Русские своих не бросают. Четвертая книга о Серой Мышке - Василий Лягоскин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увы – бутылку со строгой наклейкой на французском языке, сообщавшей, что нигде, кроме провинции Шампань, настоящего шампанского больше не делают – уже держал Николай-старший. Наталья благосклонно кивнула ему, а потом и Инессе Яковлевне – когда отправила в рот первую ложку с наваристым борщом. Мычать от удовольствия она не стала, но заработала ложкой очень быстро; много быстрее, чем пристало княгине Мышкиной. Так она стучала ложкой по дну тарелки в детском доме, а потом в училище. На мгновенье пришло ощущение, что вокруг опять собралась большая дружная семья, и что… Тут ее взгляд наткнулся на грустные, ждущие чего-то глаза Соломона, и она, помедлив, кивнула – словно сейчас, на этот вечер, пустила его в свою семью.
С этого момента вечер потек совершенно непринужденно, легко. Слова и тосты рождались сами, и смех был абсолютно искренним. До тех пор, пока Николай-младший не засопел на руках отца.
– Так, – обвела всех взглядом подполковник Крупина, решившая, что наступил тот час, когда пора приступать к делу – к тому самому, с которым тут появился Соломон, – Емельяновы, спать!
На часах только недавно пробило половину девятого, но ни Лидия, ни Николай возражать не стали. Они уже знали, что когда Мышка говорит вот таким тоном, нужно не спорить, а беспрекословно следовать каждому ее слову. Потому что это был не каприз взбаломошной княгини, она же Ирина Рувимчик, а приказ командира – трезвый и абсолютно обоснованный. Емельяновы тут же шагнули к двери, чтобы получить новый приказ:
– Не туда!
Она махнула себе за спину; этот жест означал, что два Николая и Лидия будут ночевать сегодня в другом, неприметном особняке. Кровати там были такие же мягкие; удобства… Ну что можно было придумать еще, кроме самых нужных? Золотой унитаз? Ванную, инкрустированную бриллиантами? Лидка немного капризно поджала губы – поняла, что их банально выпроваживают. Николай понял больше – Наталья сейчас ограждала его семью от вестей, и, может быть… Нет – не может быть, а определенно – от неприятностей, что принес с собой этот бойкий старичок с мудрыми и грустными глазами.
Дверь за ними практически беззвучно захлопнулась, и Наталья перевела взгляд на домоправительницу.
– Спасибо, Инесса Яковлевна…
В этом «спасибо» старушка поняла и приняла не только благодарность за действительно вкусный ужин, но и слабо замаскированное пожелание: «А не погулять ли вам, дорогуша, на сон грядущий?». Она так и ответила, совсем без обиды:
– А я, пожалуй, пойду – погуляю. Чаю вам еще принести?
– Я сама, Инесса Яковлевна.
Домоправительница ушла; аккуратно, но громко хлопнув поочередно тремя дверьми. Наталья дождалась, когда хлопнет последняя, ведущая уже на улицу, и остановила тяжелый взгляд на Соломоне. Теперь никто не решился бы назвать ее Мышкой – трудно было представить себе такое существо или предмет, на которое мелкий серый грызун мог смотреть так требовательно. Соломон Моисеевич на несколько мгновений замер; он очевидно уже забыл, когда на него смотрели так. Может быть, первая учительница – еще там, в Одессе. Наконец он сглотнул тугой ком в горле, запил его остывшим чаем и начал:
– Той семерки, уважаемая Наталья Юрьевна, с которой вы познакомились прошлой осенью, больше нет.
– Я так поняла, вы вышли из нее, – ровным голосом констатировала Мышка.
– Я – да, – кивнул старый еврей, показав кипу, практически незаметную в его на удивление густых волосах, – добровольно. Еще трое – вперед ногами. Вам интересно, кто.
– Интересно, – теперь кивнула Крупина, – но это потом. Сейчас главное – почему это случилось, и чем это грозит всем нам?
Она поскромничала, не сказала: «Грозит миру», – но Соломон понял именно так; он продолжил «высоким слогом»:
– Грозит новым переделом мира.
– Ну, с тобой, Соломон Моисеевич, понятно, а при чем тут я? Где мир, а где скромная израильтянка Ирина Рувимчик?
Удивительно – этот старый еврей действительно казался своим; он даже мысли ее угадывал, словно прожил в этом доме не меньше, чем сама Мышка.
– Ирина Рувимчик могла бы просто укрыться на новом острове, или еще где – укромных мест в мире много, – грустно усмехнулся еврей, – а подполковник Наталья Крупина?
