Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг. - Виктор Петелин

Сохранились поименные списки первых комсомольцев-чоновцев станицы Каргинской, входящих в состав Вешенского взвода, затем Вешенской роты ЧОН. (Биограф приводит полностью эти списки, но мы исключаем их из текста. – В. П.) <…>

<…> В Вешенской роте ЧОН было более 40 посланцев от каргинской ячейки РКСМ. В списке роты значится член РКСМ Евгений Шолохов – двоюродный брат Михаила Шолохова.

В период выполнения продразверстки, продналога и борьбы с бандитизмом каргинские комсомольцы мобилизовывались в продотряды и ударные группы, действовали в районах Каргинской, Боковской и Краснокутской станиц. За активное участие в борьбе с бандитизмом и проявленное мужество исполком выделил 20 пар ботинок для премирования наиболее отличившихся комсомольцев. В октябре за лучшие показатели по всеобучу каргинской ячейке РКСМ было вручено Красное Знамя.

Мы уже говорили, что Шолохов отказал журналисту П. Чукарину в содействии написать его биографию. Это и послужило причиной появления разного рода домыслов, а то и просто слухов о том, что Михаил Шолохов был продкомиссаром, командовал продотрядом в 270 человек, был чоновцем, продармейцем. Особенно много и подробно писал об этом К.И. Прийма.

К. Прийма – литературовед с ученой степенью, многие годы жизни посвятил изучению творчества М. Шолохова, на материалы донского исследователя ныне ссылаются многие известные литературоведы.

В 1985 году вышла книга В. Воронова «Юность Шолохова», который также во многом ссылается на материалы К. Приймы.

В послесловии к этой книге сын М.А. Шолохова пишет, что «отец не очень-то любил воспоминаний о собственной жизни». Одна из причин была та, что «воспоминания о «прошедших днях»… оказывались для него настолько неодолимыми, настолько сильными по глубине эмоционального воздействия, что вольно или невольно он старался их избегать. Причем, поскольку близкие, зная, чего стоят отцу такие воспоминания, не могли позволить себе быть настойчивыми в той мере, какая простительна стороннему человеку, постольку, может быть, даже чаще, чем нам, отец рассказывал о себе какому-нибудь сумевшему завоевать его расположение «интервьюеру»15.

Одним из таких удачливых «интервьюеров», видимо, оказался К. Прийма. Воспоминания Шолохова, надо полагать, он запомнил и записал слово в слово. Год спустя после встречи с Шолоховым в статье «Чоновец, писатель, коммунист» К. Прийма рассказывает, о чем Шолохов поведал ему в тот день. Поскольку повествование у нас идет о событиях начала двадцатых годов, участником и очевидцем которых был юный Шолохов, поразмыслим, что об этом написал ученый.

«С командиром эскадрона Фоминым в Базках жили они в одном курене. За одним столом обедали. Порой спорили. О политике. О власти. О земле: надо ли ее дать иногородним? И всегда юный продработник Шолохов так быстро ставил комэска в угол, что Фомин в отчаянии вопил: «Ничему не верю! Анархия – мать порядка!..» И все норовил внушить продработнику идею: «Попридержать бы хлеб в закромах». Шолохов ему твердил свое: «Нет! Надо поделиться хлебом Дона с голодной Россией!» На том и разошлись… Тут вскоре Фомина с эскадроном перевели в Вешки, а Шолохова – в ЧОН…

Не принимали его в Каргинскую часть особого назначения: уж очень был мал ростом и не вышел по годам – всего 15. Не подходил! Но случай помог, рассказывал мне Михаил Александрович при встрече в апреле 1982 года. Довелось ему по заданию ревкома отвезти срочный пакет в округ – в станицу Вешенскую, председателю окрисполкома Михаилу Петровичу Мошкарову… Привез. Вручил ему в руки. А в кабинете его людно, накурено. Шумят, разговоры.

И у всех на устах: хлеб, хлеб, хлеб… И банды: Мелехова, Кондратьева, Фомина… В те дни окружком мобилизовал коммунистов в ЧОН… Мошкаров, прочитав донесение, спросил Шолохова: как дела у них, в Каргинской? Дежурят ли по ночам чоновцы в ревкоме? «А сколько там всего-то в отряде чоновцев?» – спросил военком, сидевший рядом с председателем. «Да душ двадцать будет», – ответил Шолохов. «Что ж так мало?! – поинтересовался Мошкаров. – А ты чоновец?» – «Нет, – ответил, краснея, Шолохов, – хотел вступить, да отказали: недорос, мол…» – «А ты можешь вступить добровольцем, – сказал Мошкаров. – Советская власть тебе люба-дорога?» – «А как же!» – ответил Шолохов и, чтобы казаться солиднее, привстал на пальцы. А Мошкаров все допрашивал: «В седле сидишь крепко? Шашкой владеешь?» – «Как подобает казаку!» – «В обороне станицы участвовал?» – «А то как же!» – отчеканил Шолохов. «Я тебя рекомендую в ЧОН! Будем считать тебя чоновцем! – улыбнулся Мошкаров и крикнул в раскрытую дверь секретарю: – Несите пакет для Каргинской!..»

Вернулся Шолохов в Каргинскую как раз вовремя… Сдал пакет в ревком и тут же стал в строй чоновцев. Время было тревожное… В ту же ночь каргинский отряд – и в нем рядовой Шолохов – выступил в Казанскую, навстречу банде, вторгшейся из воронежской стороны… Потом три отряда чоновцев преследовали банду Фомина. А это был хитрый и стреляный волк. У него каждый бандит имел по две лошади под седлом. Фомина искали, а натолкнулись на банду Кондратьева…»16

Вполне понятно, в статье речь идет о событиях, происходивших в 1920–1921. С документами архива в руках, без единого слова домысливания разберемся, насколько то, что написано в статье, соответствует действительности. С первых строк бросается в глаза, что автор статьи имеет слабое представление об обстановке, которая была в то время на Верхнем Дону и в которой жил Шолохов: перепутаны по времени события, разнородные факты сведены воедино.

Сразу же можно с полной уверенностью сказать, что встреча юного Шолохова (точнее, подростка) с Фоминым в Базках (В. Гура утверждает, что такая встреча состоялась в хуторе Рубежном), их совместное проживание в одном курене, споры о политике, о власти, о хлебе не что иное, как вымысел.

По «Тихому Дону» и приведенным выше документам нам известно, что кавэскадрон Фомина и пулеметная команда изначально расквартировывались в Вешенской, следовательно, никакого перевода Фомина с эскадроном в Вешенскую не было, так же как совместного с Шолоховым квартирования в Базках.

Кроме того, нет никаких документальных или свидетельских подтверждений того факта, что Шолохов работал в Базках, потому и не мог отзываться в Каргинскую.

Не уходил Фомин в банду, как пишет К.И. Прийма, он сам поднял эскадрон на восстание и стал главарем банды, это подробно описано в романе.

Далее давайте просто порассуждаем. Мог ли участник двух войн, кавалер Георгиевских крестов при большой разнице в возрасте и бунтарском казачьем характере спорить с подростком, не имевшим жизненного опыта, о власти, о земле и выступать так контрреволюционно: «Анархия – мать порядка!», «Попридержать бы хлеб в закромах!» По воле К. Приймы подросток-продработник Шолохов с необыкновенной легкостью опытного политика оказывается победителем в споре над забурунным казаком.