Вихри эпох - Данила Владимирович Ботанцов

Трое учёных помолчали: настолько непривычно было им играть второстепенную роль в контроле миссии. Однако удалённость Гадеса диктовала свои условия, и поэтому вся техническая поддержка «Орфея» легла на плечи сотрудников «Громовержца». Земля же выступала только как зритель.

– Пойду, пройдусь, – хмуро буркнул Пудов, вставая из-за пульта контроля. – Всё равно ещё полчаса ждать сигнала.

* * *

– Проверь ещё раз по Солнцу, – настойчиво повторил в микрофон Терещенко.

– Да перестань, Дима, – отозвался Сотников из «Эола». – Компьютер уже дважды проверил ориентацию корабля, положение просто идеально. Ты готов, Игорёк?

Корабль был уже отстыкован от «Эола», в котором находились Сотников с Кругловым. Терещенко оставался на «Орфее» и наблюдал за действиями Игоря через иллюминатор.

– Готов. – Игорь располагался в соседнем с Глебом кресле. Третье, за ненадобностью, выкинули ещё на «Громовержце», но всё равно в «Эоле» было тесновато: почти всё место занимало различное оборудование, кислородные баллоны, системы поддержания жизнеобеспечения и прочая аппаратура.

– Даю зажигание, – раздался голос Сотникова, и командир «Орфея» крикнул:

– Увидимся через неделю!

Сопла «Эола» озарились ярким синим пламенем, и, быстро ускоряясь, миниатюрный корабль устремился прочь от «Орфея».

– Три, два, один… – отсчитал Сотников, сверяясь с часами, и гудение двигателей резко оборвалось.

– Точно по программе идём, – довольно заметил Круглов. – Слышишь, Дима?

– Слышу, слышу, – отозвался Терещенко. – Вы там готовьтесь, сейчас пару минут вас ещё поболтает, а потом падать начнёте. Заранее присмотритесь, куда садиться будете!

– Да чего тут смотреть, – пробормотал Сотников. – Лёд и лёд кругом…

– Высота пятьдесят километров, – доложил Круглов. – Снижаемся…

«Эол» медленно вращался вокруг своей оси, падая по вытянутой параболе на планету. Космонавты молча наблюдали за тем, как огромной ледяной стеной поверхность Гадеса поднималась перед их взором и снова уходила куда-то назад. Благодаря невесомости вращение корабля совершенно не ощущалось, и казалось, что это планета вращается вокруг «Эола».

– Приготовились… – негромко скомандовал Сотников, и почти сразу после его слов включились мини-сопла маневровых двигателей, выравнивая «Эол». – Запустилась программа посадки! – передал он Терещенко.

– Высота – тридцать пять, – сверился с альтиметром Круглов. – Включился главный двигатель, мощность тяги – ноль-один, начинаем гасить скорость падения.

– Выравнивание почти полное… – передал на «Орфей» пилот.

В наушниках раздался треск помех, и голос командира «Громовержца» продрался сквозь пространство:

– Дима, ребят не отвлекай! Сами разберутся! – станция находилась уже в нескольких световых минутах от Гадеса, и поэтому напутствие Регимова пришло с запозданием.

Так как на планете атмосфера начисто отсутствовала, торможение «Эола» происходило исключительно благодаря реактивным двигателям разведывательного модуля. Создавая небольшую постоянную тягу, они постепенно замедляли «Эол», плавно опуская корабль на поверхность ледяной планеты.

– Высота – двадцать, – доложил Сотников. – Начинаю выбирать место для посадки…

При разработке плана высадки на Гадес планетологами рассматривалось несколько возможных участков, но все учёные склонялись к тому, чтобы высадка произошла как можно ближе к экватору. Само по себе вращение планеты было практически нулевым: один оборот примерно за два месяца, поэтому тёмная сторона Гадеса заведомо исключалась.

Что же касается конкретного места для посадки «Эола», тут планетологи были озадачены отсутствием какого-либо разнообразия на поверхности планеты. Гадес представлял собой практически идеальный и абсолютно одинаковый со всех сторон ледяной шар диаметром две с небольшим тысячи километров.

