы разбойничали сбившиеся в банды уголовники и вооруженные дезертиры, обученная и вооруженная молодежь допризывного возраста с интересом принимала участие в облавах и прочесываниях лесных массивов, проводимых милицией и НКВД.

Следующий шаг правительства — объявление амнистии. Дезертирство в оппозиции принимает массовый характер (по амнистиям в период с 1944 по 1953 годы добровольно сдались властям 76 тысяч боевиков ОУН-УПА, получили прощение даже те, на ком была кровь). То, что остается, уже трудно назвать сопротивлением. Остаются вожаки, одержимые навязчивой идеей, которые судорожно пытаются поправить ситуацию. Участники оппозиции удерживаются ее руководством от сдачи властям методами репрессий и уничтожения колеблющихся. Устанавливаются связи с уголовными формированиями. Бандиты — реальная сила, и оппозиция пытается взять их под свой контроль или хотя бы наладить с ними обоюдовыгодные контакты. Одновременно углубляется конспирация, увеличивается взаимное недоверие и подозрительность. Это истекает из психологической закономерности: чем энергичнее лидер, тем больше у него жажда жизни — его собственной жизни. Убедившись в необратимости хода событий, многие партизанские командиры и криминальные главари задумываются, как жить дальше. И единственный выход для себя видят в том, чтобы стать активней агентурой властей в обмен на жизнь и свободу.

В конце сороковых — начале пятидесятых годов лидеры среднего звена ОУН-УПА начали сдавать оуновское подполье в городах и наводили войсковые силы на остатки боевых формирований, прятавшихся по «схронам» в лесах. Одержимых вожаков, очень осторожных, подозрительных и особо опасных было разрешено не брать живыми, а уничтожать на месте. Чаще всего ликвидация происходила во время сходок, встреч, совещаний, когда после официальной части начиналось застолье. После хорошей выпивки агент расстреливал сидящих за столом захмелевших собутыльников. Или тихо вырезал ножом выходивших на двор по нужде. Бывали и другие варианты. Иногда это делал оперативник или егерь из спецгруппы, внедренный в сопротивление. Но чаще всего действовал лидер из своих, зарабатывающий прощение от властей. Это были волки среди волков, особо ценные агенты, которые стоили гораздо больше аттестованных сотрудников спецслужб. Один из старых оперработников рассказывал, как во время операции, осуществляемой силами спецбатальона совместно с группировкой такого «волка», генерал от МГБ, проводивший инструктаж, предупредил: «Если подстрелят кого-то из вас, то хрен с ним. Но если убьют его (волка), вы все пойдете под трибунал».

На счету у некоторых «волков» были сотни сданных и десятки застреленных собственноручно бывших соратников. «Волки» получили прощение от Сталина. Некоторые из них живы до сих пор. Кое-кто живет даже под своей настоящей фамилией. Сталин не придумал ничего нового. Так было испокон веков. Стараниями спецслужб повстанческое политическое движение всегда переводилось в разряд полууголовного Для правительства это было уже не опасно.

Побеждает на лесной тропе войны тот, кто терпеливее и выносливее. Порог терпения тренированного разведчика всегда выше, чем у неподготовленного крестьянина. Порог терпения — это способность длительное время выносить голод, холод, боль, бессонницу и бытовые неудобства. Но даже у тренированного профессионала он не безграничен. Исход лесной войны решает наличие материального снабжения и хорошей базы. Опорные точки спецгрупп обычно засекречивались и маскировались под хозяйственные войсковые части, которые размещались в спокойных от боевых действий зонах. Там имелись условия для отдыха и восстановления: госпиталь, баня, кухня. Выход спецгруппы на работу осуществлялся только ночью, в закрытой машине егерей подвозили к лесу (никогда в одном и том же месте). Далее егеря добирались к месту поиска пешком, километров 20–25, в скрытом режиме. Та же автомашина забирала в условленном месте спецгруппу, отработавшую положенный срок. Место и время всегда было неодинаковым — оно сообщалось возвращавшейся спецгруппе по радио.

Спецгруппа должна быть незаметной и мобильной. Это сокращало ее численность до 15–16 человек. Большее количество людей оставляет в лесу «слоновью тропу» (иногда такую тропу специально оставляли, заманивая противника в ловушку). Группа должна быть сильной, поэтому на ее вооружении обычно имелись 3 пулемета под мощные боеприпасы (7,62x53 СССР; 7,92x57 Маузер и в наше время 7,62x51 — НАТО), способные пробивать на коротких дистанциях лесного боя (около 200 м) основные укрытия — стволы деревьев. Почему три пулемета? Потому что 3 пулемета в случае окружения могут обеспечить круговой обстрел, а при прорыве из кольца концентрированным огнем «проломить» брешь в боевых порядках противника.

Для жизнеобеспечения группы, которая забрасывалась в лес надолго (бывало, до месяца и больше), требовалось немало груза — боеприпасов, продовольствия, медикаментов. Весь груз не носился с собой — оборудовались основной и запасной базовые лагеря в труднодоступных местах. Для хранения груза обустраивались тайники, тщательным образом защищенные от сырости, которая на природе проникает везде (в Западной Украине до сих пор находят тайники, оставленные и бандеровцами, и немецкими егерями, и спецгруппами МГБ, и в наше время неизвестно кем). В тайники наведывались, чтобы пополнить носимые запасы. Все остальное время спецгруппа проводила в засадах и поисковых мероприятиях. Зона ответственности спецгруппы определялась в зависимости от обстоятельств, часто в квадрате 15x15 км. Командиром группы обычно был армейский разведчик, но заместителем его — оперативник, знающий людей и обстановку на месте. Им ставилась задача, в рамках которой они могли принимать решения самостоятельно по ходу событий.

Радиообмен был запрещен. Рация работала только на прием в определенное время. На партизанской базе сразу определяли, что рядом заработал передатчик (а в наше время и запеленгуют). Выход в эфир разрешался только при необходимости эвакуировать раненого, пленного, при корректировке артиллерийского (минометного) огня и наведении авиации на партизанскую базу.