Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков - Расселл Э. Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов, времена менялись. В 1682 году упразднили систему местничества, что привело к значительному сокращению или к устранению многих сложных и пышных церемоний при дворе, дававших придворным возможность продемонстрировать либо оспорить свое место в иерархии чести[826]. Хорошо иллюстрирует ситуацию отмена ритуала Вербного воскресенья (который очень походил на церемонию царской свадьбы — в том смысле, что являлся и религиозным, и политическим придворным событием). Когда-то большая часть придворных принимала участие в процессии на Вербное воскресенье, но в 1678 году в Москве обычай сократили, а к началу XVIII века полностью убрали[827]. Эти изменения происходили в контексте «инфляции почестей», если использовать выражение Крамми, — в контексте критического роста с 1670‐х годов числа людей в думных чинах[828]. Двор был наводнен «новыми людьми», что ослабило значимость многих ритуалов и уменьшило то влияние, которое придворные приобретали благодаря участию в них[829].
Ритуалы царских свадеб также изменились в 1680‐х годах, но все же оставались мощным символическим моментом придворной жизни. Как это происходило, хорошо видно из сравнения свадебных торжеств двух соправителей, Ивана V и Петра I. Свадебный ритуал, который задействовали во время бракосочетания Ивана V и Прасковьи Салтыковой в 1684 году, демонстрирует возврат к роскошным свадьбам времен до царя Федора Алексеевича. Венчали пару не в домовом храме, как дважды венчали царя Федора III, а в Успенском соборе, традиционном месте заключения царских браков, — первое царское бракосочетание, проведенное там после 1671 года. Более того, венчал пару патриарх Иоаким, и, похоже, были устроены многие традиционные пиры, процессии и ритуальные бани («мыльни»)[830]. Это не было полным возобновлением больших и блестящих действ начала века. Шотландский наемник Патрик Гордон записал в своем дневнике, что «император Иоанн Алексеевич частным образом (как обычно) женился на Прасковье Федоровне Салтыковой», — с отсылкой, вероятно, к малочисленности их свиты в церкви[831]. Но даже так свадьба несчастного Ивана V затмила две предыдущие свадьбы (Федора III в 1680 и 1682 годах), возможно, единственные, которые помнило большинство придворных. Свадьба Петра I, напротив, могла соперничать по скромности со свадебными церемониями Федора III. Свадебного чина не сохранилось, единственные описания его взяты из кратких заметок в летописцах и записях иностранцев. Венчание было совершено не в Успенской церкви, а в домовом храме (в Верху) Свв. Апостолов Петра и Павла и не патриархом, а протопопом Благовещенского собора Меркурием Гавриловичем, духовником Петра I (и Федора III)[832]. Кроме того, празднования свадьбы — пир и сбор придворных — пришлись, судя по всему, не на день венчания, а совсем на другое время. Патрик Гордон записывает в дневнике: «Января… 20. Царь Петр Алексеевич женился на Евдокии Федоровне Лопухиной. [… Февраля] 7. …Свадебный пир при дворе»[833].
Почему свадебные ритуалы соправителей так отличались друг от друга? Во-первых, эти бракосочетания были критически важными моментами в продолжавшейся политической борьбе между Милославскими и Нарышкиными, двумя придворными фракциями, которые сформировались в результате двух браков царя Алексея Михайловича. Свадьба Ивана V должна была стать триумфом Милославских — недвусмысленным заявлением для всех о восстановлении позиции клана после смерти Матвеева и разжалования союзников Нарышкиных, а также символической демонстрацией того, что власть в руках Софьи. Обставление женитьбы Ивана V элементами традиционной русской царской свадьбы было в некотором смысле игрой мускулами. А свадьба Петра I, наоборот, принесла символизм в жертву практичности. Неожиданная беременность жены Ивана V после стольких лет бесплодия должна была стать ударом по надеждам Нарышкиных на их восстановление в Кремле. Форма и церемонии свадебных торжеств для матери Петра и ее союзников были менее важны, чем сам факт женитьбы. Теперь, когда Прасковья и Иван V (может быть, не без помощи «итальянского лекаря») продемонстрировали, что могут иметь детей, достаточно было и сокращенных церемоний.
В конечном счете планы Софьи продолжить ветвь Милославских в династии Романовых провалились. Между мартом 1689 и сентябрем 1694 года Прасковья родила пять девочек, три из них выжили и впоследствии вышли замуж. Линия продолжилась через Екатерину Иоанновну, которая в 1716 году стала женой герцога Карла Леопольда Мекленбург-Шверинского. Их дочь, Елизавета-Катарина-Кристина (Анна Леопольдовна), в 1739 году вышла замуж за Антона Ульриха, герцога Брауншвейг-Люнебургского. У них было пятеро детей, старший из которых был титулован в качестве императора Ивана VI (1740–1741). Остальные четверо — Екатерина, Елизавета, Петр и Алексей — провели остаток жизни в комфортной ссылке, не вступая ни с кем в брак, в городе Хорсенс в Дании[834]. Со своей стороны, у Петра I быстро родилось трое сыновей (Алексей — 23 февраля 1690 года, Александр — 4 октября 1691 года и Павел — в 1693 году)[835]. Александр и Павел умерли в младенчестве[836]. Алексей же дожил до совершеннолетия, женился и произвел на свет сына (будущего Петра II). Впоследствии Алексей трагически погиб, приговоренный к смерти своим отцом, но только после того, как была выиграна долголетняя война с Милославскими и Петр I принял меры по сохранению престолонаследия. Софья окончит свои дни как инокиня Сусанна в Новодевичьем монастыре — сводный брат Ивана V сошлет ее туда в сентябре 1689 года и пострижет в монахини после стрелецкого бунта в июне 1698 года[837]. Но даже без убедительной победы Петра I над фракцией Милославских сложно представить, как Софья удержала бы власть, если учесть неспособность Ивана V иметь сыновей и к тому же его смерть в 1696 году. В конце концов, Софья и ее фракция потерпели поражение из‐за несчастливого сочетания хромосом, регулярно дававшего дочерей, а не сыновей, — стали жертвой, так сказать, двойной игры со стороны семейного генофонда.
Династические браки в петровской России
Двухвековой период, начавшийся первым смотром невест в 1505 году, закончился тем, с чего начался: появлением нового паттерна русских царских свадеб, что было вызвано новым подходом к браку с неправославными. Как обосновывалось выше, смотр невест стал ответом на проблемы с выбором невесты для царя. Привычный набор невест (дочерей удельных князей) со временем сжимался и по мере расширения Московии совсем исчез; затраты при женитьбе на иностранке были непомерны и в конечном счете не оправдывали себя; риск для души и тела, возникающий при женитьбе на католичке или, позже, на протестантке, считался слишком высоким. С 1505
