Падение Царьграда. Последние дни Иерусалима - Льюис Уоллес

Он открыл глаза и стал смотреть на небо и на трупы. Какой-то новый источник жизни вспыхнул в нем. Тяжесть старости исчезла. В руках, ногах, мускулах, костях он снова сознавал молодость; но разум оставался тем же, и память быстро возвращалась к нему. Он вспомнил, но очень смутно, о том дне, когда он увидал Христа, шедшего на Голгофу, и слышал сначала вопрос римского воина: «Где дорога на Лобное место?» — а потом свой ответ: «Я вас провожу». Еще одна сцена уже совершенно отчетливо предстала перед глазами: он наплевал в лицо Божественному Страдальцу и нанес ему удар, а Христос сказал: «Жди, пока Я приду». Он посмотрел на свои руки; они были обагрены кровью, но нежные, белые; он выдернул из головы клочок волос: они были также забрызганы кровью, но черные как вороново крыло. Юность, юность — веселая, радостная юность снова была его уделом.

— Благодарю тебя, Боже мой! — воскликнул он и, вскочив, вытянулся во весь рост.

Но, подняв глаза к небу, он вздрогнул. На лазури небесной представился ему блаженный лик Божественного Страдальца, и снова в его ушах раздались слова:

— Жди, пока Я приду.

Он закрыл лицо руками.

Да, он был снова молод, но в молодом теле оставались старый ум, старая память. Он помолодел только для того, чтоб вечно длилось наложенное на него проклятье.

Но что ему было делать? Он снова был скитальцем без друзей, без приятелей. К кому мог он теперь обратиться с уверенностью что его узнают? Он прежде всего подумал о Лаели, которую любил, но если б он и нашел ее, то она не узнала бы его. Не признали бы его слуги, да и сам Магомет.

Чувство мрачного одиночества и необходимости вечного скитания давило, терзало его.

— Таков приговор неба, — произнес он наконец с печальной улыбкой, — но у меня остались мои богатства, и Гирам Тирский все еще мне друг. Я молод, мудр и опытен как проживший тысячу лет. Я не могу сделать людей лучшими, Бог не принимает моих услуг. Но я займусь новыми открытиями. Земля кругла, и на другой стороне ее должен быть новый свет. Может быть, я найду смелого человека, который предпримет путешествие с целью открытия нового света, может быть, Бог найдет его более достойным неувядаемой славы. А это, — прибавил он, озираясь по сторонам, — да будет проклято проклятьем самого проклятого из людей.

Он отбросил черную бархатную одежду, взял с одного из мертвых турок окровавленный торбуш, ангорскую бурку, надел их на себя, схватил валявшийся на земле дротик и медленно пошел в город.

Когда-то он видел разграбление Константинополя христианами, теперь ему предстояло зрелище его истребления мусульманами.

XIII. Магомет в соборе святой Софии

Граф Корти не жалел своего коня и следовавших за ним мавров. Нельзя было терять времени. Турки легко преодолели отпор христианского флота в гавани и ворвались в город через ворота святого Петра, которые находились близ жилища княжны Ирины.

По дороге он встречал толпы победителей с добычей: многие из них тащили на веревке женщин и детей, которые оглашали воздух стонами, воплями, мольбами. Сильно билось сердце Корти при виде этого ужасного зрелища, но он не мог заступиться за несчастных жертв и, закрыв глаза, продолжал свой путь.

Весь квартал, где жила княжна Ирина, был уже во власти мусульман.

С тревожно бьющимся сердцем граф Корти соскочил с лошади у дверей дома княжны и вбежал в приемную комнату. Ее там не было. Он поспешил в часовню и, остановившись на пороге, возблагодарил Бога. Княжна находилась среди приближенных. Возле нее стоял Сергий, и лишь они двое были спокойны. Она была вся в черном, несмотря на страшную бледность, ее лицо, как всегда, сияло красотой.

— Княжна Ирина, — воскликнул граф, подходя к ней, — если ты не переменила своего намерения искать убежища в святой Софии, то поспешим.

— Мы готовы, — отвечала она, — но скажи мне, где император.

— Он там, где ему нечего бояться ни унижения, ни оскорбления, — отвечал Корти, поникнув головой.

Глаза ее наполнились слезами, и, обернувшись к образу Богородицы, она перекрестилась.

Ее окружили около двадцати женщин, и все они, преклонив колени, стали громко молиться об успокоении души Константина.

Граф Корти смотрел на них с беспокойством. Лица их были покрыты, но легко было по нежности их рук и по фигурам узнать в них молодых знатных особ. Каждая представляла соблазнительную приманку для разнузданных дикарей, которые сновали по городу. Как было ему доставить их безопасно до святой Софии и защищать их под сводами святого храма?

