Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах - Ольга Мочалова

191

Ошибка О. А. Мочаловой. Младшую дочь М. И. Цветаевой и С. Я. Эфрона звали Ириной (1917–1920). Она умерла от голода в детстве.

А. И. Цветаева, прочитав главу воспоминаний О. А. Мочаловой, посвященную ее сестре, отметила ряд «больших неточностей». В пространном письме, обращенном к автору мемуаров, она изложила свою версию некоторых эпизодов и фактов. Например, об Ирине Эфрон А. И. Цветаева писала: «Вампиром» ее не звали. […] Она не была идиотка — а голодала. Попадая к няне в деревню, она, отъедаясь, начинала быстро говорить. Чудно пела. (Письмо А. И. Цветаевой к О. А. Мочаловой от 18 июня 1962 года. — РГАЛИ, ф. 273, on. 1, ед. хр. 50, л. 2 и об.)

(См.: ЛВ, гл. 19, примеч. № 5).

192

Ариадна Сергеевна Эфрон (Аля) (1912–1975) — переводчица, старшая дочь М. И. Цветаевой и С. Я. Эфрона.

193

Сергей Яковлевич Эфрон (1893–1941) — журналист, муж М. И. Цветаевой.

194

Ошибка О. А. Мочаловой. Речь идет о стихотворении М. И. Цветаевой «Я берег покидал туманный Альбиона…» (1918). — Цветаева М. И. Собр. соч.: В 7 т. Т. 1. М., 1994, с. 435. Стихотворение обращено к Байрону. Эпиграф и первая строка — из элегии К. Н. Батюшкова (1787–1855) «Тень друга» (1814), посвященной памяти погибшего на войне друга. Байрон погиб в борьбе за независимость Греции. Ада — дочь Байрона. Последняя строка стихотворения такова:

Плачь, крошка Ада! — Плачь, туманный Альбион. (См.: ЛВ, гл. 19, примеч. № 2).

195

Имеется в виду стихотворение М. И. Цветаевой «П. Антокольскому» (1919). — Цветаева М. И. Указ. соч. Т. 1. М., 1994, с. 463–464. Первая строка стихотворения без искажений такова:

Дарю тебе железное кольцо.

196

Николай Архипович Архипов (наст, фамилия, имя и отчество Бернштейн Моисей Лейзерович; 1880–1945) — писатель, драматург, издатель. Работал (в качестве сотрудника, редактора или издателя) в журналах: «Новый журнал для всех», «Новая мысль», «Свободный журнал», «Сатирикон», «Нива», «Всемирная панорама», «Солнце России», «Рампа и жизнь» и многих других. Руководил московским издательством «Костры» (1921–1923).

197

Ошибочно указано отчество Н. В. Синезубова. (См.: ЛВ, гл. 17, примеч. № 2)

198

Мария (Майя) Павловна Кудашева (урожд. Кювилье, во втором браке Роллан; 1895–1985) — поэтесса, переводчица; жена Р. Роллана.

199

В единственном письме М. И. Цветаевой к М. П. Кудашевой от 14 сентября 1913 года из Ялты, вошедшем в собрание сочинений поэтессы, цитируемой фразы нет. Однако можно предположить, что О. А. Мочалова прибегла к сокращенному пересказу по памяти отрывка из этого письма:

«Ваши стихи о любви — единственны, как и Ваше отношение к любви. Ах, вся Ваша жизнь будет галереей прелестных юношеских лиц с синими, серыми и зелеными глазами под светлым или темным шелком прямых или вьющихся волос. Ах, весь Ваш путь — от острова к острову, от волшебства к волшебству! Майя, вы — Sonntags-Kind [счастливица, буквально: воскресное дитя — нем.], дитя, родившееся в воскресенье и знающее язык деревьев, птиц, зверей и волн.

Вам все открыто, Вы видите на версту над землей и на миллиарды верст над самой маленькой, последней видимой нам звездой. Вы родились волшебницей, Вы — златокудрая внучка какого-нибудь седого мага, передавшего Вам, умирая, всю мудрость свою и ложь. Мне Вы бесконечно близки и ценны, как солнечный луч на старинном портрете, как облачко, как весна» (Цветаева М. И. Указ. соч. Т. 6. М., 1995, с. 118).

