Кризисы в истории цивилизаций - Александр Никонов

Социализм же с его требованиями помогать бедным людям или бедным странам – это путь в никуда… История с людьми и странами, выигравшими в лотерею халявные блага, учит нас: если взять все-все деньги и честно, по справедливости разделить поровну между всеми гражданами или странами, через некоторое время деньги вновь «перераспределятся» к тем, кто и раньше был богат. Потому что они умнее и талантливее. И тогда «во имя справедливости» придется снова силой отнимать и снова делить. А потом опять грабить и робингудствовать. Социализм – это перманентное преступление. Вне преступления эта система не живет. Социализм – это эксплуатация худшими лучших. И это неправильно. Лучшие люди должны и жить лучше…

Однако быстрых успехов на пути экономической либерализации я не жду. Потому что слишком уж загажены мозги передовой интеллигенции идеями равенства. Даже у экономистов. Оксфордский профессор Роберт Скиделки, например, так видит пути выхода из кризиса: «Глобальный экономический спад 2007/2009 годов воскресил к жизни необходимость социального равенства и более активного правительственного вмешательства в экономику». И это говорит доктор экономики! Чувствую, с такими докторами наш путь выздоровления будет долгим.

Разве что эта книга поможет просветлению умов…

Угроза распада страны во время кризиса висит не только над США, но и над Китаем, и на Россией… Собрать страну можно только снизу. Точнее, она сама должна собраться снизу. Для это властям нужно только раскатать по всей зоне влияния единое полотно простых норм и законов, которые дали бы людям максимально простые и понятные правила. И чтобы эти правила были людям выгодны. И тогда новая страна – гораздо более прочная и крепкая – кристаллизуется на месте старой. И это будет уже совсем другое государство, хотя и в тех же границах. Людям будет выгодно его сохранять. А страна, которая выгодна, и называется Родиной.

Вместо эпилога

Во время написания этой книги я на три дня вылетел со всем семейством в Лондон, чтобы слегка развеяться. И вот, гуляя по мартовской набережной, мы решили зайти на лондонскую «Аврору» – боевой пароход «Белфаст», превращенный в музей и пришвартованный у гранитной набережной Темзы.

Ничего особенного от этого музея я не ожидал, но провели мы там два часа, поднимаясь на мостики, залезая в орудийные башни и спускаясь в машинное отделение, трогая бесконечные рукоятки и наблюдая удивительное хитросплетение его железных кишочек. Даже моя гуманитарная жена была впечатлена:

– Целый город!

Хотите ощутить интеллектуальную мощь цивилизации – изучите устройство современного корабля. Впрочем, сойдет и пароход без малого столетней давности, типа «Белфаста». Боевой корабль – сложнейшая система взаимосвязей и взаимозависимостей! Глядя на это бесконечное нагромождение непонятного умного железа, поневоле проникаешься уважением к человеческому интеллекту. Удивляешься эволюции кораблей – от деревянных каравелл до этакого вот чуда железной техники. И понимаешь, насколько все это дорого стоит. Безумные деньги! А потом где-то возле радиорубки читаешь простую надпись о том, что экипаж должен поддерживать постоянную связь с берегом и слушать вечный переписк морзянки.

– Чтобы на земле знали: корабль в море, и он еще жив, – без пафоса перевела жена надпись с английского.

А почему бы ему не жить, такому умному, дорогому и сложному хищнику? А потому что море бороздят точно такие же умные хищники. Эволюция техники и социумов порождает все более и более сложные системы, которые несут себя по планете и конкурируют с аналогичными структурами.

Европейские социально-технические организмы вырвались в этой эволюционной гонке вперед. И начали распространяться по планете. И когда я слышу какую-нибудь девчачью чушь о том, что злые европейцы в погоне за прибылью поработили несчастных жителей колоний, мне делается смешно. Потому что в этом «порабощении» нет не только ничьей персональной вины, но даже и ничьего персонального желания. Или стремления к наживе за счет эксплуатации. А есть нормальное и естественное системное распространение победивших форм. Интеллектуальная техносфера расползалась по экологической нише, имя которой Земля, совершенно объективным образом. И обвинять Британию, например, в колонизаторстве и жадности так же глупо, как обвинять лед в стакане с замерзающей водой в том, что он «хочет поработить» воду. Лед, как и Британия, ничего не хочет. Просто идет естественный природный процесс замещения одной формы другой, потому что этого требуют физические условия.

