Сталинград: Записки командующего фронтом - Андрей Еременко

Часто о боеспособности румынских войск в период минувшей войны отзываются неодобрительно. Битые немецкие генералы делают это в форме, оскорбительной для национального достоинства румынского народа. Нельзя не согласиться с тем, что боеспособность румынских соединений уступала боеспособности соответствующих немецких, но надо, конечно, правильно осмыслить причины этого. Во-первых, если большинство немецких солдат было действительно одурачено длительной нацистской пропагандой, то этого нельзя сказать о румынских крестьянах, насильно переодетых в солдатские шинели. Подавляющее большинство румын, не только солдат, но и офицеров, не понимало целей, за которые они вынуждены были проливать кровь, а зачастую и расставаться с жизнью. Кроме этой основной причины, было и много других, серьезно ослаблявших боеспособность румынских войск. Зачастую они были вооружены устаревшим оружием, ощущали нехватку в боеприпасах, плохо снабжались другими видами довольствия, о чем я говорил уже выше.

Хорошо представляя себе слабость флангов сталинградской группировки противника, на которых располагались как раз румынские войска, мы и планировали нанести решающие удары именно против этих флангов.

В наших беседах мы детально обсудили все существенные вопросы: о направлении ударов, районах сосредоточения и исходных районах для наступления, о частях врага, против которых нацеливался удар, его резервах, их дислокации и т. д. Так выкристаллизовывался наш план, родившийся в результате длительного, конкретного и всестороннего изучения оперативной обстановки; он основывался на знании своих войск, на их стремлении отсюда, из-под Сталинграда, начать освобождение родной земли; он учитывал силы и состояние противника, положение материального обеспечения. Придя к совершенно определенным выводам, мы решили сформулировать их письменно и направить в Ставку. В итоге появился документ, в котором были высказаны соображения, как добиться разгрома гитлеровских войск под Сталинградом. Здесь, в частности, указывалось (цитирую по оперативному донесению, направленному в Ставку): [329]

«Решение задачи по уничтожению противника в районе Сталинграда нужно искать в ударе сильными группами с севера в направлении Калач и в ударе с юга, с фронта 57-й и 51-й армий, в направлении Абганерово и далее на северо-запад, т. е. тоже на Калач».

Чем конкретно мотивировалось это предложение?

Во-первых, слабой боеспособностью войск противника на участках намечаемого прорыва, что обеспечивало возможность прорыва на широком фронте; во-вторых, тем, что войска, которые противник мог использовать в качестве резервов, находились вдали от намеченных участков прорыва, особенно это касалось северного фланга (войска противника в основном были сосредоточены вблизи Сталинграда и в самом городе); в-третьих, наличием ранее специально подготовленных выгодных плацдармов на южном берегу Дона и в районе межозерных дефиле.

Нами приводились и другие соображения, обосновывающие этот план.

В постановке вопроса о переходе в контрнаступление мы подчас были назойливы: дважды мы обращались в Ставку, говорили о том же с товарищами Жуковым, Василевским. Нас надо правильно понять. Сталинградское сражение длилось уже почти три месяца. Все тяжелые дни обороны мы жили мыслью о расплате за все то варварство, с каким фашисты глумились над советским городом и его населением, мы всеми силами стремились приблизить час удара по врагу; мысль о предстоящем нашем наступлении не покидала нас ни на час. Однако это не значит, что мы не учитывали складывавшейся на фронтах обстановки.

Из сказанного выше видно, что и Военный совет фронта внес определенную лепту в вопросы планирования разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом. По-видимому, были высказаны также соображения и военными советами других фронтов, действовавших на сталинградском направлении. Несомненно, что в целом план разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом явился результатом большой творческой деятельности военных советов фронтов, Ставки Верховного Главнокомандования, Генерального штаба. После утверждения его Верховным Главнокомандованием он стал законом для нас. [330]

В первых числах октября из Генерального штаба прибыл генерал-полковник Василевский. Военному совету фронта он сообщил, что план наступательной операции принят Ставкой и что операция намечена на десятые числа ноября. Кроме этого, он довел до нашего сведения состав сил и средств, предназначенных фронту для контрнаступления. Мы обменялись мнениями по вопросам предстоящей операции.

