Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

– Я считаю, что каждый человек должен иметь право голоса при выборе руководителей страны.

– А что должно произойти, когда эти руководители избраны?

– Я считаю, что народ должен подчиниться объединенной мудрости их решений.

– Однопартийное государство – с пожизненным президентом?

– Таков африканский путь, – согласился Мозес Гама.

– А также марксистский, – сухо заметил судья Вилльерс. – Скажите мне, Мозес Гама, чем черное тоталитарное правительство лучше белого тоталитарного правительства?

– Его выбирают волей большинства народа.

– И воля вашего народа, о которой знаете только вы, делает вас праведным крестоносцем – стоящим выше законов цивилизованного человека?

– В этой земле нет таких законов, ибо люди, которые принимают здесь законы, – варвары, – сказал Мозес Гама, и у судьи Вилльерса больше не было к нему вопросов.

Двадцать четыре часа спустя судья Андре Вилльерс провозгласил перед притихшей, полной ожидания аудиторией свой приговор:

– Это дело, выдвинутое короной против обвиняемого, основано на оценке того, как индивид реагирует на то, что считает несправедливым. Оно поднимает вопрос о праве или долге индивида сопротивляться тем законам, которые он считает несправедливыми или жестокими. Я задумался о том, каковы обязанности человека перед правительством, избранным в результате процесса, из которого этот человек полностью исключен; правительством, насаждающим те законы, что сознательно отчуждают человека от его главных прав, привилегий и преимуществ в обществе, членом которого он является… – Почти час судья Вилльерс развивал и объяснял эти положения, прежде чем подошел к заключению. – Поэтому я пришел к выводу, что в обществе, где человек лишен основных демократических прав и представительства, не существует и понятия верности и долга. В связи с этим я признаю обвиняемого невиновным в государственной измене.

Зал взревел, а цветная часть публики заплясала и запела. Почти целую минуту судья Вилльерс наблюдал за этим, и члены суда, знавшие его, поражались его терпению. Но лицо судьи выражало необычное сочувствие и глубокую печаль, когда он поднял свой молоток, успокаивая собравшихся.

В наступившей тишине он снова заговорил:

– Перехожу к остальным обвинениям против подсудимого. Это обвинения в убийстве и покушении на убийство. Корона с помощью наиболее видных и достойных доверия свидетелей предъявила обвинение, которое подсудимый не пытался оспорить. Я считаю доказанным, что подсудимый разместил в зале заседаний южно-африканского парламента большое количество взрывчатки с намерением взорвать эту взрывчатку во время выступления премьер-министра, тем самым вызвав максимальные разрушения и смерть. Я также считаю доказанным, что, когда заговор был раскрыт, подсудимый убил полковника Блэйна Малкомса и сразу вслед за тем попытался убить министра Кортни.

Судья замолчал и повернул голову к Мозесу Гаме, который бесстрастно восседал на своем месте, по-прежнему в плаще вождя, сшитом из леопардовых шкур.

– Обвиняемый пытался убедить суд, что он солдат в войне за освобождение и, следовательно, не подлежит суду по гражданским законам. Хотя я уже выразил сочувствие и заявил, что мне понятны стремления обвиняемого и тех чернокожих, чьи взгляды он выражает, я не могу удовлетворить его требование судить его как военнопленного. Он частное лицо, полностью сознающее последствия своих действий и тем не менее пошедшее по мрачной дороге насилия, он намерен причинить наибольший ущерб самым пагубным способом. Поэтому я без всяких колебаний признаю его виновным в убийстве и в двух попытках убийства.

В зале стояла мертвая тишина. Судья Вилльерс сказал:

– Подсудимый, встаньте и выслушайте приговор.

Мозес Гама медленно выпрямился во весь свой рост и величественно посмотрел на судью.

– Хотите ли вы сказать что-нибудь, прежде чем будет объявлен приговор? – спросил судья.

– Это не правосудие. Мы оба это знаем. Свой приговор вынесет история.

– Хотите сказать еще что-нибудь?