Нокаутом это для агента три нуля один не стало, но уважения к собеседнику в ее глазах явно прибавилось. В том числе и потому, что Соломон, называя это имя, наверняка понимал – сейчас он, быть может, подписал себе смертный приговор. И потому, наверное, вздохнул свободнее. И заговорил увереннее, совсем на равных с хозяйкой дома. Даже с небольшим акцентом снисходительности – мол, годы и нажитой опыт позволяют. Крупина не возражала – пой, птичка; главное – по делу.
А дело, как оказалось, напрямую касалось России. Потому что планы, которые имела на нее семерка, а через нее ведущая страна мира, изменились кардинальным образом.
– Задумка была такая, – вещал Соломон голосом опытного лектора, – сосать из твоей… нашей страны соки, пока не высосут досуха. А поскольку сделать это быстро трудновато – с ее размерами и ресурсами – то никто не возражал… И я в том числе. Не скрою – заработал на русской теме немало. И грехов накопил на ее бедах – не смыть ничем. Но никогда не желал, чтобы эта страна совсем исчезла с карты.
– Вот именно – «эта», – с невозмутимым лицом подчеркнула Наталья.
– Но теперь все изменилось, – продолжил Соломон.
– Что «все»?
– Наши аналитики – а они никогда еще не ошибались – сделали прогноз. Совсем скоро Россия начнет прижигать каленым железом тех пиявок, что жиреют сейчас на ней. Новый президент недолго будет считать, что членство в «восьмерке» великих стран – это предел мечтаний для него, как для лидера мировой политики.
– Боитесь нового Сталина? – усмехнулась уголками губ Мышка.
– Я – боюсь, – не стал скрывать Соломон, – потому что не забыл еще старого. А остальные просто не допустят, чтобы Россия стала страной, которой ничего не надо от других. Которая сможет жить сама, без подачек. Это я сейчас не придумываю высокие словечки. Это такими словами мы спорили. Мы – это когда еще была семерка. Еще мы пришли к одному выводу – силой Россию не взять. Новый президент – не Ельцин, а тем более не Горбачев. Если понадобится, он нажмет на кнопку. А жить хочется всем. И тем сильнее, чем больше денег и возможностей.
– И как же вы выкрутились?
– Как обычно, – пожал плечами Соломон, – решили взять хитростью, обманом. Так замазать русских грязью, кровью и нечистотами, чтобы они сами поверили – и все они, и их президент не могут дать миру ничего, кроме боли и унижения. Чтобы он или сам ушел, или его с треском пронесли на очередных выборах – несмотря на все эти ваши «выборные» технологии.
– Термин-то ваш, – поправила его, пока только про себя, Наталья, – и сами технологии тоже. Мы только учимся – у вас, у вашей демократии, кстати.
– А на замену ему у нас уже несколько кандидатур имеется – одна другой лучше.
– Продажней, – опять-таки мысленно, чтобы не сбивать собеседника с мысли, уточнила Мышка.
– В принципе, такой вариант очень даже устроил и меня, и Джонни, и… Только вот в выборе методов и средств мы не сошлись.
– Ага, – догадалась Наталья, давая злое и жесткое определение «благородному» порыву нескольких олигархов, – сейчас начнется чистоплюйство и игра в «добрых дяденек».
Старый еврей опять прочувствовал настроение Крупиной; словно читал ее мысли. Он упрямо мотнул головой, и все же закончил.
– Можете думать о нас что угодно, Наталья Юрьевна, но лично я считаю, что есть предел, за который переступать нельзя. Убивать тысячи, а может миллионы людей – быть может, собственных граждан – а потом свалить это на другого… Такой грех ничем не искупить. А мне уже и не успеть.
– Я поняла вас, Соломон Моисеевич. И даже готова поверить. Только что вам от меня надо?
– Как что? – удивился такой непонятливости еврей, – остановить их.
Мышка негромко просвистела, и Соломон ничуть не удивился этому – все-таки воспитывался в одной стране с Крупиной. Он торопливо продолжил, показывая, что досконально все продумал:
– Я сейчас к вашему патриотизму взывать не буду. Я хочу нанять вас, Наталья Юрьевна. Вы знаете – я очень богат. Ваши пятьдесят миллиардов, это… В общем, я сделаю вас своей наследницей. А вы сначала сделайте одно – нужно уничтожить эту троицу – Джона, Джереми и Майка. Вот, – он протянул маленький конвертик, в котором Наталья нащупала дискету, – здесь вся информация. Не очень много, но больше не смог бы собрать никто. Так что вы скажете, Наталья Юрьевна?
Очень глухо стукнула входная дверь. Это очень вовремя – для Натальи – вернулась Инесса Яковлевна.
– Я скажу, что теперь моя очередь погулять, Соломон Моисеевич, – встала со стула Наталья.