80 лет одиночества - Игорь Кон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Короче говоря, мои знания о подростках не были только книжными. И когда А. В. Петровский предложил мне написать сначала главу для учебного пособия по возрастной психологии (1973), а потом самостоятельную книгу на эту тему (1979), я согласился. В известном смысле это была авантюра. Ни мой личный опыт общения с подростками, ни советские литературные источники не позволяли написать настоящий, хороший учебник. Но что делать, если никто другой за это вообще не брался? Как-никак, я хорошо знал западную литературу, которую тогда мало кто читал, разве что для критики. Кроме того, у меня было за плечами исследование юношеской дружбы, содержавшее также большой блок вопросов, касавшихся самосознания и общения. На этой основе был написан ряд научных статей и вполне приличных популярных брошюр – «Психология юношеской дружбы» (1973), «Какими они себя видят?» (1975).
Между прочим, в последней брошюре советские подростки впервые обрели тело и тревоги по поводу своей внешности. Заодно я поставил в ней небольшой социальный эксперимент.
Среди художественной интеллигенции бытовал анекдот, будто в стране живет художник, который пишет хорошие картины и тем не менее все комиссии их пропускают и принимают.
– Как тебе это удается? – пристали коллеги.
– Не скажу, это мой профессиональный секрет.
– Ну, пожалуйста…
– У меня есть «принцип Жучки». Какой бы сюжет я ни писал, в правом нижнем углу изображаю маленькую собачонку. Поскольку никакого отношения к сюжету она не имеет, любая приемная комиссия сразу обращает на нее внимание и требует убрать. Я долго сопротивляюсь, говорю, что в Жучке заключено все мое эстетическое кредо и т. д., а потом спрашиваю: «Ну, а если убрать Жучку?» – «Тогда все в порядке» (ничего другого они вообще не разглядели). После чего картину единогласно принимают.
Говорили, будто Новосибирский оперный театр однажды буквально применил этот метод в каком-то спорном спектакле и все прошло, возможно, это выдумка.
Поскольку моя брошюра была крайне необычной (в ней говорилось даже о подростковой мастурбации), я вставил в нее в качестве Жучки мало кому известное слово «эякуляция». Редакторша умоляла меня его убрать, объясняла, что у них (это было издательство «Знание») новый главный редактор, генерал-лейтенант, бывший замначальника Главпура по комсомолу, который ко всему придирается. Но я был непреклонен: пусть генерал прочитает мою брошюру, мы с ним все обсудим и спокойно договоримся. В общем, «эякуляция» в верстке осталась, а генерал то ли не стал читать мою брошюру, то ли ничего не заметил, то ли был не так страшен, как его малевали. В результате Жучка-эякуляция сохранилась во всем 500-тысячном тираже, а потом мне даже присудили за эту брошюру первую премию на всесоюзном конкурсе. Честное слово, она того стоила…
Занимался я и проблемами юношеской сексуальности. Все это послужило базой для учебного пособия «Психология юношеского возраста» (1979).
Ценность этой книги, на мой взгляд, заключалась прежде всего в том, что в ней впервые в послевоенной советской литературе возрастные процессы и социализация юношества, а также само понятие юности были рассмотрены в широкой социально-исторической и междисциплинарной перспективе, с учетом новейших лонгитюдных исследований и психологии жизненного пути, обобщены данные о развитии самосознания, эволюции образа «Я», о структуре общения, обществе сверстников и юношеской субкультуре (в то время почти все у нас считали это понятие «буржуазным»), психосексуальном развитии и сексуальном поведении. И написана она была не обычным канцеляритом, а нормальным, удобочитаемым русским языком.
Не имевшая аналогов книга была тепло встречена научно-педагогической общественностью. «Представляя читателям книгу И. С. Кона “Психология юношеского возраста”, – писал рецензент “Правды”, – хочется избежать привычных выражений “в числе других” или “еще одна”. Дело в том, что это первый и пока единственный систематический курс, посвященный психологии юношества. Надо ли говорить, что без таких знаний невозможно сегодня представить серьезную педагогическую подготовку как родителей, так и учителей, рабочих-наставников, комсомольских активистов, словом, всех, кто причастен к воспитанию молодежи»[53]. Книга была мгновенно раскуплена, переведена на несколько языков; существенно расширенный ее вариант на венгерском языке вышел двумя изданиями. В 1980 и 1982 годах у нас вышло ее расширенное издание – «Психология старшеклассника», а в 1989-м – переработанный и дополненный вариант «Психология ранней юности». Общий тираж книги составил 1450 тысяч экземпляров.
К сожалению, из-за недостатка первичных данных многие проблемы были в ней скорее обозначены, чем раскрыты. Я лишь пытался восполнить то, что должны были сделать, но не сделали другие. Во втором издании «Психологии старшеклассника» (1982) прямо говорилось:
«Из-за непростительной скудости социально-педагогических и социально-психологических исследований групповой портрет “современного юноши”, с которым соотносит и сверяет свои личные впечатления учитель, выглядит расплывчатым, недостаточно конкретным. Мы говорим о психологии юношеского возраста, а фактически описываем:
а) преимущественно мальчика, потому что девичью психологию не изучали; б) школьника, потому что данных об учащихся ПТУ и других категориях молодежи того же возраста еще меньше, чем о школьниках; в) жителя очень большого города, потому что сельская молодежь и подростки из маленьких городов изучены хуже; г) неопределенного социального происхождения, потому что данные об особенностях воспитания детей в разных социальных слоях и средах отрывочны и несистематичны; д) неизвестно какого поколения, потому что нет систематических когортных и сравнительно-исторических исследований, а эпизодические сравнения сегодняшних данных с данными 1920-х или 1930-х годов этот пробел восполнить не могут.
Остро необходимы также межкультурные, историко-этнографические данные о национальных различиях воспитания и процессов взросления в прошлом и настоящем. Этот большой и серьезный счет учительство вправе предъявить педагогической науке, прежде всего Академии педагогических наук СССР».
В издании 1989 г. я полностью воспроизвел этот текст.
Самая сложная теоретическая часть, на которую я потратил вдвое больше времени и сил, чем на весь остальной текст, осталась нашими психологами незамеченной, зато многие другие аспекты темы прочно вошли в массовый научный оборот. Я собирался продолжить эту работу. Ради этого, а может быть просто из удовольствия, я часто общался со школьниками и студентами в молодежных и студенческих лагерях, интересовался юношеским чтением, защищал от нападок молодежную музыку, поддерживал дружеские отношения с детскими театрами, особенно Ленинградским ТЮЗом, и с некоторыми кинорежиссерами, включая Динару Асанову и Ролана Быкова. Идею написания расширенного учебника активно поддерживал известный журналист и талантливый писатель в области педагогики Симон Львович Соловейчик.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});