Записки следователя - Геннадий Скубилин

Закрываю сейфы, кабинет. Перед тем как уйти домой, спускаюсь со второго этажа на первый в дежурную комнату. К вечеру там чаще трезвонят телефоны, мигают на пульте связи сигнальные лампочки. Все подчинено одному: приему, обработке, передаче сообщений о кражах, хулиганствах, авариях, семейных скандалах, горестных происшествиях. Отсюда идут радиокоманды нарядам милиции, постам, которые охраняют покой и безопасность людей.

Дежурный, его помощник еще бодры, подвижны. Но к утру навалится на тело усталость, и, по себе знаю, будет казаться, что нет даже сил подняться с кресла.

Прощаюсь с дежурным, но не за руку. Это считается дурной приметой: поднимут ночью на расследование нового происшествия. Лишь говорю: «Удачи. Спокойного дежурства».

…Восемь часов вечера. Мой рабочий день кончается. Но знаю: и поздно ночью будут крутиться в голове обрывки разговоров с посетителями, а перед глазами стоять их лица, радостные и печальные, усталые и бодрые, простодушные и с хитрецой. И мне все будет казаться, что в беседах с ними я что-то забыл сказать, спросить.

За окном полуголые тополя. Последние уцелевшие листья сморщились, потемнели, свесились к земле, готовые упасть. Косо чертит квадрат окна мелкий въедливый дождь. Капли прилипают к стеклу, нехотя ползут вниз, точно просятся в теплую комнату.

Думают о том, как быстро промелькнули три десятка лет службы. Совсем не за горами тот день, когда в последний раз окину взором свой рабочий кабинет, задержусь у кустистого фикуса, полью его водой… От этой трогательной мысли сжимается тоскливо сердце.

За долгие годы службы в милиции мне довелось работать со многими людьми. На их плечах были погоны сержантов, лейтенантов, полковников и даже генералов. Но вне зависимости от этого они были надежными коллегами, товарищами, боевыми друзьями, которых объединяют одни заботы, тревоги, раздумья, одна готовность к самым опасным и неожиданным испытаниям.

1965—1969

«ТАЙНА» БУФЕТА

День стоял ноябрьский, пасмурный. Работать в кабинете можно было только при свете, но начальник следственного отдела полковник Белов не стал его включать. Он прошелся взад-вперед по ковровой дорожке, сел за стол, закурил. С флегматичным видом стал пускать кольца дыма: нужно было хорошенько обдумать все то, что услышал в кабинете начальника управления. Белов не мог не признать справедливости слов генерала по поводу дела заведующей буфетом Панфиловой, которая, судя по кипе поступивших анонимок, присваивает продукты, ворует.

По анонимкам подписывать постановление на возбуждение уголовного дела против Панфиловой Белов не хотел: если пойти навстречу фантазии анонимщиков, то можно несчетное число дел возбудить. Анонимки вроде бы вне закона.

— Но если так, — сказал генерал, — то нужно сдержать натиск анонимок, нужно тщательно расследовать все факты недостач в этом буфете. Отчего они происходят? Если Панфилова честно торгует, но каждый месяц ревизия вскрывает у нее нехватку товара, значит, к ней присосались паразиты. Защищать надо женщину. Разве Панфилова, мать троих детей, не заслуживает внимания? Покорись судьбе, — с легкой иронией продолжал генерал, по-приятельски положив руку на плечо Белову. — Возбуждай дело, наша задача не только наказывать, но и защищать обиженных.

— Знаю, товарищ генерал, — ответил Белов. — Но проверкой не установлены признаки растраты, налицо всего лишь недостача. Ежемесячная, на одну и ту же сумму — тридцать рублей.

Генерал подсел к Белову. Он досадовал, что приводимые им аргументы не производят на того впечатления.

— Разве мы можем быть безразличны к тому, что у Панфиловой, честно торгующей, как ты установил, пропадают продукты? Это не пустячное дело. Удивляюсь на этот раз твоему упорству. — Рослый генерал прошелся по своему огромному, как лекционный зал, кабинету. — Ты же двадцать лет неустанно разыскиваешь преступников. — И заключил: — Вот тебе мой приказ — защити Панфилову или установи, что она ворует. Не спускай материал, как говорят, на тормозах. Понял меня?

— Все я понимаю, — буркнул Белов.

— А раз понимаешь — действуй. Сам должен знать состояние этой женщины, если на нее вот такой поклеп возведен. К тому же она страдает материально. Зачем ей, вдове, ежемесячно покрывать из собственного кармана недостачу? Сама-то, чай, еле-еле концы с концами сводит. Поддайся искушению, — весело закончил генерал, — найди, кто ворует. Пошли на место своего самого лучшего сотрудника.

