Нравственный образ истории - Георгий Михайлов

От текстов Евангелия, слов Иоанна Златоуста, опыта Пророков и Апостолов Святой переходит к примерам благочестивых Царей греческих и этим, наконец, попадает в цель. Потомок Византийских императоров Василий III, прочитав «Слово 13-е», принимает решение сам, невзирая на сомнения отца. Он велит начать розыск и созвать Собор в декабре 1504 года.

Разгром ереси состоялся. По результатам следствия и соборному приговору, троих главарей московской секты, дьяка Курицина (Ивана Волка), Ивашку Максимова, что у державного «сноху в жидовство свел», и Дмитрия Коноплёва предали огню на Москве-реке, где за десять лет до них так же казнили двух литовских шпионов, покушавшихся отравить Иоанна Васильевича. Новгородских главарей - архимандрита Кассиана с братом Ивашкою Самочёрным и Некраса Рукавова сожгли на берегу Волхова. Иных еретиков предали казням по большей части гражданским и заключили в темницы «вечно каятися». Остальных же, кого не удалось полностью изобличить в иконоборчестве и поругании святынь, «для исправления» постригли и сослали в разные монастыри.

Иосиф Волоцкий был потрясён, когда узнал, что и в его обитель привезли еретика. Да какого! Самого купца Клёнова, сочинителя ересных книг и ближайшего сподручника Феодора Курицина. Учитель жидовства в монастыре! Что может быть опаснее для иноков? И вновь посыпались письма и жалобы: от Иосифа к Иоанну III (ибо он Клёнова прислал), обратно к Иосифу от «Заволжских» радетелей ереси с новыми насмешками Вассиана. В «Словах» 14, 15, 16-м, заключающих книгу «Просветитель», Преподобный Иосиф вопиет о пагубности для монашества общения со ссыльными еретиками. Тому, говорит он, кто не кается, кто признает вину лишь на суде, будучи изобличённым, чтоб избегнуть смертной кары, - тому верить нельзя. Пусть кающиеся принесут достойный плод покаяния, пусть ради спасения душ своих бывшие сатанисты сами добровольно затворятся в темнице, возложат на себя тяжёлые вериги, дадут страшные обеты и молят Бога о прощении, об искуплении своих прошлых грехов. Если же нет, то чего стоит их лживое «покаяние»?

Разумеется, среди осуждённых за жидовство таких «исповедников» не нашлось. Зато раздались вопли «сердобольных» Заволжских «нестяжателей», и в первую очередь князя-инока Вассиана, который требовал всех, кто изъявил «покаяние», выпускать на свободу тотчас же и розыска дальнейшего не чинить.

Затем последовали козни против самого Святого Иосифа. Он тоже, вслед за Геннадием Новгородским (даже дважды), испил чашу гонимых за правду, хотя и не покидал своей Волоцкой обители. Но это всё было потом, после суда над сектой. А в ту пору великий князь Иоанн Васильевич уже занемог. В разборе дел о ереси он, видимо, не участвовал, однако документы подписывать продолжал. В том числе он скрепил подписью известный приговор секте жидовствующих.

Через десять месяцев (27 октября 1505 года) Государь скончался, и тяжкое бремя власти легло на плечи его сына Василия III.

«Да не возвратится

смиренный посрамлен»

За разгром ереси современники нарекли Василия III «Новым Константином». И хотя Царство Российское основал не он, нарекли его так вовсе не случайно. Барон Герберштейн (посол германский) писал, что он (Василий) властью своею превосходил всех самодержцев в целом свете, ибо подданные его говорили немцам: «Мы служим своему Государю не по вашему». И барон был вынужден констатировать, что для Русских «Воля Государя есть воля Божия». «Василий, - пишет Н.М.Карамзин, - стоит с честью в памятниках нашей истории между двумя великими характерами, Иоаннами III и IV, и не затмевается их сиянием». Как и отец его и сын, Грозный Царь, сам Василий Иоаннович оставался ревностным самодержцем, охранителем Веры, собирателем Русской Земли. При нём Держава не утратила исконных областей, но продолжала приобретать новые. Удельных князей при Василие III осталось ещё меньше. Во многих городах их заменили наместники Московские. В 1510 г. упразднилось Псковское вече, а с ним и последняя на Руси республика. Затем к Московским владениям присоединились княжества, отвоёванные у Литвы, и в 1514 году был возвращён Смоленск, древнейшая Русская отчина. Сама идея «Москвы - Третьего Рима» была озвучена и осмыслена современниками именно при Государе Василии - «Новом Константине».

