Кейн. Ветер ночи - Карл Вагнер

Джек Вэнс в своих блестящих и изобретательных рассказах серии «Умирающая Земля» придумал оригинальную науку магии, состоящую из устных заклятий страшной силы. В рассказе «Туржан Миирский»[2] Вэнс так объясняет эту систему, указывая на встроенные ограничения: «Здесь были тома, собранные многими колдунами прошлого, неряшливые фолианты, оставленные Сейджем, переплетенные в кожу книги, содержащие сотню мощных заклинаний, большей частью настолько сложных, что Туржан мог держать одновременно в памяти не более четырех». Теперь вы получили представление, о чем я говорю. Известно сто таких заклинаний, объясняет Вэнс, но средний человеческий мозг, в котором надо запечатлеть заклинание страшным усилием воли, может содержать одновременно лишь несколько из них.

Чуть позже в том же рассказе Туржан готовится к путешествию. Любой маг, рискующий высунуть нос за безопасные пределы своей башни или дворца, подвергает себя мириадам опасностей странного мира будущего. Туржан пытается выбрать только те заклинания, которые, как он предвидит, могут понадобиться. «Он надел короткий синий плащ, подвесил к поясу меч и прикрепил к запястью амулет с рунами Лаккоделя. Потом выбрал заклинания, которые хотел захватить с собой. Он не знал, какие опасности могут его поджидать, поэтому остановил свое внимание на трех заговорах наиболее общего применения: Великолепном Призматическом Разбрызгивателе, Воровской Магии Фандаала и на Заговоре Медленного Часа».

Ограничения такой магической системы очевидны. Маг либо столкнется с непредвиденными опасностями, либо истощит свой магический арсенал (поскольку каждым заклинанием можно пользоваться только один раз), что сделает его беспомощным перед лицом дальнейших угроз. Заметьте, Вэнс восхитительно продумал осложнения, вытекающие из проблемы неуязвимого мага.

Нечто в том же роде можно найти в моем романе «Гигант в Конце Света» (1969). Мой маг Зелобион из Карчая — мастер магической Школы Фоманической Тавматургии — щеголеватый способ сказать, что он пользуется только устными заклинаниями и чарами. Хотя особенности у него выдающиеся и я не ввел никаких ограничений на число удерживаемых им тавматургий, можно легко догадаться, что он сделается магически бессильным, если враги попросту заткнут ему рот кляпом, что они и делают в девятой главе, привязав волшебника и оставив на съедение ненасытному Ми-риаподу, от которого Зелобиона спасает воин-сверхчеловек — Ганелон Серебряная Грива. А также (хоть я и не использовал эту идею в своем романе) его сделает столь же беспомощным простой приступ ларингита.

Схожим образом во «Властелине Колец» профессор Толкин столкнулся с проблемой Саурона — черного мага такой громадной силы, что он давным-давно миновал смертность и стал практически неуничтожимым. Толкин сделал из него чуть ли не божество зла. Так вот, любой герой, каким бы ни был он доблестным, явно будет беспомощен перед столь сильным противником. Толкин предвидел это возражение и перенес большую часть могущества Саурона в талисман громадной силы — «Первое Кольцо». Весь сюжет романа Толкина крутится вокруг двойной задачи: не дать Саурону приобрести Кольцо и, если возможно, уничтожить его, прежде чем злой волшебник им завладеет.

Еще один способ справиться с той же технической проблемой скоро будет продемонстрирован в моем пока еще незаконченном романе «Химери-ум». Хотя решение в нем по существу родственно вэнсовскому, у него есть некоторые уникальные особенности. В мире «Химериума» — известном, кстати, как «Истрадорф» — применяется новый вид талисманной магии, при которой волшебник наделяет любой артефакт Силой с помощью метода, именуемого Озвездением. Магическая мощность происходит от жизненной силы самого мага, вытянутой из его тела громадным усилием воли. Жизненная энергия напоминает чистое, как звездный свет, пламя, через которое и пропускают талисман. «Заряд» можно истощить неоднократным применением талисмана. Его можно также разрядить, применив контрталисман. И конечно же, сама природа ограничивает число талисманных артефактов, какие может Озвездить Силой любой чародей Истрадорфа, так как каждое Озвездение высасывает часть его жизненной силы.

Но давайте проследуем дальше и кратко рассмотрим другие технические проблемы создания миров.

Автор, пишущий фэнтези, должен, как я уже говорил, очень хорошо представлять себе придуманный мир, хотя бы потому, что тот должен обладать «внутренней реальностью», о которой говорит Толкин в своем увлекательном эссе, процитированном в эпиграфе к этой статье. В мире, где есть магия, настоящая магия, не должно быть пороха. Если вы используете систему, которую можно назвать «практической магией» — магией, действующей в реальном мире, — то физические науки, вроде химии, не только излишни, но и несколько неуместны.

Для создания у читателей того настроения, которое Кольридж окрестил «готовностью забыть о недоверии», требуется литературное умение высокого порядка. В произведении, где этого удалось добиться, автор каким-то образом заставил элементы фэнтези выглядеть реальными, настоящими, достоверными. Один из факторов, помогающих этого достичь, прием, названный, за неимением более подходящего термина, «фантастическим реализмом». Клайв Льюис обсуждает этот фактор в своей очаровательной книжечке «Опыт критика»: «Это то, что я называю Реализмом Изображения — искусство приблизить к нам что-либо, сделать его живым и осязаемым, благодаря остро подмеченным или тонкоизображенным деталям… Мы все назовем реалистическими точные указания размеров, которые даны в “Гулливере”, а читая “Божественную Комедию”, найдем сравнения с известными нам предметами».[3]

Тщательное применение точных, живо схваченных, непосредственных описательных подробностей может сотворить чудеса по части оживления воображаемых существ на страницах вашего произведения, придаст реализм фантастическим сценам и сверхъестественным событиям. Льюис же дополняет список несколькими примерами того, что ему кажется выдающимися реалистическими вымышленными подробностями:

1. Дракон «нюхает камень». («Беовульф».)

2. Артур в «Бруте» Лайамона, услышав, что он стал королем, сидел совершенно безмолвно и «то краснел, то бледнел».

3. Башенки замка в «Сэре Гавейне и Зеленом рыцаре» выглядели словно «вырезанные из бумаги».

4. Эльфы пекари в «Гуоне Бордоском» «стирали с пальцев тесто».

Явная аномалия всех этих образчиков описания подробностей состоит в том, что все они почерпнуты из литературы, которую мы называем «реалистической». Льюис сам это сознавал. «Нетрудно заметить, что большинство моих примеров изобразительного реализма, хоть я и не делал это специально, попадаются в произведениях, которые сами по себе совсем не реалистические».