Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 - Вера Павловна Фролова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
23 января
Воскресенье
Наконец-то! Свершилось! Господи, – СВЕР-ШИ-ЛОСЬ! Мой любимый Ленинград, мой самый милый, самый прекрасный из всех городов мира Ленинград – СВОБОДЕН! Снова свободен! Прорвана его многомесячная осада, а немцы отброшены далеко-далеко. Как мы трое – мама, я и Сима – радовались, ликовали, плакали! Глядя на нас, разревелась в голос и Нинка: «Теперь мой папа приедет домой, а нас там нет. От бабушки и дедушки он узнает, что мы угнаны в Германию», – причитала она, непрерывно и горько всхлипывая. А у меня от ее слов сразу высохли глаза. В самом деле, ведь, если Миша с тетей Ксеней и Ядвигой живы, они тоже, несомненно, сразу же постараются побывать в Стрельне. А кого они найдут там? Удалось ли деду Ивану с Тасей и Женькой избежать угона в неволю? Если нет, то Миша с тетей Ксенией не смогут даже узнать, что мы живы. И цел ли наш дом? Возможно, на месте его лишь руины либо пепелище… Ох, как хотелось бы мне хоть на минутку оказаться в родном Новополье, хотя бы одним глазом посмотреть, что там происходит. Пожалуй, половину оставшейся жизни не пожалела бы отдать за такую возможность.
Эти прекрасные известия сообщил нам сегодня в своем очередном послании Роберт. Генка с Толькой сказали, что англичанам известны многие подробности разгрома фашистов под Ленинградом, но Роберт велел сказать мне, что сообщит о них только лично. Он и в записке так пишет: «подробности – при встрече». После обеда я попросила у старой фрау «урляйб» (Шмидта, слава Богу, не было дома), и мы с Симой и Нинкой отправились к Степану. Возле железнодорожного переезда встретили Галю от Клееманна – она шла к нам, – позвали ее также с собой.
У Степана, как всегда, было много народу. Возле стола, за картами сидели какие-то совсем незнакомые поляки. Пришли Иван Болевский с Сашко от Клодта. За ними пожаловала оживленная компания – Фред, Томас и Боб. Роберт, начищенный, наутюженный, наглаженный, появился тотчас вслед за нами. Как он был рад, да что там рад – счастлив! Он весь тихо сиял (иных слов мне не подобрать), его глаза светились нежностью и любовью. (Мне даже на какое-то мгновение стало стыдно, что я так долго увиливала от встречи.)
– Поздравляю, любимая, – шепнул он, здороваясь, и слегка прикоснулся горячими губами к моей щеке. Тут и все, словно бы Сима, Нинка и я были именинницами, принялись поздравлять нас с освобождением Ленинграда, заверять в том, что уж теперь-то немцы покатятся на Запад без остановки, что срыв осады Ленинграда окончательно подорвал их боевой дух.
А «подробности» оказались такие. Наступление советских войск началось 14 января, причем сразу в нескольких направлениях. После тяжелых боев нашим удалось не только прорвать кольцо блокады, но, в свою очередь, окружить значительную группировку немцев. Однако в последний момент те все же сумели выбраться из котла, хотя поплатились за это большими потерями. Полностью Ленинград был освобожден от вражеской блокады 20 января, и в тот же день преследующие немцев советские войска взяли город Новгород. Ура! Трехкратное ура! Если все то, что рассказал Роберт, – правда – слава тебе, Господи! У меня опять знакомое уже лихорадочное состояние, когда и радость, и смех, и слезы – все рядом, и когда хочется немедленно куда-то бежать, что-то предпринять. А куда? Что?
Потом мы сидели вдвоем с Робертом в сторонке, у окна, и он, не выпуская моих рук из своих, опять говорил о его «ганц гроссе и швере»[2] чувствах, о том, как тосковал все эти недели, как жаждал меня видеть. На его боязливый вопрос – всё ли теперь в порядке, смирилась ли наконец наша соседка-немка и не было ли повторной жандармской проверки – я ответила маленькой неправдой: нет, жандармы пока, слава Богу, больше не появлялись, а вот отношения с соседкой-немкой по-прежнему оставляют желать лучшего. Теперь к ней приехал еще в отпуск и муж, а это такой говн… Словом, он тоже, на мой взгляд, нехороший человек. Но надеюсь, Бог простит мне эту вынужденную ложь. А между тем время шло и шло. На улице уже стемнело. Почти все Степановы гости постепенно разошлись. Сима с Галей уже давно делали мне знаки, что, мол, пора и нам отправляться, пора и нам честь знать. Я встала, надела поданное мне Робертом пальто. И тут произошла сцена, которая заставила сильно смутиться. Сидевшая возле камина «бабця» вдруг подозвала меня к себе. Когда подошла к ней, она стала вдруг рассказывать о том, как переживал Роберт, когда получил мое первое письмо, как не находил себе места и как казнил себя за то, что стал причиной моих неприятностей. Затем, подумав немного, добавила, покачивая седой головой: «Любит он тебя очень, Веруша. Хороший он человек. Помяни меня, старуху, – счастлива с ним будешь…» Я растерялась, не найдя сразу, что ответить, взглянула на стоявшего рядом Роберта. А тот, улыбаясь, будто все понял, кивал утвердительно головой, а «бабце» говорил по-русски: «Вера – моя любима».
Роберт усиленно уговаривал меня прийти к Степану и в следующее воскресенье, но я не обещала, сославшись на работу в усадьбе. Он вышел проводить нас и долго, пока можно было его различить в наступившем сумраке, стоял за углом дома, помахивая рукой и глядя вслед.
Ну, вот и все о сегодня. На душе у меня радостно и светло, а ведь завтра снова весь день придется торчать в панских хоромах. Как уже надоело! Хоть бы скорей заявилась эта «хвостдейтч»!
Тогда, в первый день, в шесть тридцать утра, я поднималась на крыльцо хозяйского дома. К моему удивлению, Шмидт и его фрау уже были на ногах (не дрыхается же им!). В кухне плавал аромат свежезаваренного кофе (натурального!), на плите аппетитно шкворчали на сковороде залитые взбитыми яйцами ломтики хлеба. Успевший позавтракать Шмидт вытирал салфеткой масляные губы.
– Присядь, выпей чашечку кофе и съешь этот горячий бутерброд, – пригласила меня фрау и показала на край стола, где уже стояли небольшой дымящийся бокал и тарелка с кусочком золотистого хлеба. – А вообще-то, мы с папой решили, что впредь тебе не обязательно являться сюда так рано – завтраки я буду готовить сама. Можешь приходить вместе со всеми. Ну… Иди же, выпей чашечку кофе.
– Спасибо, – вежливо поблагодарила я и постаралась незаметно сглотнуть невесть откуда взявшиеся во рту обильные слюни. –
