История военного искусства - Ганс Дельбрюк

 Из среды гастатов, на которых падала вся тяжесть подлинного боя, выделялись, как и у греков, избранные воины, составлявшие передние шеренги фаланги.

 1. За нормальную глубину манипулы я взял 6 чел.; это составит глубину всей фаланги 15 чел. (манипула триариев имела лишь половинный состав). Мы можем это вывести из соотношения различных чисел. К каждой манипуле принадлежало еще 40 чел., не имевших доспехов, составлявших при маневрировании задние шеренги фаланги. Числа подобраны были так, чтобы при полном наборе не получалось неделимых остатков. Но манипулы триариев имели, несомненно, ту же глубину, что и другие подразделения, а следовательно, были по фронту вдвое уже остальных и стояли на очень больших интервалах. Только при таком условии они могли исполнять свое назначение. Если бы они строились только по 3 чел. в глубину, то их выдвижение на линию фронта приносило бы мало пользы, так как тонкая стенка не могла бы оказать в рукопашном бою достаточного сопротивления. Между тем большие интервалы в третьем ряду не представляли опасности: ведь полководец мог во время наступления стягивать их туда, где возникали широкие бреши и предвиделось - или уже происходило - внедрение принципов в ряды гастатов.

 Итак, нормальная ширина фронта манипулы должны была выражаться числом, которое входит множителем в 120, 60 и 40, глубина же - таким, на которое делятся без остатка 120 и 60. Отсюда выводим, что гоплиты строились по 20 чел. по фронту (триарии - по 10) и по 6 чел. в глубину; вся фаланга имела, таким образом, в глубину иногда 18, а иногда и 12 чел., в среднем же - 15. Не имевшие доспехов стояли во время смотров по 2 чел. в глубину за двумя младшими разрядами и по 4 - за триариями, если только они не выключались вовсе из фаланги гоплитов и не выстраивались в тылу за триариями. Другая мыслимая по соотношению чисел комбинация - та, что манипулы гоплитов имели каждая всего по 3 шеренги, - недопустима по существу, так как в этом случае вся фаланга в целом оказалась бы очень неглубокой, а манипулы -слишком широкими для своей главной цели, т, е. для заполнения разрывов.

 У греков за норму глубины было принято 8 чел. Нас сразу поражает, что римляне строили фалангу почти вдвое глубже. Но не следует упускать из виду, что эти цифры говорят лишь о норме, которая в пределах надобности допускала изменения; так и о греках мы зачастую слышим, что они стояли в 12, а то ив 25 рядов. Далее, надо принять в расчет, что в построении римлян были интервалы. Глубокая расстановка имеет минусом короткий фронт, легко допускающий опасность обхода и фланговой атаки. Римское же построение удлиняло фронт за счет интервалов; а в тех местах, где во фронт выдвигались принципы, глубина понижалась и составляла, - если дело доходило до триариев, - всего 6 чел. Таким образом, для фаланги легиона средняя глубина в 15 чел. соответствовала 10-12 шеренгам греческой фаланги.

 2. В старом легионе легковооруженные назывались, видимо, рорариями, а позднее велитами. Остается невыясненным, означала ли эта перемена названия какое-либо существенное нововведение. Применительно к 211 г. у Ливия (XXVI, 4) сказано: "Было решено иметь в легионах легковооруженных". Фраза звучит так, точно автор исходит из какого-то старого обозначения. Но рассказ, в который она вплетена, заставляет велитов появляться в роли гамиппов, т.е. легковооруженных, перемежающихся со всадниками, - в силу чего они должны быть исключены из состава легиона. Да и многие другие штрихи рассказа наводят на раздумье, например, когда Ливий вооружает велитов копьем с наконечником. Кроме того, Ливий и в более ранних книгах не раз упоминает велитов (ср. Марквардт, II, 349, примеч. 4). Возможно, что все это согласуется таким образом: в 211 г. из рорариев впервые было выделено 200 чел., которых с тех пор высылали вперед застрельщиками; их, конечно, специально обучали и вооружали особыми метательными копьями. Эти застрельщики и названы были велитами, а со временем от них название распространилось и на всех рорариев.

О ЗНАЧКАХ (ЗНАМЕНАХ)

 3. Вопрос о значках (знаменах) в римском войске представляет большие трудности, и я не беру на себя смелость сказать об этом последнее слово. Во всяком случае Домашевский в своей очень ценной статье ("Abhandlungen des Archдol. Epigraph. Seminars der Universitдt", Wien 1885)21 сильно переоценивает практическую ценность значков в строю. По его мнению (стр. 2), "они в длительном рукопашном бою служили для войсковой единицы опорным пунктом, на который ориентировались бойцы и при помощи которого полководец управлял их движениями в бою, поскольку вообще ему удавалось руководить массой по единому плану". Далее он высказывает мысль (стр. 6), что полководец через трубачей управлял движением значков, а бойцы следовали затем за значками.