– Радар показывает почти идеальную плоскость. – Сотников сверился с показаниями навигационной системы. – Продолжаем снижение, скорость – триста метров в секунду…

Бортовой компьютер «Эола» продолжал контролировать скорость падения корабля на Гадес, удерживая его при этом в строго горизонтальном положении. Уже у самой поверхности планеты Сотников переключил режим программной посадки корабля на полуавтоматический, направив «Эол» в сторону по вертикали.

– Вон, видишь, – прокомментировал он Круглову. – Там что-то темнеет, километрах в десяти отсюда. Сядем поближе к этому месту, – и космонавт немного наклонил посадочный модуль вбок.

– Высота – два километра, – сказал Круглов. – Пора переходить к заключительной стадии.

Заключительная стадия посадки предполагала, что модуль окончательно выравнивается по горизонтали, а из корпуса выдвигаются гидравлические посадочные распорки. После перехода на эту стадию любые манёвры корабля были крайне нежелательны; дальнейший спуск и приземление проводились в автоматическом режиме программой мягкой посадки.

– Подтверждаю команду, – ответил Сотников. – Высота – полтора километра…

Модуль несколько раз слегка наклонило, после чего двигатель, до этого момента работавший на минимальной тяге, увеличил мощность, снижая скорость «Эола» до нуля.

– Тангаж, рысканье по минимуму, – сверился ещё раз с приборами Сотников.

Вдруг раздался голос командира «Орфея»:

– Ухожу на тёмную сторону. Выйду на связь через девять минут, жду вашего сообщения о том, как прошла посадка! Удачи!

– Принято, – ответил Круглов. – Продолжаем снижение.

– До контакта пятнадцать секунд. – Сотников проверил ход выполнения программы. – Идём чётко по плану компьютера, высота – сто пятьдесят метров…

В обзоре небольшого иллюминатора, расположенного прямо над командным пультом управления «Эола», появилась бесконечная ледяная равнина.

– А помнишь, как мы высаживались на Каллисто? – пробормотал Круглов.

– Помню, – коротко ответил штурман, не отрываясь от монитора главного бортового компьютера. – Так, приготовились!

Двигатели «Эола» взревели, и оба космонавта почувствовали перегрузку от резкого торможения. Космический аппарат завис над самой ледяной кромкой, после чего мягко коснулся поверхности планеты.

Раздался громкий хруст, и растопыренные лапы-стабилизаторы соскользнули вбок, утонув в пыльной поверхности Гадеса, из-за чего аппарат немного накренился. Почти сразу же включилась гидравлическая система, выравнивая «Эол»; все двигатели космического аппарата заглохли, и, не считая мерного шума кулеров бортового компьютера, в космическом корабле наступила абсолютная тишина.

Откашлявшись, Сотников отстегнулся от кресла и выпрямился.

– Через три минуты на связь выйдет Терещенко, – сверился он с часами. – Давай, проводим стандартную процедуру. Не первый раз уже высаживаемся.

– Ты знаешь, Глеб, – раскорячившись, начал медленно вылезать из своего ложемента Круглов, – я готовился ко всяким гадостям, а ведь эта посадка, пожалуй, была самая приятная из всех, которые я помню.

– Ну, последний раз на Рею садились тоже вроде без особых приключений, – заметил Сотников, проверяя уровень давления в посадочных баках. – Так, а вот горючее практически всё ушло… Сейчас выкачаем остатки и дозаправим ими нашу подъёмную ступень. Образцов на борт придётся брать самый минимум: не более десятка килограмм, чтобы не возникло проблем с выходом на орбиту.

Космонавты поочерёдно проверили все рабочие узлы корабля, работоспособность жизнеобеспечивающей системы; провели полную проверку герметичности корпуса «Эола», небольшого шлюза и каждого из скафандров в отдельности, после чего записали подробный отчёт и направили его на «Громовержец».

– … Вижу вас через бортовой перископ. Красиво сели, – прокомментировал с орбиты Терещенко. – Сейчас завершу полномасштабную съёмку и отправлю вам композиционную трёхмерную карту. Когда планируете первый выход?

– Через час, примерно, – ответил Круглов. – Пока что ждём ответа с Земли. Заодно