Этюды в багровых тонах: катастрофы и люди - Сергей Борисов

— Пора ехать, княже, — почтительно склонил голову воевода Ивор.

Мстислав ожег воеводу злым взглядом, еще раз окинул тяжелым взглядом усеянное трупами поле и произнес негромко — так, что даже окружавшие его бояре не расслышали, о чем толкует славный воитель:

— Да, натворил ты дел, князь Всеволод. Знал бы, как оно выйдет, небось не пошел бы против древних обычаев, не стал судьбу и Бога искушать, Игоря поперед Константина ставить. Ну да что уж теперь, четыре года прошло, сделанного не воротишь.

Князь тронул коня. Буланый жеребец, как и его хозяин, много повидавший, переступил через мертвеца со сведенным судорогой ртом. Так и пошел конь — осторожно, лишь раз или два на долгом пути через поле под его копытами хрустнула кость человеческая.

Мстислав каменным изваянием горбился в седле, не слушая весело переговаривающихся заединщиков, следующих за ним на почтительном расстоянии. Они были упоены победой и предвкушали богатую добычу. А Мстислав Мстиславович все думал о Всеволоде Большое Гнездо и сыновьях его — непокорных и ненасытных.

Тяжело умирал Великий Всеволод, трудно. Ноги его покрылись язвами, из которых сочилась сукровица. Знахари прикладывали травы, поили настоями, да все без толку. И живот вздулся, как у бабы на сносях, а изо рта такая вонь, что слуги носы морщат — не должны вида подавать, за такое можно и под плети лечь, но совладать с собой не в силах.

Знал Всеволод Юрьевич, князь владимиро-суздальский, что умирает. Видно, срок вышел. А раз так, надобно сыновей урядить — чтобы мирно жили каждый в своей земле, друг дружке помогали и на чужое не зарились. Вот ведь задача! Сыновей-то не два, не три — шестеро: Константин, Юрий, Ярослав, Святослав, Владимир и Иван.

Долго ломал голову Всеволод Большое Гнездо — справедливо его кличут: заслужил, расстарался! — долго прикидывал, что и как, а потом отписал Константину, в Ростове княжившему, что желает дать ему после себя Владимир, а в Ростове сядет брат его Юрий. Оно и правильно, без затей: старшему сыну — первенство.

Недели не прошло, как примчался посланец обратно. Пал ниц, грамоту протянул.

«Батюшка, — ответствовал Константин, — если ты хочешь меня сделать старшим, то дай мне старый начальный город Ростов и к нему Владимир или, если тебе так угодно, дай мне Владимир и к нему Ростов. Во Владимире сам сяду, а в Ростове Василька, сына своего, посажу».

Не ожидал такой строптивости Всеволод, собрал бояр и стал с ними рядить, что делать с ослушником воли отцовской. Ничего не надумали… Тогда позвал он епископа Иоанна и по совету с ним порешил отдать старшинство княжеское Юрию в обход старшего по возрасту Константина. И с остальными сыновьями разобрался без оглядки на обычаи и прежней отцовской милости. Вот так-то!

14 апреля 1212 года в страшных муках — гноем изошел — умер Всеволод Большое Гнездо. И стоял в славном городе Владимире стон и вопль по покойному. Особенно старались юродивые — падали в лужи посередь улиц и давай грязь горстями на себя накидывать, со слезами ее мешая.

И не знали люди, что не горе это еще, горе-то впереди.

Третий сын Всеволода — Святослав — жил при Юрии Всеволодовиче и вроде как ходил у него «под рукой».

Обидно… То намеки, то насмешки. А когда во время пира отвели ему место не по чину княжескому, совсем осерчал Святослав и переметнулся к Константину, таившему против брата Юрия злобу нешуточную.

— Рад тебе, друже! — ласково встретил брата Константин. — За меня, значит, стоять будешь? И то, ну разве можно сидеть на отцовском столе меньшему, а не мне, большему?

Обнялись Константин и Святослав, потом крест целовали в знак того, что отныне вместе будут, пока смерть не разлучит.

— Гонцы к тебе, Константин Всеволодович, — возгласил боярин, тихо-незаметно вошедший в палаты.

— Кто там еще? — вскинул брови Константин.

— От брата вашего, Владимира, князя Юрьевского.

— Зови.

В грамоте, писанной Владимиром, говорилось, что он, Владимир, за старшим братом в огонь пойдет, а Юрий незаконно престол во Владимире держит, супротив правил, а они не нами, грешными, заведены, не нам их и нарушать.

— Вот и гоже, — заключил Константин, улыбаясь в пышные усы. — Вот нас и трое. Такую силу Юрию не одолеть.