— Граф, — сказала наконец княжна. — Я отдаю себя и моих сестер по несчастью под твое покровительство. Только позволь мне еще позвать Лаель. Сергий, сходи за ней.

— Еще одна! Боже милостивый! — невольно воскликнул Корти. — Княжна, турки овладели городом, и по дороге я видел, как они водят на веревке целые отряды рабынь. Прикажи подать еще покрывала и связать твоих подруг руками по две. Я должен выдать вас за только что взятых пленниц.

Княжна Ирина хотя неохотно, но повиновалась, и вскоре все были связаны руками по две; при этом она сама была в паре с Лаелью, а Сергий с Лизандром.

Очутившись на улице, женщины стали горько плакать и молиться.

Впереди ехал граф Корти, а по сторонам и сзади их охраняли его мавры.

По дороге им попадались подобные же отряды, отличавшиеся только тем, что несчастные жертвы были все привязаны к одной веревке.

Однажды Корти остановил, по-видимому, знатный турок, с несколькими воинами.

— Поздравляю тебя, друг, — сказал он, — ты захватил славную добычу. Я дам тебе двадцать золотых за эту штуку, — прибавил он, указывая на Ирину, которая, по счастью, не поняла его слов.

— Ступай своей дорогой, и живей, — ответил резко Корти.

— Ты мне угрожаешь?

— Да, пророком, моим мечом и падишахом.

— Падишахом, — промолвил турок, побледнев. — Аллах-иль-Аллах! Да будет прославлено его имя.

Наконец Корти достиг святой Софии. По счастью, сюда еще не проникли разъяренные дикари, и ему стоило только постучаться в дверь да назвать имя княжны, чтоб добиться доступа в церковь.

Вся она была переполнена. Тут были солдаты, горожане, священники и монахи, мужчины, женщины и дети, старые и молодые, богатые и бедные, роскошно одетые и в рубищах. Все искали в этот день похорон империи убежища в святой Софии, и все среди гробового молчания ждали чуда.

Изредка среди этой коленопреклоненной, устрашенной толпы ходили священники, державшие в руках крест и громко говорившие:

— Не страшитесь, братья. Ангел явится у подножия колонны. Что могут сделать люди против меча Божия!

С трудом граф Корти протиснулся с княжной Ириной и ее приближенными к алтарю и поместил их за решеткой. Он знал, что там будет его искать Магомет, и к тому же за решеткой ему легче было защитить их, для чего поместил вокруг них своих мавров.

Двери были снова заперты, и их не отворяли, несмотря на то что раздавался в них стук.

Наконец извне раздались громкие дикие крики. Двери были выломлены, и в церковь ворвались мусульманские орды.

Те, кто находились у дверей, бросились к алтарю, толкаясь, сбивая с ног и придавливая соседей. Дети и женщины пострадали более всех, но и мужчины помяли друг друга в этой свалке. Маленькая бронзовая решетка сдержала напор, и княжна Ирина со своими приближенными осталась невредима.

Турки были в большинстве, но они сначала не поверили, что греки оставят церковь без защиты, а потому медленно и осторожно стали входить в нее. Но когда убедились, что не встретят сопротивления, то предались ловле рабов и невольниц.

Согласно всем местным летописям в церкви святой Софии в эту роковую минуту не был убит никто. Рассерженные грабители думали только о добыче, хватая и уводя десятками пленников, конечно, преимущественно красивых женщин.

Рыдания, стоны, вопли раздавались под сводами старинного храма. Матерей разлучали с детьми, жен с мужьями. Турки издевались над монахами, нахлобучивая на глаза их клобуки и погоняя четками при громком смехе.

К решетке нахлынули варвары, привлеченные драгоценностями, видневшимися в алтаре, и княжной Ириной, сидевшей на троне среди своих приближенных.

— Я эмир-Мирза, приближенный падишаха, имя которого да прославится из века в век! — закричал граф. — Этих невольниц и рабов я выбрал для него и дожидаюсь его прибытия. Он сейчас приедет сюда.

— Эмир-Мирза! Я его знаю, — воскликнул воин в окровавленном торбуше. — Он командовал караваном в Мекку в тот год, когда я совершал святое паломничество. Погодите, я посмотрю, он ли это. Да… Это он, как Бог есть Бог. Я стоял возле него у Каабы, когда он упал, пораженный чумой. Я видел, как он прикоснулся губами к черному камню и возвратил себе жизнь. Назад!.. И не смей никто прикасаться ни к нему, ни к тем, которые находятся под его надзором, а то падишах зло вам отомстит. Это первый меч падишаха!.. Дай мне твою руку, храбрый эмир.