И снятся белые снега… - Лидия Вакуловская

— Пиши мне часто, слышишь? — просил он.

— Хорошо, — обещала она.

Через полчаса он улетел. Все деньги, более двадцати тысяч, он оставил Гере, с собой взял — лишь бы хватило добраться до места.

На другой день, пересев в Анадыре из ИЛа на «Аннушку», он прибыл в Полярное и был приятно удивлен: снега здесь не стало, сопки оголились и сделались черными, тундра ярко зеленела, море вскрылось, и только у берега громоздились зеленоватые глыбы летающего льда да одинокие ледовые поля колыхались в угрюмом море. Словом, и в Полярном наступило лето с белыми днями и такими же белыми ночами, когда по светлому небу бродят в обнимку луна и солнце.

Коля показывал фотографии, запечатлевшие его пребывание в загсе, его поздравляли, опять в один голос называли Геру красавицей и откровенно завидовали ему. Венька Зайцев, дурачась, спрашивал, нет ли у Колиной жены сестры, такой же красавицы? Он, Венька, хоть сейчас же покатил бы к ней. А потом Венька, без шутовства, сказал:

— Эх, Романтик, до чего мне влюбиться хочется! Честно тебе скажу: я еще ни с одной девчонкой не целовался. Пять годков на курорте отбухал, соображаешь?

Бетонщик же Кузьма Чмырев высказался иным образом:

— А меня на смазливой девахе сам черт не женит. С такой не жизнь, а каторга в песках Сахары. С нее глаз не спускай, иначе враз скурвится, да еще ревнуй ее. От такой любви в два счета шкелетом станешь.

Родителям о своей женитьбе он не сообщил: они разволновались бы, узнав, что он прилетал с Севера, а к ним не заехал, даже не дал знать, что находится близко от них, — десять часов поездом. Он испытывал чувство вины перед ними: нужно, нужно было их проведать! Нужно было хоть на пару дней съездить с Герой в Херсон, познакомить ее с отцом и мамой! Он сам недоумевал, почему не сделал этого, и переживал по сему поводу. И решил он тогда, что уж если так случилось, то и не стоит им ничего сообщать. А когда он навсегда покинет Полярное, они с Герой немедленно отправятся в Херсон. К тому времени все уляжется и перемелется.

И вдруг, спустя недели три, из Херсона пришла телеграмма, подписанная старшим братом, жившим в Одессе: «Мама умерла. Похороны четверг. Ждем тебя. Кирилл». Коля пришел в ужас, не хотел верить. И разум, и сердце его сопротивлялись этой страшной вести: как, почему? Всего месяца полтора назад, перед отлетом к Гере, он получил письмо, написанное маминой рукой. В нем и намека не было, что она болеет. Наоборот, писала, что они с отцом здоровы, дома все благополучно…

Телеграмма пришла во вторник. До четверга оставалось два дня. Он не успевал. Вернее, он успевал, если бы вылетел тотчас же. Но у него не было денег. Правда, он мог запять: у того же Веньки Зайцева, у Кузьмы, у других. Хотя уезжавшим одалживали со скрипом (чего доброго, не вернется — плакали денежки!), но ему бы поверили. Однако радио передавало по всей Магаданской области плохую погоду: дожди и туман, он боялся застрять в дороге.

Словом, Коля метался. Венька Зайцев советовал лететь, сам предлагал деньги. Начальник стройучастка Селиванов, сочувствуя Коле, лично звонил на аэродром, узнавал насчет возможности вылета. Ответили, что магаданский аэропорт закрыт из-за тумана. И стало ясно, что лететь Коля не может.

В эту ночь Коля Зинин плакал, накрыв подушкой голову. Видел маму живую, представлял ее лежащую в гробу, и его душили слезы. Утром, опухший, с красными глазами, он поплелся на почту. Послал телеграмму: «Вылететь из-за погоды не могу. Убит горем. Сердцем и мыслями с вами. Коля».

Позже пришли письма от братьев. Коля узнал, что мама умерла скоропостижно, от разрыва сердца. Смерть подстерегла ее ночью, во сне. Братья просили его писать отцу: тот резко сдал, совсем пал духом.

Коля сразу же написал ему. Просил отца мужаться, крепиться, писал, что всем им в равной мере тяжело сейчас. Но что же делать, если такова судьба каждого человека, будь он гений или дурак, — уходить из жизни? Значит, нужно смириться с этой участью и найти в себе силы не предаваться отчаянию.

Лето промелькнуло быстро: было — и уже нет его. В сентябре Полярное снова по макушку погрузилось в снега. Вновь затарахтел в будущем Доме культуры электродвижок, вновь пошли в ход «козлы». Штукатурку вела лишь одна Колина бригада, дело двигалось медленно, работы было непочатый край. На всех объектах не хватало людей. Многие уехали из Полярного, вернее, удрали, не вернув подъемных, на их место прибыли новые. В Колиной бригаде не было никакого постоянства, а в их бараке, прозванном «топчанным салоном», половина топчанов пустовала.

