АПРК «Курск». 10 лет спустя - Владимир Шигин

Глава вторая

ТОЧКИ НАД «i» ПОСТАВЛЕНЫ, НО ВСЕ ЛИ?

После подъема «Курска» осенью 2001 года были найдены, опознаны и преданы земле все члены экипажа. Одновременно началась и работа сотрудников Генеральной прокуратуры, которые должны были ответить на многие вопросы, связанные с гибелью АПРК, и прежде всего на самый главный из них: что явилось первопричиной катастрофы подводного атомного крейсера?

С осени 2001-го до весны 2002 года два моих собеседника входили в состав оперативно-следственной бригады Генеральной прокуратуры России, которая в течение длительного времени работала в плавдоке ПА-50 82-го Росляковского судоремонтного завода в прочном корпусе «Курска». Мой товарищ журналист газеты «Красная звезда» Сергей Васильев в свое время взял интервью у сотрудников оперативно-следственной бригады, работавшей на «Курске»: «Первый мой собеседник, военный следователь, узнал о своем „назначении“ в состав специальной — „курской“ — бригады Генпрокуратуры РФ весной 2001 года. В отдел пришел приказ: „В связи с предстоящим подъемом „Курска“ из каждой прокуратуры назначить по нескольку специалистов в следственную группу…“ Причем эти люди должны были прослужить в органах военной прокуратуры более трех лет, то есть с опытом работы. Однако когда группу собрали вместе, в ней оказались и лейтенанты юстиции, и „старлеи“. Хотя, как выяснилось позже, это им совершенно не помешало быть профессионалами.

По мере получения оперативно-следственной группой спецсредств индивидуальной защиты тренировки на „Орле“ стали проводиться уже предметнее. Военные прокуроры облачались в изолирующие костюмы, надевали противогазы либо дыхательные аппараты АП-93К и пробовали: смогут пролезть в них в отсеки или нет? Кстати, одна из таких тренировок прошла даже в абсолютной темноте, насколько это вообще возможно было устроить на „живой“ подлодке.

— Номинально-то свет отключили, — говорил следователь, — но одно дело — ходить в темноте на „Орле“, где все убрано, находится на штатных местах. Совершенно иное было на „Курске“…

Инструктировали группу Генпрокуратуры специалисты из Управления связи Северного флота — как общаться друг с другом по связи; из службы радиационной и химической защиты — где на „Курске“ зоны особого режима. В Управлении поисковых и аварийно-спасательных работ преподали урок обращения с дыхательными аппаратами, а в одном из отделов штаба СФ — по поводу секретных документов: как изымать, кого вызывать при их обнаружении. Словом, все в таком духе. Тренировались также с видеокамерами: проводили съемку в отсеках. Технологические схемы „Курска“ изучали. В конце концов прошли военно-врачебную комиссию на годность к работе с радиоактивными веществами. Кстати, некоторых сотрудников в процессе подготовки отсеяли.

— Возили в морг, — рассказывал следователь, — где мы описывали трупы, а также проверяли нашу моральную готовность работать с телами погибших „курян“.

Второму моему собеседнику, подводнику, в начале сентября 2001 года просто объявили, что он „вбит“ в именной приказ убывающих на… „Курск“. Пришел психолог соединения АПЛ, собрал всех и на полном серьезе спросил: „Психопаты есть?“ Ему ответили, мол, „не дождетесь“. Чуть позже встретились со следователем по особо важным делам Главной военной прокуратуры РФ, которого в первую очередь интересовало: „Кто-нибудь из подводников проходит свидетелем по делу „Курска“?“ Ответили: „Нет!“ „Toгдa сможете быть специалистами либо понятыми“, — резюмировал „важняк“.

— Служа в подплаве, — говорил мне ceвepoмopeц, — до сих пор не могу осознать действительность: что такая подлодка могла утонуть. Каждый день видел „мертвый „Курск“ — и все равно не верил… Где-то к 11.30 12 августа 2000 годa лодка всплыла на перископную глубину, и Аячин доложил, что экипаж готов к выполнению торпедной стрельбы. Что же произошло в промежуток времени между докладом и погружением лодки?

Когда водолазы обследовали АПРК, выдвижные устройства „Курска“ оказались поднятыми. Но трудно было сделать какие-то определенные выводы. По системе „Молибден“ все выдвижные устройства опускаются автоматически на глубине тридцать метров. Однако фактически их опускают раньше. Так на какой конкретно глубине АПРК был в момент первого взрыва?

