Повседневная жизнь средневековой Москвы - Сергей Шокарев

Другая купеческая корпорация, члены которой торговали со странами Восточной и Центральной Европы, именовалась суконниками. Понятно, что основным товаром, доставляемым ими в Россию, была шерстяная ткань — сукно. Они ездили в Литву, Польшу, Германию, Ливонию, но редко проникали дальше на Запад. Помимо сукна привозили они в Москву и серебро, которого на Руси не хватало. В отличие от сурожан суконники никогда не именуются в летописях и других источниках гостями — вероятно, их статус и влияние были не столь значительными{492}.

Расслоение в купеческой среде еще усилилось в XV—XVI веках, и его результатом стало законодательное оформление трех привилегированных купеческих корпораций: гостей, Гостиной и Суконной сотен. Так, штраф за бесчестье гостя составлял 50 рублей, члена Гостиной сотни — от 10 до 20 рублей (в зависимости от «статьи»), Суконной сотни — от 5 до 15 рублей. Оскорбление слобожан оценивалось в 5—7 рублей, также в зависимости от зажиточности. В Соборном уложении гости и члены Гостиной и Суконной сотен были названы в числе авторитетных свидетелей при исках. Дворы гостей освобождались от постоя и посадского тягла, они могли владеть вотчинами и поместьями, но не имели права приобретать крестьян (на землях работали их слуги и холопы-должники). Гостям и членам купеческих сотен было разрешено «про свой расход, держати питье, и варити и курити». Наконец, гости и члены Гостиной сотни имели право выезда за границу и были подсудны только царю или руководству приказов, но не наместникам и воеводам. Члены Суконной сотни свободно выезжать за границу не могли, в чем, впрочем, и не нуждались{493}.

Одновременно купцы имели немало обязанностей перед царем. Согласно свидетельству Котошихина, гости «бывают у царских дел в верных головах и в целовалниках у соболиные казны, и в таможнях, и на кружечных дворех», а члены Гостиной и Суконной сотен «на Москве и в городех бывают у зборов царские казны, з гостми в товарыщах, в целовалниках». Тот же Котошихин пишет, что, если при исполнении этих обязанностей члены купеческих корпораций увеличивали прибыль казны, их награждали — «по кубку или по ковшу серебряному, да по сукну, да по камке». Напротив, за убыток, причиненный казне, полагалось наказание: «А будет которой гость, или иной человек, будучи у збору или у продажи, перед старыми годами прибыли соберет менши прошлого году, своим нерадением, гулянием, или пиянством, и тое прибыль, которой было быть в котором году, сколки против иных городов прибылей, берут на них на самих; да сверх того бывает наказание кнутом. А будет они верные головы и целовалники и истинны не соберут сполна, за дороговью, или за иным чем нибудь, а не своим нерадением, и таким за такие дела не бывает ничего»{494}. Зачастую разобраться в причинах недобора пошлин не всегда было возможно и поэтому компенсация убытков казны ложилась на купечество.

Исполнение хлопотных и обременительных обязанностей довольно часто приводило к разорению гостей и членов купеческих сотен. Поэтому правительство было вынуждено постоянно пополнять эти корпорации, «жалуя гостинным именем» новых торговцев в Москве и городах. Первые пожалования в чин гостя были осуществлены, по всей видимости, еще в 1530-х годах в период регентства великой княгини Елены Глинской. Выдавалась специальная жалованная грамота от имени государя, сообщавшая, что такому-то торговцу царь велел «быть в гостях». На протяжении большей части XVII века число гостей колебалось от 15 до 33 человек, а в 1675 году выросло до 54 и далее до конца столетия оставалось в пределах 46—54 человек{495}.

С учетом того, что далеко не все гости были москвичами, количество гостей в городе было небольшим, однако их влияние на дела экономического управления — весьма существенным. И. Кильбургер дополняет отзыв Котошихина: «Гости — царские коммерц-советники и факторы, неограниченно управляют торговлей во всём государстве. Это есть корыстолюбивая и вредная коллегия, довольно многочисленная… Они проживают в разных местах по всему государству и имеют под видом своего звания право повсеместной первой покупки, хотя это не всегда бывает к выгоде царя… Они оценивают товары в Москве в царской казне, также распоряжаются в Сибири соболиной ловлей и соболиной десятиной, как и архангельским рейсом, и дают совет царю и проекты к учреждению царских монополий. Они беспрестанно думают о том, как совсем и совершенно притеснить торговлю на Восточном (Белом. — С. Ш.) море и нигде не позволить никакой свободной торговли, чтобы только они могли тем лучше разыгрывать хозяина и набивать свои собственные карманы»{496}.