Но не знал Константин, что днем ранее братья его, Юрий и Ярослав, князь Переяславский, тоже целовали крест и клялись друг другу в верности и готовности сообща выступить против Константина с приспешниками, кои воле отцовской подчиняться не желают. Однако не время пока, силен Константин, погодить надо. И полетела в Ростов грамота: «Брат Константин! Если хочешь Владимира, то ступай садись в нем. Но мне дай Ростов». Знал Юрий, что не согласится Константин, так и вышло, ответил брат старший — по возрасту, но не по званию нынче: «Нет, ты, Юрий, в Суздале садись, а Владимир мне отдай, и Ростов за мной останется, Васильку, сыну моему, отойдет». Так и поговорили.

Ярослав уехал к себе в Переяславль, да только дух толком перевести не успел, как получил послание от Юрия: «Брат Ярослав! Идут на меня Константин с братьями. Ступай к Ростову, а там или уладимся полюбовно, или биться будем».

Переяславцы под водительством Ярослава встретились с владимиро-суздалыдами Юрия у реки Ишни, что под Ростовом. Объединившись, хотели сразу вперед идти, на Константина, но тот расставил у бродов отряды, так что перейти реку не удалось. Потому решили Юрий да Ярослав другим способом вразумить брата: пожгли все села вокруг, народ перебили — ни детей не жалели, ни стариков, женщин дружинникам отдали на потеху, мужчин, что покрепче, туда же — для забавы. Если наклонить две березы, к макушкам веревки привязать, другими концами — к рукам-ногам, а потом деревья отпустить, человека вмиг на части разрывает, только клочки летят. А дружинники хохочут, об заклад бьются, какой березе голова достанется.

— Этой!

— Нет, этой! Шапку на кон ставлю.

Так, насильничая и веселясь, время и скоротали. Аж четыре недели, пока не помирились братья и не разошлись по своим княжествам.

Ненадолго.

Кровь жгла жилы. Обида рвала душу. Жадность разума лишала.

Первым не выдержал Владимир Всеволодович. Вышел из Юрьева, разорил Москву, город Юрия Всеволодовича, потом пошел к Дмитрову. Да только дмитровцы дожидаться не стали, сами посады пожгли, в городе затворились, все приступы отбили.

Так началась новая усобица…

Вышел из Ростова Константин и отнял у Юрия город Солигалич, обратил в пепел Кострому и захватил Нерехту — вотчину Ярослава.

В ответ Юрий, Ярослав и Давыд, князь Муромский, вновь двинулись к Ростову. Узнав о том, Владимир Юрьевский от Дмитрова отступил. Думал, дмитровцы ему за это в ножки поклонятся, а они, неблагодарные, в погоню бросились.

— Вот они! Вот они!

С гиканьем и диким, утробным криком налетели дмитровцы на обозы Владимира. Всех перерезали, никто не ушел. Кто ниц падал, тому дубинами головы мозжили, кто на ногах смерть встречал — того до пояса разрубали мечами. Только кряхтение слышалось:

— А-хх! А-хх!

Снова у реки Ишни встали отряды. Пытались дружинники, как прежде, повеселить себя, глянули — деревень-то и нет, не отстроились, и людей нет, и березы сломаны. Тоска!

…И снова помирились князья. Юрий же Всеволодович послал в Москву знатного боярина, которому повелел сказать Владимиру следующие слова: «Приезжай ко мне, не бойся, я тебя не съем, ты мне свой брат. А потому иди-ка ты в свой Юрьев и правь там». Боярин все передал, как велено, и голову склонил, зная, что его ожидает.

— Плетей ему за весть дурную, — распорядился Владимир, багровый от гнева.

Боярин перевел дух: не велел казнить — и славу Богу.

И опять наступил на Руси мир, и опять, как водится, короткий.

В Новгороде шумело вече. Выбирали князя. Печалились о Мстиславе Мстиславиче.

— Обидели мы его, — говорили новгородцы. — Потому и ушел он. А то была бы нам и опора, и защита.

Мстислав Удалой, сын Мстислава Храброго, того самого, что не так давно разбил войско Андрея, брата Всеволода Большое Гнездо, в Новгороде правил неполных три года. За это время и на чудь успел сходить, дань с нее взять, и в Черниговских волостях с ополчением новгородским побывал, одну победу за другой одерживая. А когда вернулся из похода, узнал, что вроде как не люб он теперь Новгороду. Собрал тогда Мстислав народ и сказал: «Есть у меня дела на Руси, а вы вольны в князьях». И ушел.

Тогда-то и зашумело вече сильнее обычного… Наконец решили звать на княжение Ярослава Переяславского, впервые — владимиро-суздальца.

— Сами позвали, так править не мешайте! — предупредил Ярослав, явившись в Новгород.

Для начала повелел он схватить бояр, что о Мстиславе доброе говорили, и отволочь их с родней в свой город Тверь. Потом и до тысяцкого Якуна Намнежича, который всегда и во всем лишь собственный интерес видел, руки у князя дошли.