И когда Мозес Гама отрицательно покачал головой, судья Вилльерс провозгласил:

– Найдя вас виновным по трем главным обвинениям, я старательно обдумал вопрос, существуют ли в вашем случае смягчающие обстоятельства, – и пришел к выводу, что не существуют. Поэтому у меня нет другого выхода, кроме как приговорить вас к самому строгому наказанию, какое определяет закон. На основании обвинений, рассмотренных совокупно и порознь, я приговариваю вас, Мозес Гама, к смертной казни через повешение.

Молчание длилось еще несколько мгновений, потом из задних рядов аудитории послышался женский голос – вопль африканского плача по покойным. Его мгновенно подхватили все черные женщины в помещении, и судья Вилльерс не пытался их остановить.

Мозес Гама поднял над головой сжатый кулак.

– Amandla!– крикнул он, и все чернокожие в зале в один голос ответили ему:

– Ngawethu! Mayibuye! Afrika!

Манфред Деларей сидел высоко на трибуне, в одной из особых лож для самых важных зрителей. Все места на трибуне были проданы много недель назад, и стоячие места вокруг поля тоже забиты до предела. Великое множество людей собралось на одно из важнейших событий спортивного календаря – матч между командами регбистов Западной провинции и Северного Трансвааля. На кону был Кубок Карри – трофей, за который в турнире с выбыванием ежегодно сражались команды всех провинций Южной Африки. Фанатичные страсти, которые вызывались этим соревнованием, выходили далеко за пределы спортивной борьбы.

Оглядываясь по сторонам, Манфред сардонически улыбался. Англичанин Макмиллан сказал, что их национализм – первый в Африке. Если он прав, то вот один из важнейших племенных ритуалов, который объединяет африкандеров и делает их единым целым. Никакой чужак не в состоянии понять значение игры в регби для их культуры. Конечно, игра зародилась в английских школах почти сто пятьдесят лет назад, но, сухо подумал Манфред, была слишком хороша для rooinekke; лишь африкандеры способны понять ее и развить весь ее потенциал.

К тому же назвать регби игрой все равно что называть игрой политику или войну. Это нечто большее, в тысячу раз большее. Сидеть здесь среди своих, сознавать себя частью общего духа африкандерства – все это вызывало у него такое же религиозное чувство, какое он испытывал в соборе Голландской реформированной церкви или когда был частью толпы, собирающейся у мощного памятника воортреккерам, который стоит над городом Претория. В день обетованный его народ ежегодно собирается здесь, чтобы отметить победу, которую Всемогущий даровал им над королем зулусов Дингааном в битве на Кровавой реке.

Как полагалось в таком случае, Манфред надел зеленый, вышитый золотом блейзер с изображением летящей антилопы-прыгуна на кармане и надписью «Бокс 1936» под ней. Неважно, что пуговицы больше не застегиваются на его располневшей фигуре: Манфред носил эту одежду с гордостью.

Гордость его многократно усилилась, когда он посмотрел на поле. Трава было обожжена морозами ранней зимы, но солнце высокого вельда придавало всему прозрачную ясность, и Манфред мог во всех подробностях разглядеть фигуру любимого сына, стоявшего в центре поля.

Великолепный торс Лотара Деларея больше не был скрыт синим шерстяным костюмом, который он обычно носил; тонкое трико лишь подчеркивало его фигуру, так что отчетливо выделялись мощные мышцы груди и живота. Голые ноги – крепкие, длинные, красивые, а шапка коротко подстриженных волос, светло-медных, горит огнем на ярком солнце высокого вельда.

Лотар медленно, словно на молитве, опустил голову, и на трибунах воцарилась тишина. Все сорок тысяч зрителей замолчали, а Лотар в полной сосредоточенности свел темные брови.

Он медленно, как вздымает крылья сокол, начинающий полет, поднял руки к плечам – невероятно изящный жест, – приподнялся на цыпочки, так что напряглись и изменили форму крупные мышцы икр, и побежал.