Помню, что после обеда, во время которого Александр Михайлович поделился с нами московскими новостями, рассказал, что столица живет Сталинградом и уверенностью в скорой победе, мы с Никитой Сергеевичем еще раз обсудили детали намеченного нами решения. Около 8 часов вечера, поручив начальнику штаба генералу Варенникову{52} заниматься текущими делами, я заперся у себя в землянке, чтобы окончательно отработать это решение и зафиксировать его на бумаге. Несмотря на то, что оно продумывалось нами уже давно и довольно всесторонне, мне пришлось потрудиться около 12 часов. Так как план наступления войск фронта, естественно, должен был сохраняться в строжайшей тайне, я даже для чисто технической работы никого не привлек. Проверив еще раз соотношение сил по этапам боя и по дням наступления, учтя резервы противника и их возможные действия против нас, я снова и снова прикинул направление главного удара, наметил состав ударных группировок 57-й и 51-й армий, определил подвижные группы, отметил по карте основные этапы операции. Мною, естественно, были учтены все данные, сообщенные товарищем Василевским об общем замысле контрнаступления трех фронтов, а также о силах, дополнительно выделяемых Сталинградскому фронту.

Наибольшую сложность представлял анализ всех вопросов оперативного и тактического характера, особенно относительно выбора направлений главных ударов с тем, чтобы войска, действуя на этих направлениях, [331] были поставлены в наивыгоднейшие условия по отношению к противнику. Незаметно прошла ночь. Ровно в 8 часов утра на следующий день работа была окончена. Решение о контрнаступлении войск Сталинградского фронта было нанесено на карту и в виде конспекта записано на бумагу (схема 16).

По окончании этой работы мы снова встретились с Н. С. Хрущевым. Он подробно ознакомился со всеми наметками решения и после обсуждения деталей заключил:

– Решение хорошее. Оно безусловно сулит нам успех. Надо только со всей решительностью провести его теперь в жизнь.

Мы решили собрать руководящий состав фронта, чтобы поставить перед ним задачи по подготовке наступления. Сейчас же ко мне были приглашены: А. М. Василевский, как представитель Ставки, начальник штаба фронта генерал И. С. Варенников, мой заместитель генерал Г. Ф. Захаров, командующий воздушными силами фронта генерал Т. Т. Хрюкин, командующий артиллерией фронта генерал В. Н. Матвеев, командующий бронетанковыми и механизированными войсками генерал Н. А. Новиков.

Несмотря на усталость (от бессонной ночи), я доложил о нашем решении с большим подъемом. Казалось, одна мысль о намечавшемся наступлении придавала силы.

Я особо обратил внимание на необходимость прорыва обороны противника на широком фронте с расчетом, чтобы уже к исходу первого дня наступления образовалась значительная брешь в его обороне на южном фланге, по меньшей мере шириной до 50 километров по фронту; в этом случае противник не смог бы подтянуть резервы для локализации прорыва. «Вырезать» такой большой «кусок» фронта противника возможно было лишь концентрическими ударами механизированных корпусов на двух направлениях с тем, чтобы эти удары на глубине 20-30 километров сливались в один мощный удар, устремляясь на Калач.

После совещания мы простились с товарищем Василевским, который уезжал в Москву и должен был доложить о нашем окончательном решении Ставке. Пытаюсь заснуть, но безуспешно. В мыслях этап за этапом осуществляется [332] план разгрома врага, возникают новые вопросы, от решения которых зависит успех дела.

После принятия окончательного решения и вплоть до начала контрнаступления все наше внимание было сосредоточено на осуществлении целого ряда неотложных подготовительных мероприятий. Важнейшими из них были перегруппировка войск и обеспечение скрытности всей подготовки к контрнаступлению.

Перегруппировка войск с целью создания ударных группировок проходила в эти дни особенно интенсивно, но в строгом соответствии с планом штаба фронта. Коснусь лишь крупных передвижений по внутренней перегруппировке. Так, из 64-й армии две дивизии, а именно 169-я и 36-я гвардейская стрелковые, передавались в 57-ю армию, а 126-я стрелковая дивизия – в 51-ю армию. Из 57-й армии 15-я гвардейская стрелковая дивизия также была передана в 51-ю армию. В состав же 57-й армии были включены три мотострелковые бригады и пять отдельных танковых батальонов; все эти силы прибыли из резерва Верховного Главнокомандования. Из них был сформирован 13-й механизированный корпус. В состав 51-й армии были включены 4-й механизированный и 4-й кавалерийский корпуса.