Иван Антонович Ефремов - Петр Чудинов

Эти экспедиции Ефремова полувековой давности и ныне привлекают внимание исследователей и строителей. До сих пор не сходят со страниц газет и журналов названия: Тында, Нюкжа, Чара. Они принадлежат к узловым, «горячим», точкам БАМа, с которыми неразрывно связана деятельность И. А. Ефремова. В Тынде в музее истории БАМа среди имен выдающихся первопроходцев-исследователей названо и его имя.

Иван Антонович Ефремов как исследователь-первопроходец обладал очень важным качеством (прирожденным или усиленным обостренной наблюдательностью) — умением прекрасно понимать, чувствовать местность, особенности окружающего ландшафта. В походе он всегда был спокоен, и окружающим порой даже казалось, что он уже бывал в местах, где пролегали его маршруты, хотя все точно знали, что он здесь впервые. Конечно, в какой-то мере это спокойствие вытекало из опыта, знания топографии, геоморфологии и геологии. Однако это было и своего рода фантастическое чувство единства с природой, свойственное отнюдь не всем даже бывалым исследователям. Недаром И. А. Ефремов считал унизительным чувствовать смятение перед природой, взаимоотношениям человека с которой он как естествоиспытатель придавал особое значение: «Важнейшая сторона воспитания, — подчеркивал ученый, — это развитие острого восприятия природы. Притупление внимания к природе равносильно остановке развития человека, так как разучаясь наблюдать, человек теряет способность обобщать» [101, с.204].

Рассказывая о своих походах, И. А. Ефремов с грустью вспоминал ушедшую в прошлое суровую романтику тех лет, когда успех экспедиции, выполнение задач, да и сама жизнь участников не определялись лишь научной квалификацией руководителя, а во многом зависели от его опыта, организаторского таланта. Любая неучтенная мелочь могла обернуться непоправимой бедой. Умение находить оптимальные решения в трудных, нередко даже экстремальных условиях, личная выдержка, мужество, способность вселить в своих спутников надежду и уверенность в благополучном исходе — всеми этими качествами обладал Иван Антонович Ефремов. «Начальник — тот, — говорил он позднее, — кто в трудные моменты не только наравне, а впереди всех. Первое плечо под застрявшую машину — начальника, первый в ледяную воду — начальник, первая лодка через порог — начальника, потому-то он и начальник, что ум, мужество, сила, здоровье позволяют быть впереди. А если не позволяют — нечего и браться» [сноска].

Вспоминая прошлое, он, разумеется, имел полную картину прекрасной оснащенности современных экспедиций. При сравнении экспедиций у Ивана Антоновича невольно возникали мысли о том, ценой какого невероятного напряжения сил и нервов, преждевременного износа организма достигались успехи первооткрывателей. И он гордился тем, что шел в первых рядах. И. А. Ефремов, идя своим путем, сумел увидеть и новые горизонты: «Не грустите, что милая старая романтика непознанной Земли ушла от нас. Вместо нее родилась романтика, требующая гораздо большего напряжения сил, гораздо большей подготовки, психологической и физической, — романтика проникновения в значительно более глубокие тайны познания» [124, с.245].

Лето 1935 г. застало Ивана Антоновича в Татарии. Он возглавлял раскопки около с. Ишеево, где в 1929 г. геологи обнаружили кости крупных ископаемых животных. Работы в общей сложности велись до 1939 г., когда И. А. Ефремов провел последний заключительный сезон. Раскопки открыли на территории нашей страны новую, богатую и разнообразную фауну наземных позвоночных, ставшую одной из опорных в хронологии позднепермской эпохи. Помимо палеонтологических монографических описаний позвоночных, И. А. Ефремов обобщил и систематизировал полевые наблюдения над условиями захоронения скелетных остатков. Именно эти данные позднее вошли в основы тафономии.

Участник экспедиции в Ишеево в 1935 г. бывший препаратор Геологического музея Н. Н. Косниковский вспоминал: «Жили мы в палатках тут же у оврага. С одной стороны — лес (с волками!), а с другой — невысокие, голые холмы и много оврагов… Погода стояла хорошая, работали в одних трусах, и хочется отметить, что бронзовый от загара, двадцативосьмилетний Иван Ефремов мог бы служить отличной моделью для античного ваятеля… Вечерами собирались вокруг обязательного костра. Высокие яркие звезды на черном небе и взлетающие высоко искры, тишина и ощущение полной оторванности от остального мира — все это располагало к беседе, иногда к тихому пению. Иван Антонович не говорил много, но никогда не выглядел безучастным. Меткими замечаниями он как бы поддавал жару в общий разговор и смеялся со всеми характерным отрывистым смехом».

Этим годом, по существу, заканчивается определенный период биографии Ефремова. Его можно было бы назвать ленинградским, поскольку Палеонтологический институт начал свой переезд в Москву. Но для И. А. Ефремова это и окончание основных геологических экспедиций. Жизнь этих лет по своей уплотненности стала для него своего рода туго свернутой пружиной, запасенная впрок энергия которой вместила в себя незаурядный опыт первопроходца, геолога и палеонтолога, организатора и руководителя героических и уже легендарных экспедиций. Сюда же следует добавить его разнообразные палеонтологические исследования, а также присуждение ему звания научного сотрудника 1-го разряда в 1932 г. и ученой степени кандидата биологических наук за совокупность работ по палеонтологии в августе 1935 г.

Его биография этого периода была бы неполной без одного важнейшего обстоятельства, неразрывно связанного с судьбой Ефремова-геолога и естествоиспытателя. «Мне посчастливилось быть в рядах тех геологов, которые открыли пути ко многим важным месторождениям полезных ископаемых, — писал Иван Антонович. — Эта трудная работа так увлекла нас, что мы забывали все. Забыл и я о своем учении. Я то и дело «спотыкался», когда приходилось отстаивать свои взгляды, выставлять проекты новых исследований или «защищать» открытые месторождения. Наконец мне стало ясно, что без высшего образования мне встретится слишком много досадных препятствий. Будучи уже квалифицированным геологом, я ходатайствовал о разрешении мне, в порядке исключения, окончить экстерном Ленинградский горный институт. Мне пошли навстречу, и в течение двух с половиной лет удалось, не прерывая работы, закончить его» [96, с.323]. В 1935 г. ему было присвоено звание горного инженера. Диплом об окончании И. А. Ефремов получил позднее, что, по-видимому, было связано с его постоянными экспедициями и с переездом института в Москву.

Иван Антонович любил Ленинград — город своего раннего детства и юности. Во многих произведениях Ленинград служит местом действия его героев. Мальчик в матросской курточке на выставке самоцветов Урала, которой открывается пролог к «Лезвию бритвы», — это все тот же Ваня Ефремов, сохранивший связи с Ленинградом до конца своих дней. В начале 60-х годов И. А. Ефремов писал о Ленинграде Н. Н. Косниковскому: «Мне было как-то особенно приятно пройтись с Вами по «коридорам времен и воспоминаний». Для меня, в смысле внешнем, годы, проведенные в ленинградском ПИНе (Палеозоологическом институте. — П. Ч.) и вообще в Ленинграде, были лучшими в жизни. Я не говорю о пришедших потом глубине восприятий и впечатлений, радостях встреч и открытий — это другое. Но в целостном ощущении гармонии себя и окружающего тогда было гораздо лучше… Или то была просто мечтательная молодость с ее миражами на далеких горизонтах?»