200

Анна Ивановна Ходасевич (урожд. Чулкова; 1886–1964) — сестра Г. И. Чулкова, жена В. Ф. Ходасевича.

201

Недостоверные сведения. Искаженно описаны трагические факты биографии Анастасии Ивановны Цветаевой, сестры Марины Ивановны: смерть ее сына Алеши в доме М. А. Волошина и его матери (Пра) в Коктебеле, менее чем через два месяца после смерти ее второго мужа Маврикия Александровича Минца. Вот как А. И. Цветаева писала о «том тяжелом для нее времени»:

«24 мая 1917 года на зов Марининой телеграммы я выехала из Феодосии в Москву к опасно заболевшему Маврикию — гнойный аппендицит. Но на московском вокзале узнала от Марины, что его накануне похоронили. Он умер по вине врачей, не сделавших ему операции: гной прорвался в брюшину… Марина не оставляла меня.

От могилы его я поехала назад в Феодосию, к оставленным у художника Н. И. Хрустачева детям, и перебралась в Коктебель. Там у Пра и Макса 18 июля 1917 года умер в пять дней от дизентерии мой Алеша. Макс был со мной неотступно» (Цветаева А. И. Воспоминания. 3-еизд. М., 1984,с. 572).

202

Георгий Сергеевич Эфрон (Мур) (1925–1944) — сын М. И. Цветаевой и С. Я. Эфрона.

О. А. Мочалова ошибочно называет Мура — Мурой. Неверное написание имени Г. С. Эфрона здесь и далее в тексте исправлено составителем.

203

А. С. Эфрон была арестована 27 августа 1939 года; С. Я. Эфрон — 10 октября 1939 года.

204

Три письма М. И. Цветаевой к О. А. Мочаловой от 29 мая, 31 мая и 8 декабря 1940 года, приведенные последней в тексте воспоминаний, опубликованы в собрании сочинений поэтессы (см.; Цветаева М. И. Указ. соч. Т. 7. М., 1995, с. 696–698). Обнаруженные разночтения выправлены по подлинникам (см.: РГАЛИ, ф. 273, оп. 2, ед. хр. 8, л. 1–5). Копии указанных писем, переписанные О. А. Мочаловой в альбом, хранятся в РГАЛИ (ф. 273, оп. 2, ед. хр. 12, л. 89–95).

205

Речь идет о поэме Важа Пшавела «Этери».

206

Об этой встрече см. письмо М. И. Цветаевой от 17 ноября 1940 года к Т. Н. Кваниной, преподавателю русского языка и литературы, жене Н. Я. Москвина:

«Вчера, до Вас, у меня была одна женщина, которую я видела раз — час — в 1918 г. — ее ко мне привел Бальмонт, это была начинающая поэтесса, и она писала стихи про морковь (честное слово!) — и сама была румяная как морковь, — я даже удивилась. И вот, в прошлом году, в Голицыне, 21 год спустя, я получаю от нее письмо — со стихами (хорошие стихи, уже не про морковь, — начинались так: — Душа водопадная! Тобой я верю в страну…) — и потом еще несколько писем, и вчера мы, наконец, с ней свиделись, и — я совсем не знала, кого я увижу, я так хотела — любить! и — я просидела с ней три часа, мы говорили с ней о бывших друзьях и временах, мы (как будто) — люди одного мира, она умная, мне очень преданная, пишет стихи, и — Таня! я ничего не почувствовала, ни малейшего волнения, ни притяжения, и у меня был ледяной, разумный, даже резонный, голос (Таня, в эту минуту Вам за нее больно. Нет, пусть Вам будет больно за меня, потому что она-то все равно — счастливая, потому что она меня любит, а дело в том, всё дело в том, чтобы мы любили, чтобы у нас билось сердце — хотя бы разбивалось вдребезги! Я всегда разбивалась вдребезги, и все мои стихи — те самые серебряные сердечные дребезги).