 Все это представление неправильно потому, что боец, захваченный рукопашной схваткой, уже не поддается руководству; а если и говорить тут о руководстве, то все-таки оно скорее осуществимо посредством сигнала, действующего на ухо бойца, независимо от того, слушает он или нет, а не посредством значка, на который надо обязательно взглянуть.

 Сообразно этим своим воззрениям Домашевский определяет место для значков в первом ряду манипулы, где они будут видны каждому солдату. Стоффель в своей истории Юлия Цезаря ("Histoire de Jules Cйsar", II, 329 и сл.) полагает, что они находились во втором ряду, и я склонен с ним согласиться, оговаривая, однако, что и этот автор, обладающий не только теоретическими, но и практическими познаниями в военном деле, все же несколько преувеличивает, на мой взгляд, значение значков в бою.

 Стоффель очень убедительно доказывает, что под "антесигнанами" следует разуметь две первые шеренги манипулы. Я только ставлю под сомнение, можно ли выводы, относящиеся к когортной тактике эпохи Юлия Цезаря, переносить на более ранние времена. Например, очень возможно, что в манипулярной фаланге словом антесигнаны обозначались все гастаты, а потом, с изменением тактики, менялось и значение слова. Приводимые Домашевским места из Ливия (8, 11, 7; 9, 39, 7; 22, 5, 7) вообще совершенно не допускают предположения, что signa стояли в первой или во второй шеренге, а наводят скорее на мысль, что все signa легиона во время сражения помещались рядом, между принципами и триариями. Но так как уже и в то время signa sequi ("следовать за значками") приводилось как особая примета римских солдат и так как характерное словоупотребление, выражающее военные передвижения через передвижения значков: поднимать, передвигать, нести, выносить, продвигать вперед, останавливать, вносить, соединять, повертывать, нести назад, переносить, выставлять, убирать назад и пр., - во всяком случае восходит, по правильному замечанию Домашевского, к довольно давнему времени, то здесь, очевидно, перед нами открывается противоречие в источниках.

Домашевский (стр. 12), не находя другого объяснения, предполагает, что тут речь идет о различных signa. Сообщаемое Плинием (nat. hist. 10, 16) воспоминание о том, что в древности боевыми эмблемами римлян были не только орлы, но также волки, минотавры, вепри и лошади, он считает возможным отнести еще ко времени Пунических войн; эти-то эмблемы, по мнению Домашевского, и помещались между принципами и триариями, тогда как боевые значки, служившие тактическим целям, находились при каждой манипуле.

 Я считаю приемлемой еще и другую догадку, а именно, что практическое применение манипулярных значков не только возникло на учебном плацу, но им и ограничивалось. В военной обстановке значками пользовались только при развертывании боевого порядка для его выравнивания, а затем они стягивались в середину легиона, где находились под надежной защитой, не мешая никому из находящихся в первом ряду пользоваться оружием. Практического значения для порядка и равнения в бою они отнюдь не имели, а моральный импульс, какой могло бы дать бойцу развевающееся перед ним священное боевое знамя, еще не принимался в расчет, пока фаланга двигалась мощной сомкнутой массой.

 Введение когортной тактики внесло перемену. Для этих действующих вразбивку небольших тактических единиц значки играли значительно большую роль и как раз морального порядка. Поэтому теперь им отвели место в самом бою, - если не в первых, то во вторых рядах.

 4. По сообщению Аппиана ("Celtica", гл. I), диктатор К. Сульпиций в одном сражении с бойями приказал, чтобы дротики метались каждой шеренгой поочередно: выпустив копья в неприятеля, вся шеренга должна была пригнуть колено, чтобы следующая могла свободно бросать свои копья. Так как, по рассказу, это проделано было 4 шеренгами, после чего, наконец, когда "все" выпустили свои дротики, фаланга должна была двинуться в атаку, то отсюда было сделано заключение (Fi^hlich, Kriegswesen, ^sars, стр. 146), что гастаты стояли в 4 шеренги. Этот вывод я не могу допустить как по существу дела, так и с методологической точки зрения.

 Все описания сражений IV в. представляют чистый вымысел, и подробности их не имеют никакой исторической ценности. Коленопреклоненное положение трех передних шеренг на таком близком расстоянии от наступающей или даже атакующей неприятельской колонны просто немыслимо. Даже на мирных учениях оно не совсем безопасно; ведь случись кому-либо в первых шеренгах слишком поздно опуститься на колени или слишком рано выпрямиться, или же кому-либо из задних слишком рано пустить копье, - и непременно будут раненые; а если с этой стороны и пройдет все благополучно, то все же возможность такого исхода и необходимость считаться с нею должны вызвать в передних шеренгах беспокойство и нервное напряжение, вред от которого с лихвой перевесит пользу, ожидаемую от многократного метания дротиков.