Апокалипсис в подъезде - Николай Воронов

было относительно немного и их призывы разобраться с правительственной шавкой натыкались на угрюмое молчание других соседей. Для них я все еще был человеком, с которым они прожили в одном помещении долгие годы. Время расчеловечевания еще не пришло. Вот через пару дней, когда толпа дойдет до кондиции, поняв, что власти не собираются исполнять их требования, тогда возможны любые варианты. Девиз «бей любого, кто не похож на нас» действовал испокон веков и продолжает сохранять актуальность даже в нынешнюю эпоху.

Выскочив в коридор, я отпихнул плечом вставшего у меня поперек дороги мужчину и пока он, ругаясь и грозя набить мне морду, поднимался с пола, я выскочил в лифтовую, где в этот момент толпа выпроваживала за двери охранителей. Протиснувшись мимо людей, мы с Томой присоединились к уходящим бойцам.

- Слышь пацан, вали нах..н, обратно к своим, пока мы тебя за нарушение порядка не задержали! – Глядя на меня с лютой злобой сказал один из бойцов.

- Погоди, Тимур, это же тот парень из «А» отряда, который из подвалов выбрался. – С куда большей теплотой глянул на меня другой охранитель. – Вас сопроводить на верхние этажи?

- Если не сложно. В нынешних обстоятельствах нас скорее на части порвут, чем пропустят наверх.

- Вам-то самим как удается все еще между этажами перемещаться? – Не удержалась от вопроса удивленная Тома.

- Мы все еще контролируем лестницу. Ситуация, мягко скажем, вырисовывается непростая. Пролеты со второго по пятый контролируются восставшими, но нашим парням вовремя удалось перекрыть лестницу на пролете между пятым и шестым, так что этих психов мы временно остановили. Там сейчас дежурит усиленный наряд.

- Ага, вот только нам в любой момент ударят в спину с других этажей. – Мрачно поддержал товарища Тимур. – В целом мы контролируем только верхние этажи - с десятого и выше. Там сейчас собрались все члены отрядов и их семьи, так что советую не задерживаться внизу. В скором времени здесь станет жарко.

Поднимаясь по лестнице и предъявляя свой пропуск заставам на каждом лестничном пролете, я размышлял о происходящем. Даже том случае, если я окажусь прав в своих выводах, как доказать это отцу и главе подъезда. Роман мертв, а без него у меня нет ни единого доказательства. А если бы они были, изменило бы это хоть что-то? Ситуация накалилась до такого предела, что даже устранения Воеводина от управления охранителями, вряд ли решило бы проблему. Впервые с момента катастрофы люди проснулись от сковывающих их чувств страха, отчаянья и безнадежности. Они оглянулись по сторонам и поняли, в какую задницу загнали их нынешние правила и новосозданные устои.

К добру или к худу, но в доме первые за годы, начали происходить изменения. Чёрт его знает, чем это грозит всем нам, но в одном я был уверен точно - как раньше уже точно не будет. А значит лично для меня оставалось лишь одно - постараться выбраться отсюда, прорваться сквозь этот проклятый туман, прежде чем этажи зальют реки крови.

На тринадцатом этаже я попрощался с Томой, которая убежала навестить родителей. После своего перевода в отряд научников, ей наконец удалось уговорить их переехать на верхние этажи, уступив свой угол комнаты вездесущим соседям. Правда тем радоваться довелось не долго, так как уже на следующий день, туда заселили сразу с десяток беженцев со второго этажа, что вызвало очередной виток гнева и выяснения отношений. Одно хорошо - родители Томы в этом балагане больше участия не принимали. А соседи… пусть хоть передавят друг друга, мне до них дела не было.

Здесь, на верхних этажах, ситуация отличалась кардинально. Изначально, местные жители имели куда большие права и привилегии, что в свою очередь, повышало их лояльность к руководству. Живя под самой крышей, в комнатах, где не нужно было тесниться на крошечных отрезках пола, буквально сражаясь с соседями за возможность немного сдвинуть свой матрас, чтобы расположить другие вещи, они не имели тех серьезных претензий, которые завладели умами других людей. Все это привело к довольно забавному разделению, когда жители нижних этажей, требовали свержения власти, а жители верхних были вполне лояльны к ней.

Проходя мимо двухъярусных кроватей, на которых вольготно расположились немногочисленные жители, во мне все сильнее зарождалось чувство нереальности происходящего. Эти люди смеялись, веселились, делясь новостями, рассказывая забавные истории и обсуждая происходящее внизу, словно это и нисколько не касалось. Один из мужчин так прямо и заявил своему приятелю дескать, зачем они кормят дармоедов, не способных даже нормально обслуживать властьпридерживающих людей. Слово «люди», он выделил особой интонацией, словно привилегированный класс, возвышающийся над остальными простыми смердами. Себя он, разумеется, причислял к этому классу.

Пусть эти слова и вызвали целую бурю эмоций в моей душе, но я скорее не злился, а попросту не понимал, как всего за четыре с половиной года, люди из цивилизованного общества, могли скатиться на самое дно, едва не возвращаясь к рамкам феодализма и расслоения общества на классы. И ведь не сказать, что мысли этого мужчины были неким исключением, в подобном ключе думали многие на верхних этажах.

Миновав внутренний коридор, я показал пропуск на последнем дежурном пункте. Охранитель долго изучал мой листок и даже пытался задавать мне каверзные вопросы. Было видно, что пропускать меня в штаб, желанием он не горит, но и придумать достойный повод мне отказать, ему никак не удавалось. В конце концов, все же сплюнув прямо на пол, он, скривившись, дал разрешение пройти.

Здесь с момента моего последнего визита ничего не изменилось. Все такая же маленькая комнатка, разделенная на две части пластмассовой перегородкой. С одной стороны был штаб нашего отряда, который среди бойцов популярностью не пользовался. С другой штаб Вэшников, где собственно и заседал мой отец.

Я подходил к двери штаба полный внутренних противоречий. С отцом мы не общались лично с того момента, когда на устроенной в честь моего окончания школы вечеринке, я объявил о своем желании вступить