В предыдущей книге у нас говорилось о посланиях старца Филофея дьяку Мисюрю Мунехину, управлявшему делами во Пскове, после упразднения вечевой республики. Прозвище Мисюрь (Египтянин) Михаил Григорьевич Мунехин получил по возвращении из Египта, где исполнял посольскую миссию, и откуда привёз ценное описание той страны. И ему же обязан своим возникновением Псково-Печерский монастырь. Мунехин начал строить его на собственные средства. Благодаря этому, некогда малая обитель монахов превратилась в каменную крепость на западных рубежах России и стала одною из главных святынь Псковской Земли.

Дьяк Мунехин и старец Псковского Елизарова монастыря Филофей вели переписку меж собою и с великим князем Василием Иоанновичем. В этой знаменитой переписке они отразили взгляды и душевный склад лучших людей того времени, русских патриотов, глубоко верующих, преданных Государю и проникновенно понимавших высокие задачи собирания Державы Православия. «Да веси христолюбче и боголюбче, - писал Филофей Мисюрю, - яко вся Хрисианская Царства приидоша в конец и снидошася во едино Царство нашего Государя. По пророческим книгам то есть Россейское Царство: два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти». Эти строки писались в период с 1511 по 1515 годы, то есть в самый разгар нового обострения отношений между Московским Государством и Речью Посполитой.

Как помнит читатель, король Александр I, проиграв большую Литовскую войну, умер в 1506 году. На его место паны избрали Сигизмунда I. А одной из важнейших фигур в Польско-Литовском королевстве в то время был князь Михаил Львович Глинский. Русский по рождению, крещёный в Православие, Глинский вырос в Литве (нынешней Украине), учился в Германии, служил в имперских войсках; вернувшись в Литву, принял католичество. Он поменял веру, видимо, из корыстных соображений, ибо был замечен и приближен великим князем Литовским Александром. Очень скоро (в 1503 г.) Александр стал королём и переехал из Вильно в Краков. В Литве же он оставил наместником Глинского. С этого времени перед Михаилом Львовичем открылись небывалые перспективы. Король Александр I не имел детей и через три года умер. При овдовевшей королеве Елене, родной сестре Василия III, у Михаила Глинского появилась реальная возможность поискать себе великого княжения в Литве, с тем, чтобы отторгнуть оную от Польши.

Глинский был личностью незаурядной, обладал массой талантов полководческих, дипломатических, отличался мужеством и острым умом. Но при этом он был несносно высокомерен и властолюбив. Паны литовские не захотели иметь такого правителя. Едва умер король, они снеслись с панами польскими и вместе с ними выбрали нового монарха, короля и великого князя Литовского. Им стал младший брат покойного Александра - Сигизмунд.

Не преуспел в своём намерении и Василий III. По смерти Александра I он писал своей сестре, овдовевшей королеве Елене, чтобы та предложила панам соединить Литву с Русью, однако предложение опоздало, Нового короля Речи Посполитой паны уже избрали.

Сигизмунд I оказался человеком мрачным и католиком фанатичным до лютости. К своим Православным подданным он относился не лучше, чем турецкий султан. А женою Сигизмунда была итальянка, Бона Сфорца, представительница знатнейшей после Медичи Флорентийской фамилии. Степенью коварства Сфорца и Медичи отличались мало. «Королева Бона, - пишет А.Д.Нечволодов, - была чрезвычайно алчная женщина весьма низкой нравственности, причём она не останавливалась для достижения своих целей перед самыми чудовищными преступлениями; отрава была её излюбленным средством».

При Сигизмунде Польша и Литва оказались во власти иудеев. Ссужая деньги магнатам, привыкшим жить на широкую ногу, «жиды... - читаем мы у А.Д.Нечволодова, - стали брать на откуп взимание налогов с христианского населения, что возбуждало неудовольствие последнего. Один из таких иудейских откупщиков Авраам Езофович заведовал даже всеми денежными средствами государства». И всё это делалось под покровительством королевы Боны.

Литва в эти годы превратилась в форменный «Содом». Пьянство достигло катастрофических размеров. Современник событий, писатель XVI в. Михалон Литвин, с горечью сообщает: «В городах Литовских нет более распространённых заводов, чем те, на которых варится из жита водка и пиво... крестьяне дни и ночи проводят в шинках... забыв о своём поле. Посему, распродав имущество, они нередко доходят до голода и принимаются за воровство и разбой. Таким образом, в любой Литовской области в один месяц больше людей казнят смертью за эти преступления, нежели во всех землях Татарских и Московских... Между тем в Москве великий князь Иван [Иоанн III] обратил свой народ к трезвости, запретив везде кабаки. Потому там нет шинков, а если у кого-нибудь найдут каплю вина [для продажи], то весь дом его разоряется, имение отбирается... а сам навсегда сажается в тюрьму». Далее Михалон говорит, что города Московские, вследствие трезвости, изобилуют разного рода мастерами, рынки ломятся от товаров, а Государи Русские, воюя, отнимают у спившейся Литвы область за областью.