И потому пути назад у нас нет, хотя временные откаты возможны… Говоря о путях назад, я имею в виду то, с чего начал эту книгу, – мощное мировоззренческое столкновение, которое сейчас ярко обозначилось, как это всегда бывает в кризисные времена. Помните тоскливые слова моего собеседника Михаила Хазина, коего я назвал старовером, о спокойной деревне, куда тянулась его душа от непонятного мира чипов, вживленных под кожу, генетически модифицированной продукции и общего городского «разврата».

«Разврат» побеждает. Он не может не победить. Потому, что «разврат» удобнее, веселее и привлекательнее. Именно его выбирает будущее. И чтобы убедиться в этом, не обязательно заглядывать за асимптотический «горизонт событий». Достаточно обернуться и посмотреть в прошлое, например, поехав в какой-нибудь деревенский заповедник чистоты, которая тщится отгородиться от грехов современности.

Я был в таком заповеднике. И видел, как его размывает море цивилизации. Этот заповедник, строгая мораль коего родилась задолго до греховного XVI «века ростовщиков» и усиленно поддерживается жителями, называется Николаевск.

Николаевск – это не город. Николаевск – не очень большая деревенька на Аляске, так что название ей дали явно «на вырост», которого не будет. Здесь обитают русские староверы. И занесла меня туда судьба, когда я трудился начальником отдела в журнале «Огонек».

…С утра стоял туман, а старый американский самолетик, склепанный еще, наверное, братьями Райт, не был оборудован системой для всепогодных полетов. А, может быть, он- то был оборудован, но аэропорт города Хомер, куда мы направлялись, оборудован не был, поэтому из-за тумана не мог принять наш аэроплан. И потому мы – я и два фотокорреспондента – сидели на пластиковых креслах в зале ожидания анкориджского аэропорта и ждали, когда туман в Хоме- ре рассеется. На летном поле, неподалеку от выхода, стоял самолет, видимый через стеклянную стенку. Периодически я приближался к стойке и спрашивал у девушек по-нерусски, наш ли это самолетик там стоит такой страшненький.

А поскольку у меня в голове с утра все перепуталось, вместо слова «плэйн», что по-нерусски означает «самолет», я по- чему-то говорил «флай», что имеет два значения – «летать» и «муха». Девушка смотрела на меня круглыми глазами, недоумевая, про какую такую муху спрашивает этот сумасшедший русский. Русские все сумасшедшие…

Потом объявили посадку. Пассажиры прошли в самолет, расселись, после чего пилот обернулся и объявил, что сейчас мы, конечно, вылетим, но если по прилете в Хомер выяснится, что там туман или низкая облачность, мы вернемся обратно в Анкоридж. По счастью, в аэропорту прибытия случился разрыв в облачках и мы благополучно сели на благословенную землю Хомера – ничтожного американского городка, про который мир никогда бы не услышал, если бы не было поблизости от него русской деревни Николаевск.

Мне давно хотелось посмотреть, как живут староверы. Из газет и книжек я узнал про староверов много интересного: что они не едят из общественной посуды, поэтому питаются только дома, чтобы не оскверняться. Что они не смотрят телевизор, потому как грех большой. Что они нелюдимые. Неконтактные. Не признают цивилизацию. И особенно разные новомодные штучки, в изобилии появившиеся начиная с XVI века.

По предварительной телефонной договоренности нас должен был встретить старовер Иван. Но почему-то не встретил. Может, передумал, черт нелюдимый? Действительно, чего ему с беспутными-то греховодничать? Позвонив на всякий случай Ивану домой из аэропорта прибытия, мы узнали от его жены, что Иван давно уже уехал «туды».

– Куды «туды»?

– Туды. Вас встречать.

Вот она, неспешная провинциальная жизнь, несравнимая с московской суетой! Часом раньше, часом позже… Хорошо, хоть наш самолет опоздал, а то бы измучились ожи- даючи.

Через некоторое время подрулил Иван, загрузил нас в свою машинерию и повез в Николаевск. По дороге разговорились. Выяснилось, что родом Иван «с Китаю», в России никогда не был, хотя по-русски (как и все староверы) говорит без акцента.

– Коло Харбина мы жили тама. Ближе к монгольской стороне туды. Но у нас в етим… э-э… Хабаровске – дяди, братаны. Разъехалися после революции-то.

Жизнь Ивана-старовера и его соплеменников не сказать чтобы была легкой, но зато полной приключений. Из Китая староверская деревня вся целиком перебралась в Бразилию, затем немного пожила в Италии, после роем снялась и перебралась в Аризону – южный штат США, ну а уж после Аризоны занесла их нелегкая на Аляску. Но чувствуют староверы, что и отсюда придется скоро куда-то переезжать: больно людно становится. Цивилизация наступает со всех сторон, не дает пожить, как предки завещали.