1937 - Вадим Роговин

Когда Кудрявцев упомянул, что «малые культы» процветали и в других городах Киевской области («секретари Житомирской организации… ничего страшного не видели в том, что их большие и малые портреты развешивались по городу»), Молотов откликнулся иронической репликой по адресу украинских «вождей»: «он [Кудрявцев] хорошо дополняет Косиора и Постышева» [691].

Развивая тему о «вождизме местных руководителей», Мехлис привёл ряд выразительных примеров. Так, челябинская газета опубликовала рапорт, заканчивающийся словами: «Да здравствует руководитель челябинских большевиков т. Рындин!» [692] Критика подобных фактов давала понять собравшимся: отныне славословия должны ограничиваться Сталиным и его «ближайшими соратниками».

Пытаясь определить различия между партийной и хозяйственной работой, ораторы противоречили самим себе и друг другу. Во всяком случае, было ясно, что партийные органы не должны отказываться от непосредственного вмешательства в хозяйственные дела. Противопоставление партийной и хозяйственной работы понадобилось для того, чтобы более чётко определить главную задачу партийных органов: не ограничиваться «выкорчёвыванием» «вредителей», т. е. работников промышленности и сельского хозяйства, а нацелить свои усилия на чистку самого партийного аппарата. «Партийная работа» трактовалась как обнаружение и «выкорчёвывание» «троцкистов», даже если за ними никакой вины, кроме участия в оппозициях 20-х годов, не числилось. Именно так понял смысл «партийной работы» Хрущёв, обещавший «озлобить и вздыбить [Московскую] партийную организацию… против троцкистов и зиновьевцев» [693].

Важнейшим аспектом «партийной работы», как следовало из выступлений, должно стать поощрение дополнительных реляций, которые широким потоком начали идти в партийные органы. Евдокимов с удовольствием сообщал, что сейчас в его крайком поступает «масса… заявлений о связи отдельных лиц с разоблачёнными врагами» [694]. Переведённый месяц назад на пост секретаря Курского обкома Шеболдаев рапортовал о том, как он взялся на новом месте за эту работу: «Мы имеем в Курске ежедневно 100—150 заявлений ко мне, помимо аппарата, надо всё прочитать, всё разобрать, иначе мы будем опять зевать так же, как зевали раньше». В качестве показателей успеха в «разборе» поданных «сигналов», Шеболдаев привёл данные, согласно которым в области уже арестовано семь членов бюро и четыре заведующих отделами обкома, 25 работников в одном только земельном управлении облисполкома [695].

О масштабах предстоящего погрома руководящих кадров говорил Андреев — на примере вырвавшегося вперёд в этом отношении Азово-Черноморского края, куда он был послан два месяца назад для «разъяснения» постановления ЦК по местному крайкому. Докладывая о результатах этой поездки, Андреев заявил, что в крупных городах края (Ростов, Краснодар, Новороссийск, Таганрог, Новочеркасск, Сочи) почти все первые и вторые секретари горкомов, председатели и заместители председателей горсоветов «оказались троцкистами». Не удовольствовавшись этим, Андреев сообщил: «Есть данные о том, что ещё мы будем иметь целый ряд доказательств о том, что почти везде сидели троцкисты» [696].

Большинству партийных секретарей, ещё не имевших возможности похвастаться подобными «достижениями», оставалось лишь каяться в том, что они «проглядели уйму врагов» [697]. На этом фоне «удачно» выглядели лишь наиболее кровожадные сталинисты, приводившие примеры собственной «бдительности» и выдвигавшие предложения по части расширения масштабов террора. Так, Берия сообщил, что в прошлом году в Грузию вернулось из ссылки около полутора тысяч бывших членов «антисоветских партий»; «за исключением отдельных единиц, большинство из возвращающихся остаются врагами советской власти, являются врагами, которые организуют контрреволюционную вредительскую, шпионскую, диверсионную работу». Из этого Берия делал вывод о том, что «не следует возвращать политических ссыльных в места их прежнего жительства» [698].

Мехлис пояснил участникам пленума, как должна вести себя печать в развёртывающейся кампании по «выкорчёвыванию». Сообщив, что в нескольких номерах одной областной газеты было названо 56, а в другой — 68 «новых фамилий разоблачённых троцкистов», он заявил, что такое «сплошное помещение в газетах материалов о троцкистах создаёт ложное впечатление об удельном весе троцкистов в стране».