Но Коля Зинин ни о каком бегстве не помышлял. Он стойко переносил морозы, свою нелегкую работу и свой барачный быт, зная, что все это временное и проходящее. С институтом он все уладил: перевелся на заочное отделение, получил программу и учебные задания на весь седьмой семестр. С учебниками тоже более-менее утряслось. В ответ на его просьбу Костя Малышев с Гришкой Беззубовым прислали ему несколько нужных книг, похищенных во имя прежней дружбы в библиотеке, о чем свидетельствовали жирные печати на титульных листах.

От Геры регулярно приходили письма. Зинаида Павловна тоже писала ему. Именно она держала его в курсе всех домашних дел. Из последнего ее письма он узнал, что они с Герой ездили смотреть новый дом и остались очень даже довольны: район хороший, дом девятиэтажный, с лифтом и лоджиями. Заселение обещают в марте, это уже твердо, а пока в доме идут отделочные работы. Еще она писала о себе: как ей надоело работать в мастерской, она совсем испортила себе глаза на этих дамских шляпках и с удовольствием бросила бы работу и сидела бы дома, занимаясь домашними делами.

И вдруг пришло от нее повое письмо, полное восклицательных знаков. Во-первых, Зинаида Павловна сообщала Коле (по секрету), что Гера готовится стать матерью. Во-вторых, и этому посвящалась основная часть письма, она просила его согласия, нет, просила даже его разрешения на покупку дачи. Такой удивительный случай, — писала Зинаида Павловна, — знакомая ее знакомой срочно продаст чудесную дачу вместе со всей обстановкой. Там и сад, и веранда, и летом в саду поет соловей. Главное же, главное, — сообщала она, — дача находится совсем неподалеку от их будущего дома: всего двадцать минут автобусом. По мнению Зинаиды Павловны приобретение дачи было бы невероятным счастьем для них. Вот почему, если он не против, они с Герой немедленно купят эту дачу, денег почти хватает. Разумеется, это те деньги, что он оставил Гере, и те, что прислал после. Не хватит всего тысяч десять, но это пустяки, — уверяла Зинаида Павловна. Можно договориться с хозяйкой дачи, и та потерпит. Ведь мебель покупать не к спеху, дом еще не готов, и уже ходят слухи, что заселение будет не в марте, как обещали, а гораздо позже: возможно, в июле, а то и в сентябре. И если он, Коля, до сентября останется в Полярном, то он, конечно же, еще заработает, и тогда вполне хватит на обстановку для новой квартиры, — рассуждала в письме Зинаида Павловна.

Коля не был против. Он только опасался, что владелица дачи не согласится ждать недостающую сумму, а потому занял под расписку у Кузьмы Чмырева десять тысяч и отправил Гере.

В феврале, в самый разгар лютых морозов, Зинаида Павловна поздравила его с рождением сына. Гера еще находилась в больнице, и Зинаида Павловна, во всем советовавшаяся с Колей, спрашивала его, согласен ли он, чтобы мальчика назвали Андреем, в намять о Герином отце.

Коля занял без всякой расписки у Веньки тысячу рублей и отправил их в центральный универмаг своего города, изложив в восторженных словах свою просьбу. Позже Гера написала ему по этому поводу: «Господи, какой ты глупый! Ведь я все приготовила заранее: пеленки, распашонки, чепчики. А тут вдруг приносят из ЦУМа такое количество. Куда теперь все это девать?..»

«Ничего, чем больше, тем лучше!» — посмеивался он, читая письмо. Рождение Андрюшки он отметил по всем правилам: ахнул всю получку. В одно из воскресений в «топчанном салоне» все ходило ходуном: пели, пили и плясали до утра. Коля со всеми целовался, всем клялся в любви и дружбе и свалился на свой топчан полумертвым.

Весну и лето 1959 года Коля Зинин провел в Полярном, работая на том же Доме культуры. И не рвался уезжать: нужно было расплатиться с долгами, и в первую очередь с прижимистым Кузьмой Чмыревым, которому Коля уже начал выплачивать долг по частям.

В августе, на смену коротенькому, хотя и зеленому, но вовсе не теплому лету, прискакала зима, закрутила над Полярным первая пуржишка, пока еще веселая и не злая, и дни пустились укорачиваться в свете, готовясь перелиться в долгую полярную ночь.

И вот тут-то Колю Зинина вновь подстерегла та самая случайность, не будь которой, все сложилось бы иначе. Бог знает как, но только бы иначе.

Однажды он приболел и не пошел на работу. Обметало горло, был жар, и он решил денек отлежаться и полечиться горячим порошковым молоком. Венька в этот день дежурил по бараку: мел полы, кочегарил печку, топил в ведрах лед — «делал» воду для питья. И, когда все сделал, побежал в медпункт раздобыть для Коли лекарства. Вернулся он с аспирином, но о нем вспомнил после. А вбежав в комнату, сперва потряс газетой, развернул ее перед Колей, шлепнул по ней рукавицей и сказал Коле с веселым придыханием: