История штурмана дальнего плавания - Иосиф Тимченко

— Вам случайно не мешает такой объём живота?

Капитан, нисколько не смутившись, спокойно пояснил:

— Нет, конечно, даже наоборот — только помогает. Когда при качке судна необходимо как следует рассмотреть движение встречных судов с верхнего мостика, то упершись в леера, переваливаю животом через леер, чтобы надёжно удерживаться за него, а двумя руками тогда могу свободно держать продолжительное время бинокль, наблюдая за развитием ситуации. Прекрасное решение!

Такая байка затрагивает профессию капитанов, а применительно к докерам, казалось, создаёт абсолютно неразрешимую проблему. Как выяснилось, в австралийских условиях всё обстояло иначе.

Вскоре на борту судна появился представитель грузоотправителя, который через старшего помощника пояснил, что для работы докеров требуются трапы, так называемые «австралийского» типа, с поручнями, позволяющие непосредственно с палубы опускаться на деку трюма.

— Такие трапы у нас уже готовы, переносные, прямо с палубы можно будет спускаться в трюм. Вот вскоре их подвезут. Просьба к вам — с докерами не спорить, ведь они могут развернуться и уйти с судна…

После установки на трюмах указанных «австралийского» типа переносных трапов погрузка, наконец, была начата. При этом каждую бригаду сопровождал бригадир, решающий все вопросы, относительно укладки груза в трюме и по любым другим вопросам, затрагивающим работающую бригаду. При наступлении обеденного перерыва таковой продолжается достаточно большой промежуток времени — несколько свободных часов отдыха. Поэтому следующая бригада тут же приступает к работе после ухода первой. А бригадир остаётся всё тот же, на обе бригады. Чтобы не терять времени на обеденный перерыв самого бригадира, надлежит нам организовать для него за счёт судна обеденное питание, непосредственно на судне, по заранее согласованному с ним меню.

Пройдя все эти необычные для нас «испытания» перед началом погрузки вахтенный помощник г-н Тищенко в присутствии австралийского бригадира и некоторых членов экипажа у трапа, не выдержав всех таких австралийских обычаев, «выдал на гора», как говорится, свой интеллект горного мастера:

— Эх, если бы эти докеры да попались мне, к примеру, в своё время в угольной шахте, то они бы у меня себе на хлеб не заработали. Это я вам гарантирую. Научил бы я их, как уважать пьяную обезьянку через мокрую портянку… и т. п.

Не знал г-н Тищенко, что присутствовавший у трапа молчаливый бригадир владел русским языком. Здесь много, оказывается, осело бывших полицаев после завершения ВОВ. Вероятно и этот молчаливый «австралиц» был из их же числа.

Не зря по прибытии в Жданов после этого рейса мы узнали, что следом за нами полетела жалоба в Москву о том, что «советские моряки охаивают австралийские профсоюзы портовых докеров за плохую работу…» (удивительно, что не упомянули при этом о «пьяной обезьянке…»).

Разбирался потом по приходу с нами, опрашивая экипаж по этому поводу, один из сотрудников профкома АМП — без каких-либо определённых оргвыводов. Для наших профсоюзных руководителей необычные условия работы в Австралии показались, надо полагать, также далеко не адекватными международным правилам.

Почти с первых дней после ошвартовки в порту Аделаида началось паломничество эмигрантов на наше судно. Почти ежедневно для них «прокручивались» наши последние советские фильмы, после общего чаепития в столовой команды.

Первоначально на судне побывал представитель местной украинской диаспоры с вопросом:

— Скажите, пожалуйста, а кто у вас в экипаже именно украинец? Ведь мы не общаемся здесь с русской диаспорой…

Такое разделение для нас, живущих в составе СССР, было просто не понятно, поэтому в присутствии этого эмигранта я спросил у вахтенного матроса у трапа в качестве наглядного примера:

— Петя, а ты можешь нам чётко ответить: кто ты — украинец или русский?

— Я действительно не помню как там, в гражданском паспорте, мне записали то ли украинец, а может быть русский. Да какая разница при этом? Ведь в прессе ведут даже дискуссии, не ввести ли в графе национальность единую запись для всей социалистической общности, например, «советский» или ещё какую-либо, аналогичную…

Такой ответ нашему эмигрантскому собеседнику, явно, не понравился. В последствии прежде, чем направить на судно своих коллег, украинцев, для вечернего чаепития с экипажем, он звонил на судно и интересовался посещением русских эмигрантов, чтобы избежать одновременного посещения с русскими.

Разделение по национальному признаку нам казалось в полной мере каким-то атавизмом, пережитком, не приемлемым для нас. Но, увы, такие настроения, оказывается, существовали.

Встречаясь с эмигрантами различных поколений, воочию увидели мы многие аспекты их необычной жизни. Казалось, что с момента выезда за рубеж эти люди остались в том времени, в период которого они покинули родину. Это относилось как к произношению русского языка, так и даже к тем старым анекдотам и загадкам того прошлого времени. Одну из подобных загадок, предложенных старпому об одновременном переходе из трёх домов, чтобы пути не пересекались (обычно с рисунком на обратной стороне спичечного коробка) впервые довелось услышать в те, уже давно забытые, первые послевоенные годы.

Встретились и более серьёзные примеры эмигрантского бытия, о которых приходилось слышать из лекций первого помощника. К примеру, с некоторым удивлением, будучи в гостях у одного «фабриканта», я перелистал несколько страниц, небольшой по размерам, эмигрантской газеты «Единение». Там были освещены с соответствующими комментариями основные международные новости, а в основном — местные, австралийские события. На последней странице достаточно объёмный перечень кратких некрологов: умер граф такой-то, похоронена графиня такая-то и т. д. Мысленно про себя, не вызывая встречного возмущения, подумал — ушло их время и пора, конечно, им всем на вечный покой.

Пригласил нас в гости солидного возраста эмигрант, у которого, как он сообщил, рядом с домом находится небольшая фабрика по производству игрушек. Побывали мы в гостях у него вместе с первым помощником П. Хороших. Оказывается, на своём приусадебном участке этот предприниматель соорудил небольшой навес (где-то в пределах 5x5 метров), под которым они с женой шьют из натуральной шкуры медведей коала таких же серых игрушечных медвежат[77], довольно забавных, размером около 15 см. Когда появляется от магазинов, скупающих игрушки, более объёмный заказ, то в помощь себе они приглашают иногда соседку. Вот это и есть их предприятие — «небольшая фабрика».