В речи Мехлиса указывалось, что при «разоблачении троцкистов» не следует приводить высказывания, за которые они были репрессированы. Он с возмущением говорил о том, что при обличении одного «троцкиста» «всё, что он говорил о Троцком, вываливается в газету. А написано следующее, что Троцкий — заслуженный политический деятель, который много делал не только для СССР, но и для рабочих и крестьян всего мира. Троцкий имеет даже больше трудов, чем Ленин». Другим недопустимым фактом Мехлис назвал случай, когда «в ростовском институте Шаповалов высказывался о том, что в партии нужна свобода группировок, а весь коллектив не разоблачил Шаповалова».

Наконец, Мехлис заявил, что «троцкисты пользуются такими приёмами, которые позволяют нашим редакторам или простачкам газетным и партийным говорить об описках или опечатках». В качестве примеров он привёл многочисленные факты из практики районных, заводских и совхозных газет, когда неудачный монтаж газетных материалов мог вызвать у читателей нежелательные ассоциации: в одной газете под заголовком «Злейшие враги народа» был помещён портрет Сталина; в другой — под подборкой «Расстрелять всю банду наёмных убийц» красовалась фотография Ежова. Мехлис заявил, что за подобные проявления «идеологического вредительства» следует беспощадно карать работников печати [699].

Обсуждение последнего вопроса повестки дня завершилось заключительной речью Сталина, после чего было объявлено о закрытии пленума.

XXXIV

Сталин даёт директивы

Сталин длительное время дорабатывал текст своих выступлений на пленуме, подготавливая их для публикации. Его доклад был опубликован только 29 марта, а заключительное слово — 1 апреля 1937 года.

Предпосланное этой публикации заглавие «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» отличалось от наименования доклада Сталина в повестке дня пленума своим зловещим характером. Слово «ликвидация» недвусмысленно указывало на участь всех тех, кто будет отнесён к «двурушникам».

Столь же недвусмысленно раскрывались Сталиным и масштабы предполагаемой «ликвидации». Эти масштабы вступали в явное противоречие с фальсифицированной статистикой, которую Сталин использовал на протяжении ряда лет для того, чтобы создать впечатление о малочисленности «троцкистов». На XV съезде ВКП(б) (декабрь 1927 года) он привёл цифры, согласно которым «за партию» в предсъездовской дискуссии голосовало 724 тыс., а за оппозицию — «4 тыс. с лишним» [700]. Некоторые уточнения в эти данные были внесены им на ноябрьском пленуме ЦК 1928 года. Заявив, что против платформы ЦК в прошлогодней дискуссии голосовало менее четырёх тысяч человек и выслушав реплику из зала: «десять тысяч», Сталин не только согласился с этой поправкой, но и добавил: «Я думаю, что если десять тысяч голосовало против, то дважды десять тысяч сочувствующих троцкизму членов партии не голосовало вовсе, так как не пришли на собрания. Это те самые троцкистские элементы, которые не вышли из партии и которые, надо полагать, не освободились ещё от троцкистской идеологии» [701].

На февральско-мартовском пленуме Сталин вернулся к цифре 1927 года — 4 тыс. человек, голосовавших за «троцкистов» в ходе последней в истории партии дискуссии. Прибавив к этой цифре 2600 человек, воздержавшихся от голосования («полагая, что они тоже сочувствовали троцкистам»), и 5 процентов от числа не участвовавших в голосовании (количество таковых составляло тогда 15 процентов от общего числа членов партии), он вывел условную цифру — «12 тысяч членов партии, сочувствовавших так или иначе троцкизму». «Вот вам вся сила господ троцкистов,— прокомментировал эту цифру Сталин.— Добавьте к этому то обстоятельство, что многие из этого числа разочаровались в троцкизме и отошли от него, и вы получите представление о ничтожности троцкистских сил» [702].

Названная Сталиным цифра разительно противоречила цифрам, приведённым в других выступлениях участников пленума. Так, Каганович сообщил, что только в аппарате железных дорог в 1934 году было выявлено 136, в 1935 году — 807, а в 1936 году — 3800 троцкистов, из которых значительная часть арестована [703].