Все это, сидя за столом и листая в который раз бумаги, морщась как от оскомины, вспоминал полковник. Белов как-то сбросил со счетов возможного «паразита», как выразился генерал, присосавшегося к буфету Панфиловой. Поэтому сейчас ему было не по себе от той небрежной легкости, с которой он час назад докладывал генералу о буфетном деле.

Ему было стыдно и за то, что «зеленый» следователь Ландышева, только-только пришедшая после окончания юрфака в отдел, ей он поручил провести проверку анонимок, сумела легко убедить его, опытного в делах человека, прекратить расследование. Общеизвестными, даже можно сказать примитивными, аргументами она мотивировала свою позицию. Но Белов, изменив своей привычке вчитываться самому в каждую строчку, с легкостью, с какой стряхивают пепел с листа бумаги, махнул рукой: «Хорошо, я согласен».

Заглушая в сердце неприятные воспоминания, полковник поднялся навстречу вошедшему подполковнику Вихреву.

— Руслан Юрьевич, вот. — Белов двинул на край стола папку с материалами на Панфилову. — Тут надо…

Бывалому старшему следователю не нужно было объяснять, что к чему. Он быстро полистал бумаги и произнес:

— Будем возбуждать дело, Виктор Викторович?

— Вот именно. И проверь все обстоятельно. Ландышевой не удалось отыскать ахиллесову пяту. По совести говоря, и рано ей. Дело сложное. А для тебя это, что называется, семечки. — Белов улыбнулся.

— Спасибо за доверие, — так же весело ответил подполковник, — но вы же скажете: сейчас и ехать в эти самые Белые Озерки. А сегодня пятница. Значит, дома не оценят ваше исключительно положительное ко мне отношение.

— Жене от меня передай тысячу извинений. Скажи: обязательно дам тебе отгулы. И добавь: ты не такой, как все, ты — легендарная в народе личность, молодые следователи с благоговением смотрят на тебя. Итак, выписывай на неделю командировку — и в дорогу. Смотришь — и засверкает на твоей груди еще одна медаль.

— Ладно, товарищ полковник. Не за медали служим. Они…

— Сами находят героев? Так хотел сказать?

…Рыжеволосая, жилистая, сухопарая тридцатилетняя буфетчица Любовь Николаевна Панфилова, узнав, что по ее делу в поселок приехал следователь, сама прибежала поздно вечером к нему в гостиницу, не дожидаясь, когда он пожалует к ней. Начала рассказывать про недостачи, про горькую жизнь. Она смотрела на Вихрева глазами, в которых стояло какое-то жалкое выражение, пыталась в каждом его движении уловить самое важное для себя: понимает он ее или безучастен к вдовьим страданиям. Вихрев ничем не выдал своего отношения к делу Панфиловой, но долго и внимательно смотрел в заплаканное лицо женщины, в ее грустные глаза.

Утром Вихрев собирался побывать в торговом отделе райпотребсоюза, в самом буфете, а вечером заглянуть на квартиру Панфиловой. Легкая досада от того, что в субботний день он должен таскаться по чужому поселку, незаметно исчезла, уступив место другому чувству: желанию довести начатое дело до конца.

В беседе с вызванными в контору райпотребсоюза несколькими должностными лицами выяснилось, что Панфилова уже давно просила перевести ее из буфета столовой на кухню: она была отменной поварихой. Отчасти эта просьба была вызвана тем, что после гибели мужа Панфиловой хотелось уединения, покоя. Основная же причина была в том, что Ольга Косовотова, прежняя буфетчица, которую сменила Панфилова, бросала мстительные взгляды в ее сторону, распускала о ней небылицы, считала, что та подсидела ее, чтобы занять «теплое» место. Были и скандальные случаи: Косовотова встречала Панфилову на дороге и обвиняла ее на людях в том, что она ворует, но ее защищают начальники.

Вихрев предположил, что все анонимки скорее всего настрочила Косовотова и решил при встрече с этой взбалмошной женщиной взять необходимые для сличения образцы почерка.

Равнодушно взирали на враждебные действия Косовотовой руководители райпотребсоюза.

— Все недосуг вплотную заняться этими бабами, — сказал тучный заведующий торговым отделом Яков Сидоренко. — А про загадочные недостачи давно знаем. Многие Панфиловой сочувствуют, но некоторые не верят в ее честность: получали сигналы. Вот и разберитесь. Полагаю, что тут надо взяться за старика Пенчева. Нечист он на руку, хотя ему доверена охрана столовой. Кстати, он приходится дядькой прежней буфетчице Косовотовой.

Вихрев кинул быстрый взгляд на массивную фигуру Сидоренко, от которого несло перегаром, и подумал: ни чужое добро, ни зло такого не станут волновать.