Промысл Божий в моей жизни - Митрополит Вениамин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ка-ра-ул! То-ну!
Гляжу, побегает к берегу сельский полицейский. Видит, что я тону, но как помочь? Возле него лодка, но она прикована к столбу на замок. Он вынимает из ножен саблю и начинает рубить кол ниже замка. Но скоро ли саблей перерубишь толстое дерево?!
А в это время из сада другого священника села Доброго, о. Вишневского, услышали крик, отвязали свою лодку и быстро наискось поехали ко мне. Но это было очень далеко слева, по длинной диагонали. Успеют ли? Все же мне стало легче, лишь бы дождаться помощи. Пожалуй и продержусь...
Как раз в вот же момент наши подводы подъехали к реке, и брат священник услышал мой крик «караул». Мгновенно, еще на дороге, по селу, он стал на бегу сбрасывать свою шляпу, рясу, подрясник, сапоги, а рубашку уже сбросил с себя в самой реке, и устремился спасать меня, рискуя собственной жизнью. Остальные родственники подняли крик и стон... А одна сестра, как безумная, вбежала, как показалось мне издалека, в воду и, словно курица, у которой выведенные утята поплыли по воде, она со стонами бегала по берегу из одной стороны в другую, крича растерянным голосом мое имя:
— Ва-а-ня! Ва-а-ня!
Должно быть, Сергей уже был в то время на берегу. Да мне и не до него. Гляжу, лодка плывет все ближе и ближе. Ну, спасут...
А сестра все вопит: «Ва-аня!» и бегает.
Тогда я собрался с силами, и изо всей силы закричал ей к берегу: «На-а-дя! На-а-дя!»
— Что-о! — остановилась вдруг она, точно придя в себя.
— Ду-у-ра! — вдруг неожиданно вырвалось у меня это слово. Слишком уже безумным казалось мне мотание ее по воде.
Лодка подплыла. Я ухватился за нее одной рукою, вскарабкаться уже не было сил. Да и опасно — перевернешь лодку. Брат был уже на берегу, одежду подняли в лодку, и мы тихо потянулись до берега.
Сергей отдыхал и выжимал воду из белья. Я лег на землю, чтобы отдышаться. Мое белье тоже выжали, но из фуражки моей получилось нечто ненадеваемое. Подводы и родные, обогнувши длинный полукруг, остановились против нас.
На глазах у сестер были еще слезы от горя, ужаса и досады на наше безумное предприятие.
Но вот все понемногу стали нас бранить. Мы, виноватые, уже молчали... Выжавши белье, надели его. Вместо фуражки брат мне дал свою священническую шляпу, которую подобрала его жена, провожая родных по саду. Стыдливо мы простились и тронулись в путь.
Надя, старшая из сестер, сидела в одной со мною телеге и все не могла успокоиться. Был уже вечер. Въехали мы в лес. Повеяло прохладой. Нам в мокрой одежде стало свежо, как бы не простудиться еще!
— Сергей, а Сергей! — кричу я на другую подводу — давай слезем, холодно, пройдемся лучше пешком.
Он тоже слез. И мы пошли позади. Потом увидели сбоку большое березовое дерево, навалили его на плечи, чтобы скорее согреться. И так прошлись порядочно, пока почти все не высохло. Ехали ночью.
На нашу станцию К-в была, согласно договору, выслана за нами лошадь. Часть родственников слезала в Т., остались лишь мы два брата, да две сестры.
— Мы уж маме не будем говорить, что произошло, — сказала Надя.
Мы всегда боялись строгости мамы. Да и не хотелось огорчать ее, бедную: у нее и без этого было больное сердце.
— А как же шляпа? — спросил я.
— Ну, скажи, что картуз слетел в воду и намок, а Александр (брат, священник) дал шляпу. Ну и смешной же ты в ней! — рассмеялась сестра, — обыкновенная рубашка и поповская шляпа на голове!
Нам всем стало весело. И мы со смехом сели на крестьянскую подводу и тронулись домой. Стоял знойный июльский день. Дома нас встретили с радостью. Рассказам не было конца. И про пожар говорили, и про шляпу. Умолчали лишь о самом главном — об утоплении...
После я не раз вспоминал об этом спасении. И всякий раз мне припоминался мужичок с лошадью и его благословение нас именем Божиим: «Спаси вас Христос!»
Я верую доселе: это оно, имя Господне, спасло нас от явной смерти.
Чудно имя Господне!
Во славу Божию расскажу еще несколько случаев маленьких, но тем более удивительных, ибо Бог дивен и в великих и в малых делах.
БЕЗ МОЛИТВЫ НАЧАЛ
В 1913 году я во второй раз гостил в Оптиной Пустыни.
Меня поместили с одним иеромонахом, студентом Казанской Духовной Академии, о. А., в скиту.
Как то, выходя на литургию, мы забыли взять ключ и захлопнули за собою дверь; она механически заперлась, и чтобы ее отворить, нужен был особый винтовой ключ.
Что делать? Не разбирать же стекло в окне?
После литургии рассказали эконому о. Макарию о нашей оплошности.
Он был человек молчаливый и даже немного суровый. Да в экономы в монастыре и нельзя выбирать мягкого и любезного — слишком расточал бы добро.
Ничего не сказав, он взял связку ключей и пошел к нашему жилищу. Но оказалось, что сердечко подобранного им схожего ключа было меньше, чем горлышко нашего замка. Тогда он поднял с полу тоненькую хворостинку, отломил от нее кусок, приложил к сердечку ключа и стал вертеть... Но сколько мы ни трудились, было напрасно, ключ беспомощно кружился, не вытягивая запора.
— Батюшка, — говорю я ему, — вы, видно, слишком тоненькую вложили хворостинку! Возьмите потолще, тогда туже будет!
Он чуточку помолчал, а потом ответил:
— Нет, это не от этого... А от того, что я без молитвы начал.
И тут же истово перекрестился, произнося молитву Иисусову.
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».
Начал снова крутить с тою же хворостинкою, и