Новое назначение - Андрей Александрович Васильев

Но ведь интересно!

— Для тех, кто на бронепоезде, повторю вопрос: ты меня любишь?

— Отвечай «нет», — посоветовал Францев. — Самый правильный вариант.

— Чего это? — подалась вперед Елена, оказавшись аккурат между двумя передними сиденьями, на которые она тут же локти положила. — Обидно, право.

— Потому что ты корыстная, — без особых комплиментов ответил Францев. — Не в смысле алчная, а… Говорить долго, демонстрировать надо. Олежка, ответь «да».

— Да, — покорно произнес юноша.

— Теперь твоя очередь, — глянул на девушку начальник отдела. — И не включай дурака, говори, что собиралась.

— Теперь уже не хочу, — заявила Лена, откинулась обратно на сиденье, сложила руки на груди и уставилась в правое окно.

— Ладно, я сам, — согласился Аркадий Николаевич. — Она тебя, Олежка, за мороженым настропалить собиралась.

— Так мне несложно сходить, если тормознете, — сказал Ровнин. — Зачем такие сложности?

— Потому что привыкла наша Лена все с боем выбивать, — пояснил Францев. — Это ты такой покладистый, а другие — нет.

— И его чаша сия не минет, — мрачно сообщила сзади Ревина. — Уже месяца через три фиг он куда просто так для меня сбегает! Улыбнись, два раза попроси, потом еще пять напомни… Все вы одинаковые!

— Иди купи ей эскимо, — остановил машину Францев. — Когда она ест, небеса радуются. Она в это время не говорит и не думает.

— Вам взять? — открывая дверь, уточнил Олег.

— И я стану вести машину при помощи глаз? Не уж, вы себя побалуйте, я как как-нибудь обойдусь.

— Мне два, — подала голос Елена. — Одно сливочное, одно шоколадное. С орешками! Все же в «дурку» едем, мне нужно себе жизнь перед таким визитом подсластить.

— Ой, можно подумать, что если бы мы направлялись на конфетную фабрику, то ты бы одним обошлась, — рассмеялся Францев. — Олежка, кого ждешь? Дуй уже! Время идет.

Дороги стояли пустые не только в центре, но и везде, потому до дома скорби троица из 15-К добралась достаточно быстро. Да и скрасило путь мороженое, что скрывать?

Олегу, конечно, хотелось узнать не только про то, как Аркадий Николаевич вчера к Ленцу съездил, но и насчет текущего дела. Что он такое понял из его рассказа и привезенных им документов? Отчего эти женщины умом тронулись?

Возможно, задай он начальнику вопрос, тот на него и дал бы ответ, но Олег так этого и не сделал. Не потому, что смелости в себе не отыскал, а рассудив, что желай Аркадий Николаевич ему все объяснить — объяснил бы. А раз молчит, значит, так и нужно.

— Лёва, мое почтение. — Пару раз стукнув в дверь, Францев, не дожидаясь ответа, вошел в знакомый уже Олегу кабинет. — Прости, что в выходной тебя на работу вытащил.

— Аркаша, я так и так приехал бы, — встал из кресла Либман и пошел навстречу гостю, раскидывая руки в стороны точно для объятий. — Что мне делать дома? Софа два года как ушла в лучший мир, дети живут своей жизнью, в которой папа им уже ни к чему, а тут я вроде как при деле. Создается иллюзия, что жизнь полна смысла и ее стоит дальше жить.

— Ты свое «вроде как» бросай, — погрозил ему пальцем Аркадий Николаевич. — Все это здание на твоих плечах стоит. Мне ли не знать?

— Ай, брось, — поморщился Либман. — Оно уже не стоит, а трещит, кренится и скоро упадет. Не знаю, как у вас, в милиции, а у нас все прямо плохо. Там, наверху, думают, что если душу нельзя потрогать или скальпелем порезать, то вроде как она и болеть не может. И им нравится так думать, потому что тогда финансировать все это ни к чему. Да еще врачи новую моду взяли — они разбегаются по частным клиникам, которых в Москве стало сильно много, заводят себе кабинеты с мягкой мебелью и занимаются профанацией. Это грустно и неприятно, особенно когда уходят действительно толковые ребята. Но что я им скажу? Работайте здесь много и забесплатно, когда можно там куда меньше и с хорошим гешефтом? Так меня определят к тем, кого мы лечим. А твои не бегут?

— Мои? — Францев бросил взгляд на подпершего стену Олега и безмятежную Ревину, разворачивающую шоколадный батончик. — Нет.

— И в чем секрет?

— У них столько работы, что думать некогда. А некоторым и нечем. Лева, ты приготовил то, о чем я тебя просил?

— Конечно. — Либман вернулся за стол, покопался в бумагах и несколько из них протянул начальнику отдела. — Вот.

— Ну-ка ну-ка. — Францев сел на стул, стоящий рядом со столом, и начал их просматривать. — Пальто, заколка для волос… Это все не то… И это тоже… А, вот. Кольцо обручальное, серьги с красными камнями. Теперь тут. Ага — перстень с красным камнем, серьги с красными камнями. Ну и Старыгина. Так. Вот. Обручальное кольцо, браслет, предположительно серебряный, и серьги с красными камнями. Стажер, какой общий признак в описях?

— Серьги с красными камнями, — даже удивился простоте вопроса Ровнин. — Какой же еще?

— Верно, — кивнул Аркадий Николаевич. — Что, Лева, пошли в закрома? И сразу: надеюсь, у тебя сотрудники не шалят, все перечисленное лежит в коробке с вещами гражданки Старыгиной?

— Ну конечно же, — заверил его Лев Аронович. — Если только ее супруг их не забрал, что случается. Но тогда там нас будет ждать соответствующая расписка.

— Просто, знаешь ли, бывают прецеденты...

— Но, если что, ты же не станешь составлять протокол? — в тон ему ответил врач. — Все найдется, причем быстро. Даю слово.

— Другому не поверил бы, а тебе — всегда, — усмехнулся Аркадий Николаевич и вышел из кабинета.

Хранилище располагалось на цокольном этаже, и распоряжалась там всем маленькая ростом, но крайне суровая старушка, которая разве что у собственного начальника документы не проверила.

— Беру свои слова обратно, — негромко сообщил Либману Францев. — У такой гвоздь ржавый не пропадет из хозяйства, что уж о драгоценностях говорить?

И верно, обнаружилось украшение в картонной мятой коробке с вещами скорбной душой Старыгиной. Красивые оказались серьги, массивные, и сразу видно, что не теперешней работы.

—