Темная сторона Москвы - Мария Артемьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И бежит скорей из комнаты, чтоб никто не заметил, как он самого Картузова обеспокоил. Особенно чтоб начальник, не приведи Господь, не увидал эдакого кощунства.
Так усидчивость Картузова привела его к новому качеству: он стал работать не просто сам по себе, а совершенно уже автономно. Без каких бы то ни было контактов с внешней средой. Никто не знал, чем он занят, хотя объемы работ у него стремительно возрастали, что ни день: он даже здороваться начал каким-то особенным образом.
Ему говорят сотрудники: «Здравствуйте! Как дела!» или «Приятных выходных!»
Или: «С наступающим!»
А он только буркнет на бегу: «Времени нет!» — вместо прежнего своего «Здрассь!»
Начальник не мог на своего работника нарадоваться.
Он, начальник, привык первым делом, приходя своевременно (то есть в свое время) на работу, заглянуть прежде всего в комнату Картузова — полюбоваться на усердие Усидчивого. Поглядит на него, успокоит душу, и вперед — к новым свершениям.
Так люди, придя домой, первым делом надевают любимые тапки или гладят преданного Тузика.
Как-то раз, на пятый год от начала усидчивой службы Картузова, у фирмы получились особенно высокие прибыли, и эти радостные достижения решено было отметить совместно; кстати, и за новогодние праздники поднять дружеские тосты.
Торжество назначили на вечер двадцать шестого декабря, и вышло все довольно мило, почти по-родственному. С шампанским, мартини, нарезками из соседней «зеленки». С танцами под магнитофон, с цветомузыкой, сконструированной руками завхоза, бывшего десантника ВДВ. Были даже прочитаны оригинальные стихи — стыренные из Интернета и самодельно подправленные на злобу дня. Ну, как обычно бывает в хороших конторах.
А, закончив праздновать, закрыли офис на новогодние каникулы до самого десятого числа.
И, как оказалось, несколько оплошали…
После каникул в офис вошел первый опоздавший работник. И, будто вкопанный, застыл на пороге: могучая волна смрада шибанула его в нос так, что привела беднягу в изумление.
Выяснилось, что, закрывая впопыхах офис, уходившие с праздника последними не прибрали остатки пиршества. Все забытые объедки, все испачканные пластиковые вилки и ложки — числом немалым — оказались покрыты какой-то вонючей плесенью, которая местами странно шевелилась. Зловоние пропитало стены, столы, стулья, ковры. Провоняли даже фильтры кондиционеров, так что пришлось распахнуть немедленно настежь все окна, отчего запах поначалу только усилился.
С Новым годом, с новым счастьем!
Первую трудовую неделю пришлось начинать с уборки.
Сотрудники, являясь один за другим на работу, засучивали рукава и приступали к делу: мыли, чистили, вытирали и дезодорировали изо всех сил.
И все же гнилостный запах не выветрился даже после того, как девушки с ресепшэна протерли все столы салфетками, смоченными «Морским бризом» (пустячок — галантная взятка от кого-то из партнеров фирмы).
В главном зале воздух оставался тяжелым, сладковато-душным и при этом странно знакомым.
— Но где же еще мы не убрали? Где? Вроде уже все и везде вымыли… Какой угол пропустили?.. — взмолилась Оксана с ресепшэна.
Но тут в самый неподходящий (разумеется) момент в комнату вошел бодро улыбающийся начальник.
— Ну? Как настроение после праздников?
— Здравствуйте, Николай Арнольдович! — смущенный коллектив дружно поздоровался со своим начальником.
В этот момент улыбка Николая Арнольдовича съежилась и сама собой увяла: его нос уловил специфический аромат. Начальник с сердитым изумлением принюхался и грозно спросил:
— Это откуда такой запах… тухлости? Вонь же стоит, как в могиле! Не ощущаете?
Все, как по команде, пожали плечами.
— Где Картузов? — завопил начальник. — Сейчас все выяснится.
Усидчивый Картузов, как всегда, пребывал на своем рабочем месте. У Николая Арнольдовича при виде его сразу от сердца отлегло.
— Картузов! — ласково позвал начальник. Но тот в ответ даже головы не повернул.
Николай Арнольдович умиленно вздохнул: ну вот, только-только кончились праздники, а верный Картузов уже и заработался. И он дружески потеребил Усидчивого за плечо.
Голова работника с громким стуком спрыгнула с плеч, соскочила на стол и, словно мячик, подкатилась под ноги начальнику.
Застыв от ужаса, Николай Арнольдович смотрел, словно в кошмаре, как к его дорогим английским замшевым туфлям подкатывается человеческий череп, весь в лохмотьях полусгнившей кожи, а из провалившихся глазниц выползают вертлявые белые черви.
Верный усидчивый Картузов умер.
И никто, ни один человек в офисе, включая начальника, не заметил этой смерти. Вот ведь оказия!
Теперь понятно стало всем и каждому, отчего так настойчиво воняло могилой в офисе.
Бедный Николай Арнольдович страшно переживал гибель своего Усидчивого работника. И первое время никак не мог отвыкнуть: все ставил его в пример разным опоздальщикам и нарушителям дисциплины, как бывало прежде. Остальные члены коллектива опасались появления на рабочем месте призрака. Как-то неуютно было им думать, что скончался Усидчивый не по-христиански, прямо на рабочем месте. По всем приметам должен был он сделаться привидением, чтобы и далее пребывать на своем рабочем посту, покинутом столь внезапно и некстати.
Однако же, призрак, против ожидания, не появился.
Вероятно, и за порогом смерти… у него не нашлось времени.
Вечеринка мертвеца
Воробьевы горы, Дом студента МГУ
(рассказ студента)
Теперь уже и не вспомнить — кто первый предложил потусить у Дюшки Мирзоева в четверг вечером.
Хотя — какая разница, кто первый?.. У Дюшки так и так постоянно тусили чуть ли не всем факультетным кагалом. Никто и не думал, типа принц Датский: идти или не идти?
Не студенческое это дело — раздумывать.
Вопрос перед студентом стоит обычно простой: что есть, чтоб съесть?..
А этот вопрос имеет решение. Девчонки сгоношили из случайных ингредиентов с бору по сосенке — кто картошки принес, кто свеколку, кто морковку, кто полбаночки тушенки, кто масло, кто майонез — пир практически на весь мир из левого рукава, а ребята скинулись и обеспечили заправку горючим.
И было, как всегда, весело.
В шесть часов дозвонился Дюшке его двоюродный брат Костян с мехмата и пообещал подвалить попозже, зато с настоящим тортом — ему, счастливчику, «денюшку» родители подбросили. Как раз вовремя.
Компания дико обрадовалась. Вожделея обещанный тортик, стали решать — чем его встретить? Посовещались и скинулись последней мелочью из карманов.
Мелочи оказалось неожиданно много. Могло хватить на две двухлитровых баклажки крепкого пива.
В ожидании Костяка отправили Пашку с Танькой за пивной добавкой.
Время наступило уже темное, кто-то из девочек зажег ароматические свечи — чтоб сигаретный дым как-то нейтрализовать. Ну, и для романтики, наверное.
Однако романтика не пошла.
Хриплым голосом удавленника Макс предложил рассказать историю.
«Очень, очень страшную историю…»
Ёлка демонстративно засмеялась и похвасталась, что никаких страшных историй с детства не боится. Но, во-первых, голос у нее подозрительно дрожал, а во-вторых, ей, как блондинке, разумеется, не поверили.
Поэтому Макс тут же выключил верхний свет и начал рассказывать:
— Лешка с исторического в прошлом году… Помните Лешку? Ну, дохлого такого, с патлами? Погоняло — Архетип?.. Вот-вот. Он самый. Короче, подвезло ему пару лет назад поехать в Сирию с нашей партией археологов на раскопки. Ну, копали они там, копали. Холм какой-то копали, не знаю, какой эпохи. Наших там было человека четыре всего, и все на черных работах, вместе с египетскими работягами. Ну, короче, как-то раз подвезло им несказанно! Раскопали кувшин — офигенный кувшин, почти целый. Здоровый такой, крышкой закрыт. Крышку отковыряли — а там мед! Прикиньте, да? Ну, посоветовались — решили: наверно, кто-то из местных, деревенских, кувшин с медом тут спрятал от жары, да и забыл. Взяли они этот кувшин и за обедом навернули. Обеды в партии какие? Шибко не растолстеешь. А тут — мед! Подарок судьбы. Навернули, короче, подарок с нашим удовольствием.
Налопались сладенького. Сидят, счастливые, — студенты и египтяне эти, работяги, лыбятся. Пузо наели. Но тут один неугомонный египтянин еще разок решил напоследок… Черпанул половником меду, вытаскивает, а там… черепушка. Небольшая такая, но вполне натуральная. Оказалось — древнеегипетский кувшин-то был! В нем ребенка похоронили… Зачем в меду? А кто его знает? Религия у них такая была. А может, от большой любви — родители… Новые древнеегиптяне какие-нибудь, не знаю.