Омар Хайям - Шамиль Султанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Историк Ахмад Насрулла Татави в своей «Истории тысячи» писал: «Из многих книг известно, что он (Хайям) придерживался веры в переселение душ. Рассказывают, что в Нишапуре был старый медресе и для его ремонта ослы возили кирпичи. Однажды ученый шел с несколькими учениками по двору медресе. Один из ослов никак не входил во двор. Когда ученый увидел это, он улыбнулся и, подойдя к ослу, сымпровизировал стихи:
Ты нас давно покинул и возвращен, когдаТвое исчезло имя из мира без следа,Когда срослися ноги в копыта у тебя,Хвостом ослиным стала седая борода.
Осел вошел. У ученого спросили, в чем причина этого. Он сказал: душа, которая принадлежит телу этого осла, раньше находилась в теле учителя этого медресе — поэтому он и не мог войти. Но теперь, когда он увидел, что его товарищи узнали его, он волей-неволей должен был войти».
Если этот учитель был факихом, то его душа, с точки зрения Хайяма, могла переселиться только в осла. Это, конечно, анекдот. На самом же деле, исходя из концепции человека как единства материальной и духовной субстанций, Хайям должен был прийти к выводу о трагической уникальности личности в Универсуме.
Я нигде преклонить головы не могу.Верить в мир замогильный — увы! — не могу.Верить в то, что, истлевши, восстану из прахаХоть бы стеблем зеленой травы, — не могу.
Разум к счастью стремится, все время твердит:«Дорожи каждым мигом, пока не убит!Ибо ты — не трава, и когда тебя скосят —То земля тебя заново не возродит».
Но что же тогда остается человеку? Если он по-настоящему мужествен, он должен идти своей дорогой познания, даже если в конце он вынужден будет сказать, что все его приобретенные знания — ничто по сравнению с сияющей загадкой Единого.
Ученью не один мы посвятили год,Потом других учить пришел и нам черед.Какие ж выводы из этой всей науки?Из праха мы пришли, нас ветер унесет.
Когда ты идешь своей дорогой знания, ключевая проблема состоит в том, чтобы определить, кто ты, который стремится познать. «Я не знаю» — это великий символ: я не знаю, ни кто я, ни что я не знаю. «Я не знаю» — это символ движения к Истине, к Реальности, к самому себе, когда по крайней мере я знаю, что это именно Я, который не знает. Мудр, имеющий знания и искренне говорящий «Я не знаю», ибо он осознает, что путь бесконечен. Глупец же, говоря «Я знаю», считает, что он нашел истину, забыв, что истина прежде всего движение от «Я не знаю».
Я для знаний воздвиг сокровенный чертог.Мало тайн, что мой разум постигнуть не смог.Только знаю одно: ничего я не знаю!Вот моих размышлений последний итог.
Каждый шаг к истине должен быть сопряжен с ясным осознанием того, что полученное знание относительно, что оно порождает гораздо больше проблем, чем решает. Важно именно это: одновременное в мышлении, ощущении признание того, что получено, и то, что оно относительно. Нельзя самодовольно упрощать сложность даже на гребне действительно великих свершений!
Твой путь к Истине сложен. И много препятствий на этом пути. Ты будешь идти, окруженный сворой сомнений — таких сомнений, из-за которых перестает биться сердце и высыхает мозг.
Пускай ты прожил жизнь без тяжких мук — что дальше?Пускай твой жизненный замкнулся круг — что дальше?Пускай, блаженствуя, ты проживешь сто лет?И сотню лет еще, — скажи, мой друг, что дальше?
Ты должен будешь пройти испытание тщеславием и богатством.
Порою некто гордо мечет взгляды: «Это — я!»Украсит золотом свои наряды: «Это — я!»Но лишь пойдут на лад его делишки,Внезапно смерть выходит из засады: «Это — я!»
Раз насущный твой хлеб дан от века творцом,Не отнимут его, не прибавят потом.Значит, в бедности будь непокорным и гордым,А в богатстве не стань добровольным рабом.
И надо помнить, что человек, всегда довольный собой и своей жизнью, — это, в общем-то, абсурд и вызов миру. Ведь такое самодовольство в конечном счете предполагает отказ от самосовершенствования в мире, который постоянно изменяется и усложняется.
Сбрось обузу корысти, тщеславия гнет,Злом опутанный, вырвись из этих тенет,Пей вино и расчесывай локоны милой:День пройдет незаметно — и… жизнь промелькнет.
Ты будешь окружен страданиями, ты будешь страдать, вынужденный выбирать. Но помни, истинная боль как факел высвечивает самые скрытые закоулки человеческой души. Страдание давит на душу слабого извне, а на душу сильного изнутри.
