Глас вопиющего в пустыне. Короткие повести, рассказы, фантастика, публицистические и философские эссе - Любовь Гайдученко

Она стала настаивать на том, чтобы я продала свою квартиру в Питере – понятно, что без квартиры мотаться, снимать в Москве и тяжело, а главное, очень дорого (хотя совсем недавно это было в три раза дешевле, но в Москве сейчас творится какое-то странное безумие, которое кончится, видимо, чем-то совсем нехорошим). На меня нашло затмение – иначе я не могу назвать состояние, овладевшее мной тогда, к тому же я была в растрепанных чувствах – наш любимец, наш мраморный дог состарился и тяжело болел, я свозила его на операцию, которая чуть было не кончилась его смертью, но он все-таки выкарабкался, несмотря на преклонный для собаки возраст, правда, до конца операция ему не помогла, я понимала, что рецидив не за горами, и жила как под Дамокловым мечом.

В Москве много странных личностей, теперь это даже модно – быть, например, лесбиянкой или транссексуалом. Я ничего не имею ни против тех, ни против других, ради Бога, каждый таков, каков он есть, но моей бывшей дочери очень не повезло, она встретила худший вариант странной личности – ее заарканила пожилая транссексуалка, знающая слабые стороны людей и умеющая этим пользоваться в своих низменных целях. Мало того, что выглядела она, как смертный грех, это бы ладно – в конце концов, все мы не модели. Но она (переделанная из НЕГО) приспособила эту дуру не только к постельным утехам, но и вовсю пользовалась ее немалыми деньгами, то есть, попросту говоря, целиком и полностью жила за ее счет. Видимо, ей хотелось получить еще и квартиру на дармовщинку, и я представилась ей легкой добычей.

Продав квартиру, мы (с неизменной Лялей, куда ж она без меня?) какое-то время жили вместе с этой странной парочкой на их съемной квартире. Боже, ну и бардак царил же там!!! Везде валялись миллионы окурков – они обе дымили как паровозы, Дэндик постоянно чихал, я чуть не падала в обморок от сизых плотных клубов дыма, наполнявших маленькую, когда-то уютную квартирку. Я не успевала убирать мусор, который приходилось выкидывать по нескольку ведер, соседи даже начали упрекать меня в том, что я забиваю мусоропровод. Но главные трения пошли на почве страшного аппетита Женькиной подруги – то мы нечаянно взяли одну из десяти сосисок, предназначенных на завтрак этому ненормальному существу, и оно, якобы, от этого может умереть с голоду; то я наивно удивилась количеству съеденных апельсинов – никогда не видела, чтобы зараз можно было съесть несколько килограммов! И так далее, и тому подобное, все, вроде бы, яйца выеденного не стоило, но жить вместе, глядя на этот бардак, было тяжело.

И мы ушли в квартиру, которую Сука купила, взяв наши деньги, но оформив на себя. Я согласилась на это, не подумав о последствиях – ведь я же любила свою единственную дочь и доверяла ей, как самой себе, было бы странно, если бы было по-другому, мы же собирались жить вместе, и на свете нас было всего лишь двое близких людей: мать и дочь. Квартира находилась в ближнем пригороде Москвы – Лыткарине, на первый взгляд, городок был таким зелененьким, уютненьким… Но это только на первый взгляд.

Есть такая телепрограмма «Необъяснимо, но факт», и вот в ней ведущий однажды сказал, что в Лыткарине находится очень мощная аномальная зона. Я мало верю во всякие потусторонние сказки, но что с этим Лыткариным творится что-то сильно неладное, я заметила сразу, как только мы там поселились.

Меня сильно поразило вот что: мужики могли расстегнуть ширинку и облегчиться прямо в двух шагах от тебя. Таких нравов я не наблюдала нигде и никогда, а в Лыткарине это считалось в порядке вещей. Это, конечно, еще не говорит ни о чем таком «сверхъестественном», но согласитесь – это не очень типично даже для нашего хамского общества.

Иногда я выходила гулять с Дэндиком очень поздно, иногда среди глубокой ночи. Но и в два часа, и в три, и хоть во сколько по Лыткарину бродили толпы людей, такого я тоже не наблюдала нигде – ни в Москве, ни в Питере, хотя, казалось бы, в большом городе жизнь не должна прекращаться ни на минуту, но даже Невский затихает часа в четыре утра, даже в белые ночи. А в маленьком Лыткарине люди не спали никогда, причем не отдельные личности, а целые толпы… Что можно делать на улице в такую поздноту, в любое время года – даже зимой, когда мороз, и какой смысл в таком праздношатании всю ночь – мне до сих пор непонятно?