Следователи пошли не во все отсеки сразу. Первым стал девятый. Затем восьмой, седьмой отсеки: по мере их осушения. И то, к примеру, когда осматривали в них первую палубу, вторая еще была под водой. Через день-два осушали уже ее, трюмы. Лезли туда. Но зачастую все равно работали по пояс в воде. А тут еще „букет“ запахов: гари, масла, затхлости, ила. Словом, все вместе и одновременно. Дышать было проблематично. И во рту — такой противный привкус.

— Когда впервые попали в „свой“ отсек, — рассказывал следователь, — не до впечатлений было: нужно работать. При свете фонарей, без завтрака и обеда, от заката и до упора. А „упоры“, как известно, на флоте раздвижные. Усталость падала на плечи уже по окончании рабочего „дня“. И в сознании именно тогда начинало что-то всплывать.

Первоначальная задача: нужно было искать документы и тела членов экипажа, если они находились в отсеке. После этого — детальный осмотр самого отсека.

— На эвакуации тел „курян“ работали круглосуточно, — говорил подводник, — так как чем дольше труп пребывал на свежем воздухе, тем быстрее он разлагался.

„Курян“ опознавали в Североморском военно-морском госпитале. И не только, как водится, по лицу. Хотя в соленой воде тела сохранились достаточно хорошо, многих опознавали по характерным признакам: родинкам в определенных местах, послеоперационным шрамам, татуировкам, медальонам. На некоторых была рабочая одежда, где на кармане — обязательный для подплава „боевой номер“. Одна мама узнала сына по ногам. На руки посмотрела — вроде не он. А на ноги: „Все, это мой сын, даже лицо смотреть не буду“. Находила группа в отсеках и личные вещи, помогавшие в опознании: записные книжки, фотографии, портмоне. В одном из отсеков даже нашли телеграмму, адресованную кому-то из подводников: „Приезжай, родился сын“. Датирована весной 2000 года. Просто хранилась на лодке. Возможно, подводник успел увидеть наследника. В другом отсеке обнаружили книгу…“По следам подводных катастроф»…

А документации из прочного корпуса изымали много. Но той, которая имела бы непосредственное отношение к расследованию причин трагической гибели АПРК, было значительно меньше. Чисто техническая документация: различные формуляры, паспорта и так далее. Еще водолазы до подъема подлодки мешков сорок повытаскивали аналогичной «литературы».

— Для нас работа в отсеках «Курска», — рассказывал следователь, — это был вопрос профессиональной чести: поднять тело либо «вещдок», которые хоть на йоту, но приблизили бы к разгадке тайны трагедии. Вначале в прочном корпусе работали минут по 25: что успевали, делали. Затем — наверх: полная, где-то минут сорок, перезарядка дыхательного аппарата. И снова вниз.

— После всего увиденного в прочном корпусе не выворачивало наизнанку?

— Нет, — отвечали собеседники. — Мы же были не простыми обывателями, которые пришли на «экскурсию» пощекотать себе нервы. Это работа. Но от нагрузок все равно было тяжело: перенапряжение сильно сказывалось.

Но не столько от самого «де-факто», увиденного в отсеках погибшей лодки, «клинило» сознание. И не потому, что их работа — сама по себе объемная — имела большой резонанс: общественный и даже политический.

Давило души и сердца военных следователей и приданных им флотских специалистов собственные выводы, что у «курян», в частности в кормовом отсеке, возможно, все-таки был шанс спастись. Они пытались выйти через аварийно-спасательный люк, однако, видимо, «споткнулись» на третьей строчке инструкции: «пристегнуть карабины стопор-фалов».

— Сказать честно, до «Курска» я и сам толком не знал, как аварийно-спасательным люком правильно пользоваться, — с горечью заключил подводник. — Так, только в общих чертах. А в его системе — 32 клапана! И, чтобы выйти из прочного корпуса, их нужно открывать-закрывать в определенной последовательности: к примеру, первые два клапана открыл, третий — закрыл, после — открыл четвертый и пятый клапаны, закрыл первый и второй, затем открыл шестой и седьмой… Словом, положение воздушных клапанов в девятом отсеке показывало, что «куряне» выполнили лишь две ступени алгоритма выхода…

Однако на глубине, на которой находился АПРК «Курск», использовать карабины стопор-фалов, как сказали специалисты, и не нужно. Можно было выходить по буйрепу, не используя блок подачи воздуха и другие специальные системы, которые предназначены для выхода с глубины более 120 метров.

Кстати, инструкция в виде таблички располагалась рядом с АСЛ. В ней было все изложено в сжатой форме: что и как крутить, без всяких подразделений на «если так, то…» Однако, судя по положению арматуры, «куряне» с точностью выполнили первые две строчки инструкции, а потом — третья, и у них, вероятно, опустились руки: «Карабинов стопор-фалов нет, значит, выйти не сможем…»