Престижное удовольствие. Социально-философские интерпретации «сериального взрыва» - Александр Владимирович Павлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда скончался художник-сюрреалист Ганс Рудольф Гигер, создатель образа Чужого, то практически все информационные сводки, в которых сообщалось об утрате, представляли автора именно как «создателя Чужого». То есть подавляющее большинство людей, далеких от современного искусства, должны были узнать имя Гигера именно в контексте одного из самых популярных монстров, появившихся в ХХ веке. Причем «Чужой» писали с большой буквы – как имя собственное, что, конечно, не является таким уж неправильным написанием. Если значение и даже величие большого художника определяется именно тем, насколько он запомнился массовому сознанию, значит, так это и должно быть. У Гигера немало прекрасных/ужасных картин. Он много работал в кино. Оформлял обложки для музыкальных альбомов не самых безвестных групп, иллюстрировал графические романы. Но в историю вошел как создатель Чужого. И даже получил за это «Оскар».
Сам по себе вопрос узнаваемости художника засчет его работы над одним из самых важных фильмов в истории кинематографа и фактически феноменов популярной культуры заслуживает внимания. Например, что если бы Гигер создал какого-то другого монстра, фильм с которым бы не стал таким знаменитым? Тогда, наверное, мы бы вспоминали лучшие обложки для альбомов известных музыкантов или читали строки типа «Умер художник-сюрреалист». Или фильм, над которым работал Гигер, непременно должен был бы стать таковым? Однако мы знаем, что это не так, потому что Гигер работал и над другими фильмами. Так что «Чужой» обязан Гигеру ровно в той мере, в которой обязан и остальным его авторам. Таким образом, Гигер может и должен считаться одним из полноправных авторов вселенной «Чужого». Конечно, многое в картине принадлежит оригинальному видению режиссера, кое-что – актерам и многое – сценаристу. Однако в сюжете «Темной звезды», из которой вырос эпохальный сценарий Дэна О’Бэннона, чужеродное тело на корабле скорее нелепый шар, что-то смешное, нежели ужасное. Вот почему создание образа Чужого во многом сделало фильм тем, чем он является сегодня, – классикой кинематографа.
Прославиться как один из авторов весьма узнаваемого и любимого американского монстра, ставшего уже знаковым для универсальной популярной культуры, это честь. Но что если именно в «Чужом» в самом деле лежит ключ к пониманию всего творчества Гигера? Не только в образе чудовища, но в самой вселенной фильма «Чужой», монстр в котором, разумеется, занимает не последнее значение. И что, если величие и красота монстра затемняют другую, не самую очевидную, но, как нам кажется, ключевую проблему фильма? Поэтому, рассуждая о творчестве Гигера, говорить мы должны именно о «Чужом» и не о чем-то другом. Дело в том, что иногда стиль, в котором работал Гигер, называли биомеханикой. Если присмотреться к чудовищу внимательно, то можно обнаружить в нем много «механического», вероятно, даже больше, чем «органического». Создается впечатление, что органика, с точки зрения Ги-гера, не может быть «чужой», инородной материей для природы. И все чужеродное, что есть и в фигуре «Чужого», и в прочих работах Гигера, представляет собой именно механика. А причудливой, отталкивающей, но в то же время и в чем-то привлекательной эта механика кажется нам за счет органического соединения с органикой. И если Чужой в том числе и органика, то в действительности он является чужим для людей лишь наполовину. Это подтверждается тем фактом, что в фильме настоящим «чужим» для людей оказывается вовсе не инородное чудовище, придуманное Гигером, а андроид Эш, об инородной сущности и скрытых намерениях которого его коллеги долгое время не догадываются. То есть экипаж «Ностромо» вообще до последнего не знает, что Эш – андроид.
Главная героиня фильма, по большому счету, на протяжении всего действия вступает в два ключевых противостояния. Первое самое очевидное и, вероятно, даже более простое – это противостояние монстру. Второе противостояние, которое возникает еще до того, как появится чудовище, – это конфликт с Эшем. Сначала, пока мы не выяснили, что Эш – андроид, это конфликт ученого, нарушившего устав, и офицера, приказу которого не подчинились. Это также конфликт мужчины и женщины. Более того, командующей женщины и мужчины, который не подчинился ее повелениям и пускает на борт космического судна членов команды, представляющих потенциальную угрозу для всех остальных. Очевидно, никакого конфликта не было до того, пока не возникла спорная ситуация, однако теперь конфронтация практически моментально входит в острую фазу. После напряженного диалога, в котором Эш утверждает, что он действовал в соответствии со своими компетенциями, хотя и нарушил приказ, почти сразу следует сцена, когда капитан Даллас (Том Скеррит), Рипли и Эш входят в помещение, где лежит Кейн – как уже упоминалось, член команды, к лицу которого за пределами корабля присосалась та самая инородная форма жизни. Они не обнаруживают существа, присосавшегося к лицу Кейна, и начинают его искать. Мы видим, как Эш целеустремленно двигается к определенному месту и, с опаской озираясь, тыкает указкой в темный верхний угол. Из этого угла в следующей сцене монстр падает на Рипли. Рипли кричит и сбрасывает чудовище, которое, судя по всему, уже не опасно. Мы вправе предположить, что Эш наверняка знает местоположение монстра и нарочно подталкивает его к Рипли, надеясь, что тот нападет и на нее. Это первая попытка Эша убить Рипли.
Однако впоследствии, когда вырвавшийся на свободу монстр уже начинает убивать героев фильма, Эш, вновь конфликтуя с Рипли, пытается ее убить. В этот момент выясняется, что Эш – андроид. Примечательно то, что в финальной битве Эша и Рипли и он, и она выделяют жидкости. У Рипли течет кровь из носа, у Эша по виску стекает белая капля «пота». Вероятно, сторонники феминистской стратегии интерпретации фильмов могли бы заметить, что кровь женщины может означать ее женственность и т. д., связать ее с менструальной кровью, в то время как жидкость белого цвета, которую выделяет Эш, могла бы символизировать мужскую сперму[117]. Может быть, это было бы чересчур смелым или даже спорным утверждением, если бы не то, что мы увидим дальше. Цвет пота говорит, что перед нами, скорее всего, не человек. Но если даже это человек, почему его пот белый? Но если это робот, то почему тогда он вообще вспотел? Совершенно очевидно, что это пот даже не от жары, а от сильного напряжения – эмоционального