Гостиная и Суконная сотни были более многочисленными, но не столь влиятельными. Их членами пополнялась корпорация гостей. В 1680-х годах власти ликвидировали Суконную сотню и перевели ее членов в Гостиную, которая увеличилась почти вдвое. Всего же на протяжении XVII столетия известны поименно 2781 человек, принадлежавшие к Гостиной сотне{497}. Число членов Суконной сотни можно считать приблизительно равным этому количеству.

При этом большинство московских торговцев не являлись членами привилегированных купеческих корпораций. Они жили в слободах, подчинялись слободскому укладу, платили тягло. Так же, как гости и члены Гостиной и Суконной сотен, московские «торговые люди» могли быть избраны правительством для несения службы таможенных голов или кабацких целовальников, а другие брали таможенный или кабацкий промысел на откуп. Большинство московских ремесленников продавали собственные изделия. Так, из семидесяти четырех «промышленных и торговых людей» Бронной слободы только 12 человек торговали продуктами, остальные — товарами собственного производства (оружием, одеждой, предметами повседневного обихода, металлическими и кожаными изделиями){498}.

Торговый мир Москвы был богат и разнообразен. Московская экономика была ориентирована в первую очередь на торговлю — международную, общероссийскую и внутригородскую. В торговую деятельность были вовлечены большинство посадских людей. Куплей-продажей занимались через своих слуг бояре и дворяне, торговую деятельность вели монастыри и приходское духовенство. Крупнейшим участником торговых операций была царская казна, интересы которой представляли гости. Очевидно, что именно в Средние века благодаря тому важнейшему значению, которое торговля занимала в жизни города, и сложился социальный облик москвича — делового, мобильного, предприимчивого и оборотистого, а также стремительный и шумный ритм московской жизни, поражавший провинциалов еще четыре сотни лет назад.

«Отличаются смышленостью и хитростью»

Отзывы о хитрости и плутовстве русских и особенно московских купцов стали общим местом в повествованиях иностранцев от Герберштейна до Корба. Каждый из них считал своим долгом предостеречь соотечественников: «Русский народ по природе склонен к обману».

«…Если при заключении сделки ты как-нибудь обмолвишься или что-нибудь неосторожно пообещаешь, то они всё запоминают в точности и настаивают на исполнении, сами же вовсе не исполняют того, что обещали в свою очередь. А как только они начинают клясться и божиться, знай, что тут сейчас же кроется коварство, ибо клянутся они с намерением провести и обмануть», — пишет Герберштейн. Ему вторит Олеарий: «Что касается ума, русские, правда, отличаются смышленостью и хитростью, но пользуются они умом своим не для того, чтобы стремиться к добродетелям и похвальной жизни, но чтобы искать выгод и пользы и угождать страстям своим… Так как они избегают правды и любят прибегать ко лжи и к тому же крайне подозрительны, то они сами очень редко верят кому-либо; того, кто их сможет обмануть, они хвалят и считают мастером». «…Они весьма способны к торговым делам и крайне искусны во всякого рода хитростях и обманах, особенно там, где дело идет о их собственной выгоде», — подтверждает Рейтенфельс, подчеркивая, как и Герберштейн, побывавший в столице более чем за столетие до него, что жители Москвы «считаются более хитрыми, чем остальные»{499}.

Вряд ли следует объяснять столь показательное единодушие неприязнью к русским и России. Тем не менее следует обратить внимание на то, что эти отзывы касаются исключительно общения русских с иностранцами. А в международной торговле, как правило, были нечисты на руку обе стороны. Тот же Герберштейн сообщает: «Иностранцам любую вещь они продают дороже и за то, что при других обстоятельствах можно купить за дукат, запрашивают пять, восемь, десять, иногда двадцать дукатов. Впрочем, и сами они в свою очередь иногда покупают у иностранцев за десять или пятнадцать флоринов редкую вещь, которая на самом деле вряд ли стоит один или два»{500}. Многочисленные неприятности преследовали русских купцов за рубежом, в том числе и в Западной Европе, выходцы из которой были столь скептичны по отношению к нравам московского торгового мира. Например, в царствование Михаила Федоровича один купец с меховым товаром отправился морем в Амстердам, чтобы получить выгоду от прямой торговли. Однако голландцы, сговорившись, не купили у него ничего, а выкупили весь товар после его возвращения в Архангельск и напоследок разъяснили бедняге механизм совершённого ими мошенничества{501}.