Дрозд и малиновка - Марианна Красовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юракай совершенно не хочет ехать, дуется, злится, кривит тонкие губы и щурит гневно глаза. На лице Мэй скука, она тоже не рада путешествию. Мне, глядя на них, хочется плакать. Или вылезти и сесть на козлы к Киану, чтобы не видеть этих двух сычих. Но увы, не положено. Я сегодня — дуэнья при юной Светлоликой и ее подружке.
— Железная дорога очень опасна, — изрекает Юракай.
— В Ранолевсе давно уже ходят паровозы, — вспоминаю я. — Они гораздо удобнее дилижансов и намного быстрее. И безопаснее, в поезде всегда есть вооруженная охрана. Это потрясающе — сесть на мягкое сиденье, откинуть столик, попросить у проводника чая и смотреть, как за окном мелькают леса и поля.
На самом деле я ездила на паровозе единственный раз и уже почти ничего не помню. Мне тогда хватило ума взять билеты в дамский вагон, хоть и самые дешёвые, третий класс. И сиденья там были деревянные, местами обшарпанные и потрескавшиеся, и чай там, конечно, не давали, но я читала, как люди ездили в первом классе и слышала рассказы Ивгена. Он-то проходил по военному ведомству, ему оплачивались все билеты.
А я ехала с торговками, корзинами с гусями, мешками с тряпками и истошно орущими младенцами. Хуже того путешествия было только на корабле, где мне отделён был угол в общей каюте. Всего и приватности, что натянутая на веревке тряпка.
Уверена, что паровоз Ильхонна будет другим. Да и ехать не так уж и долго, острова небольшие.
— Паровоз может сойти с рельс! — трагически провозгласила Юракай. — И все погибнут!
— С чего бы ему сходить с рельс?
— Фэйри испортят дорогу.
— Уже не испортят. У нас с ними договор.
— Тогда крестьяне. Они специально это сделают.
— Насколько я помню, в Ранолевсе за сохранностью путей следят специальные люди. К тому же машинист смотрит вперёд, он успеет затормозить в случае опасности.
— Но разве в Ранолевсе не гибнут люди? — удивленно спросила Юри. — Разве там не падают шары? Не взрываются шахты? Не рушатся мосты?
— Не припомню ни единого падения аэростата, — честно ответила я. — А про крушение паровоза слышала только однажды, когда прорвало плотину и река разлилась. И подмыла насыпь. Но там машинист затормозил и опрокинулись только передние вагоны. Были ушибы и переломы, никто не погиб.
— Вот как… — задумчиво пробормотала девочка и замолчала, а я вдруг подумала, что могла просто не знать о катастрофах. Детям в интернате не рассказывали о таких вещах, а потом я уехала и не особо интересовалась, что там творится в Ранолевсе. Я могу быть уверена, что аэростаты не падали, а паровозы не сходили с рельс только в те несколько лет, когда я училась в старших классах и преподавала. Но в любом случае, я не собиралась сообщать об этом мнительной Юракай.
Как странно: дети в ее возрасте не думают о смерти. Обычно их интересует все новое, металлическое и блестящее, а если оно ещё гудит и двигается, то они уж точно не испугаются, а, скорее, захотят попробовать. Откуда у девочки из императорской семьи такие мысли? Бабушку она вряд ли слушала, а если и слушала, то не поверила бы. Да и императрица прекрасно знала про шар и железную дорогу. Если бы была против — никакой стройки не было бы. У меня сложилось впечатление, что ее муж вовсе не интересовался внутренней политикой, оставив все на попечение Светлоликой. Император был лишь символом? И такое часто бывало.
Повозка остановилась, и довольно мягко. Мы приехали? Как-то слишком быстро!
— Это одна из станций, — объявил Кейташи. — Тут можно оглядеться, прогуляться и даже перекусить. Это первая остановка после столицы.
Мы вышли. Я немедленно поняла, почему здесь построили станцию. Лес — обычный, не Сумеречный. Здесь лесопилки. И довольно большая деревня, а значит — и поля, и фермы, и рыбные пруды. Разумеется, будут и пассажиры, и дерево, и продовольствие.
Станция была небольшая, в традиционном ильхонском стиле. Приземистый домик, выкрашенный в чёрный и красный, смотрелся на фоне осеннего леса словно нарисованный тушью каким-то искусным художником. Стояла невероятная тишина, не было слышно ни голосов, ни лая собак, ни стука колес — только щебет птиц.
— Зачем мы тут? — шепотом спросила я Кея. — Что ты задумал? Почему потащил сюда девочек?
— Увидим, — тихо ответил мужчина. — Он просто не может упустить такую возможность.
— Кто «он»? Какую возможность? Ты хочешь сказать, нас попытаются убить? Всех?
— Тише, птичка. Все под контролем. Не шуми, я знаю, что делаю.
Вздрогнув, я огляделась. Тишина и пустота, совершенное безлюдье. Нет ни охраны, ни кого-то, кто может нам угрожать. Только из домика вышел невысокий пожилой мужчина, приветливо улыбнулся Кейташи и доложил, что чай подан на веранде.
Девочки обрадовались. Для них это было приключение. Они не ждали подвоха. Хихикали, строили глазки Киану, очень красиво и аккуратно разливали чай, словно соревнуясь в изяществе. А меня теперь начало трясти. Я бросала встревоженные взгляды на Кея и не чувствала вкуса чая, ни крошечных, ещё тёплых пирожков.
Ничего не случилось. Никаких стрел, яда в чае, разбойничьих криков. Только тишина, изредка проплывающие мимо ярко-алые кленовые листы и приветливый смотритель, желающий угодить высоким гостям.
Что ж, передохнули и поехали дальше.
— Вот здесь у нас были неприятности, — провозгласил Кейташи, останавливаясь уже там, где сновали люди и велась явная стройка. — Леи, добро пожаловать к техническому прогрессу!
Мы вышли из повозки, с любопытством оглядываясь. Каменные блоки, гора деревянных шпал, куча щебня. Отдельно лежали металлические полосы, узнать в которых рельсы было крайне сложно. Изогнутые, свёрнутые в улитку, смятые в блин и завязанные узлом — неведомая сила (хотя отчего ж неведомая?) поиграла на славу.
— Ничего, переплавим, — легко махнул рукой Кейташи, заметив мой удивленный взгляд. — Мелочь. Главное, что