Но главное все же не в этом. Никогда – ни до, ни после – мне не снились такие страшные сны. Вот один из них – вокруг меня миллионы разверстых могил, там еще нет мертвецов, они только вырыты, приготовлены, ждут… А я убегаю от двух, по всей видимости, демонов, я не знаю, как их назвать, у меня не настолько развито воображение, чтобы придумать таких страшилищ, и я никогда не была в музее народов Востока, чтобы увидеть и запомнить такой кошмар, но их «внешность» не оставляет сомнения у меня во сне, что это именно демоны. Ясно, что ничего хорошего от того, когда я буду в их руках, не ожидается, я бегу в ужасе и прыгаю через эти открытые могилы, потому что миновать их никак нельзя – они всюду (причем прыгаю почему-то в длину – наверное, так сложнее, ведь это КОШМАРНЫЙ сон, в котором все должно быть непросто). Конечно, я сумела убежать, но проснулась, сами понимаете, с какими ощущениями – сердце прямо-таки выпрыгивало из груди…

Еще я впервые в жизни пережила страшную ситуацию. Моими соседями была склочная молодая парочка, жена начинала концерты в 6 часов утра – матами орала на своих маленьких детишек. Ее муж все время дымил на лестнице, дым шел в нашу необделанную квартиру, и я с ним по этому поводу ссорилась. То есть, ясно, что добрых чувств они ко мне питать ну никак не могли, хотя с остальными соседями я находилась в самых что ни на есть добрососедских отношениях, многие, зная о нашем бедственном положении, о котором рассказ впереди, очень мне сочувствовали и даже пытались помочь. И вот как-то я шла по лестнице, вместе с этой моей соседкой стояла пьяная баба, они стали вдвоем задирать меня. И когда я что-то такое сказала, типа «отстаньте», эта пьяная баба плюнула мне в лицо. Даже если бы я обладала талантом Федора Михалыча, мне никогда не описать всего, что я почувствовала в тот момент. Я думала, что я умру.

Мы прожили в голых стенах без всяческих удобств и даже мебели больше года. Эту квартиру подсунули Суке, потому что ее никто не купил – она горела, когда строили все это (а это была надстройка, этакая мансарда, на старом пятиэтажном доме), взорвался баллон с газом, и в туалете стенки практически не было – видно было чердак, а когда шел снег, он падал прямо на унитаз… Деньги все были отобраны Сукой, у нас оставалась только жалкая Лялина пенсия в две с чем-то тысячи рублей, что для Москвы было полным мизером. Работать я не могла – меня каждый день колотила трясучка, а ночью душили рыдания. И еще раз доброе о людях этого подъезда: они подкидывали к дверям объедки для Дэндика, а несколько раз я обнаруживала целую копченую курицу (которая, как вы понимаете, Дэндику не доставалась целиком). В соседнем шикарном универсаме тоже знали про нас все, и менеджер зала посоветовала мне потихоньку наведываться в контейнер с отходами. Сначала я категорически отказалась – мне было дико даже подумать о том, что я могу рыться в помойке (хоть это была и не совсем помойка, просто туда выкидывали просроченные продукты). Но потом жизнь заставила – я переломила свою не привыкшую к катаклизмам натуру. Дэндик стал потреблять просроченную осетрину, детские кефирчики, и не отравился. Даже мы с Лялей несколько раз пользовались «дарами» нашей забавной экономики – какими-то чуть-чуть потерявшими товарный вид свежими помидорами, с небольшими пятнышками на шкурке лимонами… Но все равно – как я никогда не забуду плевка в лицо, так не забуду и этого – Я, ДУХОВНАЯ ЛИЧНОСТЬ, обожающая Моцарта, неплохо разбирающаяся в литературе и искусстве, копалась в помойке, чтобы не пропасть с голоду (ну, хотя бы не нам, а нашей собаке, но это неважно, может быть, в результате и мы дошли бы до того, что ели бы все из этого контейнера). Спасибо тебе за это, моя бывшая нежно любимая дочь!!! Ты всегда питалась сытно и вкусно – любящая мама покупала тебе и конфетки, и мяско, и ягодки, и фруктики, отрывала от себя, чтобы тебе было хорошо, работала на трех работах, чтобы ты ни в чем не нуждалась, билась, как рыба об лед, но ты никогда не ела голые отварные макароны «без ничего» (помню, как поразило ее это зрелище, когда она пришла от кого-то, где в малоимущей семье было трое детей).

В результате я похудела на 37 кг, что мне очень шло!!! Когда я шла по местному рынку, где я иногда что-то выпрашивала (я и до этого дошла, голод не тетка!), слюнки у меня текли вовсю, но я твердо знала, что вместо, например, 100 г моей любимой свиной корейки я должна купить Ляле 100 г же сливочного масла… Все-таки я не была «гордой»: каюсь – я звонила и взывала к этому каменному сердцу: «Я очень хочу есть», на что она мне отвечала – «А мне какое дело???» или – «А я тебя знать не знаю, ты мне не мать, а тетя Маня с улицы». И это не она «спала на грязном полу» – это мы все трое: Ляля, Дэндик и я спали на холодном полу, прижавшись друг к другу.