Прощание - Лотар-Гюнтер Буххайм

— Но когда вы узнали, что придут русские, вам не было плохо? Это должно было испортить вам настроение.

— Так оно и было! Недалеко находился лагерь русских военнопленных. До капитуляции русские работали там на нас. После этого лагерь освободили, а русских перевели на нашу базу. Лагерь заняли русские солдаты, не принимавшие активного участия в боевых действиях. Это была своего рода рокировка. Русские переселились из своего лагеря военнопленных в наш лагерь, а в наше распоряжение был предоставлен русский лагерь. И тогда началась большая уборка — уничтожение клопов и все такое.

— И как вам там жилось — уютненько?

— Я с моим штабом перебрался, к счастью, не в этот лагерь, а на базу подводных лодок в порту, то есть в бункер для подводных лодок, охранявшийся английскими морскими артиллеристами. Нам пришлось разместиться на трех непригодных к передаче подводных лодках.

— Таким образом, вы снова обосновались на подводных лодках? Вы оказались в родной стихии.

— К счастью — да. Торпедные аппараты были пусты, и в них мы поместили все твердое и жидкое съестное, какое только смогли достать. Три недели, которые мы прожили на лодках, были неплохими. С нашими английскими сторожами мы сумели установить контакт. Они получили кое-что из того, что мы организовали. Одна за другой прибывали всевозможные команды и все также хотели снимать сливки, но все хорошие вещи мы разместили в торпедных аппаратах и плотно задраили их. Ну и вещи там были!

— Что за вещи? — спрашиваю я нетерпеливо, заметив у старика мечтательный взгляд.

— Когда я об этом думаю… Вот, например, прибыл американский вспомогательный корабль, такой старый корабль обеспечения с американскими офицерами-резервистами, призванными на военную службу. Они вдруг оказались там и ругались: «О, эти проклятые подводные лодки!» и в том же духе. Один даже спустил штаны и сказал: «Смотрите!» Нижняя часть тела имела следы ожогов.

— Ну и? — спрашиваю я с интересом.

— А потом к ним присоединились и русские, настоящие дикари.

— И что случилось?

— Ничего! Вдруг американцы заорали: «Now we must be good friends!»[32]

— To есть обычный театр примирения. Не могу себя пересилить, меня с души воротит, когда оставшиеся в живых члены экипажей подводных лодок или грузовых пароходов, которые когда-то хотели убить друг друга, бросаются друг другу в объятия.

— Я чувствую то же самое, — говорит старик, достает из холодильника пиво и неторопливо разливает. После продолжительной паузы он говорит:

— В то время со мной произошло чертовски неприятное дело.

— И?

— Ну, история с «Вестерн-Принс». Я же тебе ее рассказывал?

— Никогда! Так в чем там дело?

— Ну, хорошо. Корабль был довольно быстрым и действовал в одиночку. Я выстрелил счетверенным веером, но в цель попала лишь одна торпеда. Подстреленный корабль остановился, крен был незначительным. Наш кормовой торпедный аппарат не был готов к выстрелу. Потребовалось дозарядить носовой аппарат для выстрела. На дозаряжание требуется, как ты знаешь, самое меньшее пятнадцать минут даже при максимальном старании команды. — Старик делает большой глоток из бутылки, затем продолжает: — Заправляли всем механики по торпедным аппаратам. Через двадцать минут дозаряженная торпеда была запущена: положение противника — девяносто, дистанция пятьсот метров, расчет упреждения не нужен. Цель свободно видна через противосеточное устройство. Выстрел был прямым попаданием примерно за серединой, в наиболее уязвимом месте корабля. — Старик делает еще один большой глоток и замолкает.

— Ну и? — спрашиваю я нетерпеливо.

— До этого, собственно говоря, в этом деле не было ничего особенного. Но тогда недалеко от нас появились шлюпки, которые были после первого попадания спущены на воду. Я подождал, когда они подойдут совсем близко. А теперь представь себе, они со всех сторон приветствовали нас, чрезмерно выражая благодарность (люди на лодках) за рыцарское и гуманное обхождение, которое мы им оказали…

— Как это так? Давай, не мучай меня, говори же!

— Они предположили, — ты не догадаешься, — говорит старик, — что вторую торпеду мы выпустили с таким запозданием, чтобы дать им время не спеша перебраться в спасательные шлюпки. Но вышло еще хуже. Позднее в Англии один человек даже написал книгу о том, как благородно и по-рыцарски мы себя вели. На борту была даже свадебная пара — какая дикая идея, совершить свадебное путешествие на корабле в разгар войны, и уж тут из меня сделали совсем «славного малого».

— И назвали по имени?

— Да, имя и номер лодки.

— Ну, дела! — говорю я и перевожу дух. — Так тебя могут и в почетные граждане произвести? Но пойдем дальше: как у вас шли дела с вашими друзьями в Бергене?

— Ах, эти! Диковато это все было. Один из них сказал: «I want a souvenir! (Мне нужен сувенир!)» Когда я ему объяснил, что нам здесь ничто не принадлежит, все в руках союзников, он заорал: «I am allied!».[33] Я ему сказал: «Тогда тебе принадлежит все!» И он прихватил бинокль ночного видения. «Но мы тебе это не дарили», — сказали мы ему. Тогда с перепугу он спрятал его под курткой. Постепенно стали красть все. Приходил английский штабной офицер и тащил. Тащили моряки. Наши охранники, морские артиллеристы, все крали, как воронье. Зенитчики крали и резервисты. Один из них был учителем. Он тоже нас охранял, но не переносил воровство. Однажды он остановил одного штабного офицера и спросил, что там у него. Он заставил его показать содержимое портфеля и сказал: «А вот это вытащите!» Он был хорошим, этот учитель, он сделал так, что нам было разрешено ловить рыбу в гавани. В то время мы выглядели довольно потрепанными. Стиральных машин у нас не было.

— Не то, что здесь! — говорю я, и старик, ухмыляясь, говорит:

— Это твой пунктик! Не я же их установил!

Теперь я сбил старика с толку, он смотрит на часы, говорит:

— Уже за полночь. Ты что же, не устал?

— Как стеклышко! А ты, хочешь спать?

— Собственно говоря, — говорит старик, колеблясь, — собственно говоря, я тоже не устал. Когда ты меня так выспрашиваешь — не могу сказать, что меня это волнует, — но об этом времени я больше почти не вспоминал.

— И никто тебя об этом не спрашивал?

— Кто же?

— Твоя жена, например…

— Это не женские истории!

— Об этом говорили и некоторые книготорговцы, когда вышла «Лодка»: «Она не должна попасть в руки женщин». И знаешь, что произошло?

— Что же?

— Я получаю как раз от женщин, в том числе и от молодых девушек, вплоть до последнего времени длинные письма, многие из них прочли книгу два-три раза.