Все в жизни — дар судьбы, все в жизни — испытание. И ты должен ко всему быть готов!
Как нужна для жемчужины полная тьма,Так страданья нужны для души и ума.Ты лишился всего, и душа опустела?Эта чаша наполнится снова сама!
Путь Истины требует мужества, ответственности за каждый свой, даже мельчайший поступок. Он потребует тебя всего, ничего не дав взамен, кроме одного — прикосновения к величайшей тайне — тайне Универсума!
Водой небытия зародыш мой вспоен,Огнем страдания мой мрачный дух зажжен;Как ветер, я несусь из края в край ВселеннойИ горсточкой земли окончу жизни сон.
«Страдать — не захлебываясь в горе и несчастьях; сомневаться — но не повторяясь; жить — но и каждую минуту; мыслить — но только через себя и только по-своему; оставаться собой — даже падая в бездну вечности».
Пусть будет сердце страстью смятено.Пусть в чаше вечно пенится вино.Раскаянье творец дарует грешным —Я откажусь: мне ни к чему оно.
Последние годы жизни Омара Хайяма приходятся на годы царствования султана Санджара. Ранней весной 1118 года султан Мухаммад заболел, возможно, отравленный исмаилитами, и 18 апреля того же года умер. Великий визирь Али Бар обвинил султаншу Гухархатун и поэта Муаййида ад-Дина в том, что они магическими действиями вызвали смерть владыки. Еще до смерти Мухаммада султаншу ослепили, а в день его смерти ее задушили. Казнен был и Муаййид ад-Дин.
После Мухаммеда на престол вступил его тринадцатилетний сын Махмуд. Несмотря на свой юный возраст, новый султан уже успел погрязнуть в различных пороках. Свое время он отдавал главным образом соколам и собакам, для которых изготовляли драгоценные ошейники и попоны.
Дядя Махмуда — Санджар решил заявить о своих правах и выступил против племянника. 11 августа 1118 года при Саве произошел бой. Хотя войска Махмуда были многочисленны, исход сражения решили боевые слоны, имевшиеся в армии Санджара. Махмуд потерпел поражение, и верховная власть перешла к Санджару.
При Санджаре могущество Сельджукидов временно укрепилось. Он не только возвратил среднеазиатские владения, но и заставил газневида Бахрамшаха признать себя вассалом сельджукского властителя. И все же рост могущества сельджукского государства при Санджаре был как бы прощальным всплеском: ему было суждено стать последним правителем в ряду так называемых «великих сельджуков».
Старость — дерево, корень которого сгнил.Возраст — алые щеки мои посинил.Крыша, дверь и четыре стены моей жизниОбветшали и рухнуть грозят со стропил.
Сохранились только два достоверных свидетельства о событиях последних лет жизни Хайяма. К 1118—1123 годам, когда визирем султана Санджара был племянник Низам аль-Мулька Шихаб аль-Ислам, относится рассказ аль-Бейхаки о встрече визиря с Хайямом:
«Рассказывают, что однажды имам Омар пришел к визирю Шихаб аль-Исламу Абд ар-Раззаку, сыну досточтимого богослова Абу-ль-Касима Абдаллаха ибн Али, племяннику Низама. У него был имам чтецов (Корана) Абу-ль-Хасан аль-Газзал. Они говорили о разночтении в каком-то стихе (Корана). Тогда Шихаб аль-Ислам сказал: „Обратимся к знающему“, — и спросили об этом имама Омара. Тот указал виды различий в чтении и недостатки каждого из них, упомянул противоречивые места и их недостатки, а затем предпочел один вид другим видам. Тогда имам чтецов Абу-ль-Хасан аль-Газзал сказал: „Да умножит Аллах подобных тебе среди ученых, сделай меня твоим слугой и будь благосклонен ко мне, ибо я не думаю, чтобы хоть один из чтецов в мире помнил бы это наизусть и знал это, кроме одного мудреца“.
Ухожу, ибо в этой обители бедНичего постоянного, прочного нет.Пусть смеется лишь тот уходящему вслед,Кто прожить собирается тысячу лет.
Жизнь с крючка сорвалась и бесследно прошла,Словно пьяная ночь, беспросветно прошла.Жизнь, мгновенье которой равно мирозданью,Как меж пальцев песок, незаметно, прошла!
В сообщении о Хайяме в «Доме радости» Табризи имеется следующее неполное предложение: «…в четверг 12 мухаррама 555 года в деревушке одной из волостей округа Фирузгонд близ Астрабада». Индийский исследователь Говинди высказал предположение, что в этом предложении Табризи перед словами «в четверг» недостает слов «он умер» или другого выражения с тем же значением.