Орёл в стае не летает - Анатолий Гаврилович Ильяхов

Филипп принизил голос, делая заговорщицкий вид.

– А завтра тебя и нескольких твоих друзей, кого пожелаешь, ожидает занятие, полезное для юношей, кто готовит тело своё и душу к воинскому делу. Охота!

Александр поначалу подумал, что ослышался, запрыгал, откровенно радуясь: он давно мечтал принять участие в настоящей охоте. Детское баловство с силками на птичек и беготня за неразумными зайчатами не в счёт.

Филипп раскрывал распорядок на завтрашний день:

– Я поручил егерям расставить на равнине сети, всякие ловушки на перепелов, куропаток и других птиц. Дичь пойдёт на кухню для вечернего праздничного ужина. Но для вас, молодых ребят, назавтра ожидается настоящее дело. У местных охотников соберём собак, одних – для охоты на зайцев, других – на оленя. Я взял с собой несколько собак, они из Лаконии, спартанского воспитания. Чудесные псы, проворные в деле, свирепые и неутомимые в гоне на оленя; не побоятся и злобного вепря.

Аристотель видел, как глаза Александра заблестели, словно два уголька из жертвенного костра. Филипп, довольный произведённым впечатлением, поцеловал сына в макушку и легонько оттолкнул от себя.

– Иди скажи друзьям, что с утра в бой.

Когда Александр ушёл, лицо царя приняло торжественный вид; таким Аристотель его ещё не видел.

– Я наслышан об успехах сына не только от тебя, дорогой друг Аристо, – начал Филипп, – но и от других людей, с кем Александру приходилось общаться. Не могу оставить без внимания твою заботу о моём сыне, твоё усердие. В благодарность я распорядился восстановить Стагиры и дом, где ты родился и жил. Когда Александр завершит учёбу с тобой, оставит Миэзу, тебе будет куда вернуться. Стагиры теперь Македония. Там ты под моей защитой.

Аристотель вскочил с места: слова царя прозвучали настолько неожиданно, что он был готов расчувствоваться. Глаза повлажнели, но он пересилил себя. Неужели мечта о собственном доме, где будет жить его семья, где он спокойно будет заниматься научными трудами, обрела реальность?

Филипп, удовлетворённый произведённым впечатлением, оставаясь в положении хозяина, сказал:

– Аристо, по этому поводу ты не будешь возражать, если мы отметим такое событие небольшим ужином? Я распорядился. – Он показал на стол, заваленный рукописями. – Ты можешь освободить место?

Царь хлопнул в ладоши. В комнату зашли двое слуг, которые внесли на руках какие-то блюда. Резкий пряный запах быстро заполнил пространство помещения.

Ночная трапеза

Слуги поднесли царю и Аристотелю по венку из веток плюща и две бронзовые фиалы – чаши с водой для ополаскивания рук. Филипп совершил либацию – отлил несколько капель вина на алтарь Дионису и водрузил венок на голову Аристотелю, а тот – ему. Филипп намеренно начал трапезу с обычая, распространённого среди греков. В Македонии это не было принято, и вопрос к Аристотелю не заставил себя ждать:

– Я слышал, будто источаемые цветами запахи ограждают голову от опьянения вином, как некий акрополь* от осады врага. Это так? И вообще, скажи, друг Аристо, кто завёл такой обычай?

Аристотель сразу ответил, будто ждал вопрос:

– Как человек, знакомый с медициной, допускаю мысль, что венок способствует снятию боли в голове. Что касается обычая, имею мнение. Наверное, от избытка выпитого вина когда-то у кого-то разболелась голова; человек стиснул лоб обычной повязкой или верёвкой и обнаружил, что получил облегчение. В другой раз во время пирушки на природе у него опять разболелась голова, и он вместо верёвки употребил венок из плюща, благо плющ всюду растёт обильно, видом красив, листьями затеняет лоб, к тому же холодит голову, не дурманя запахом.

– Выходит, я угадал, что поручил принести к застолью венки из плюща?

– Да. Но греки надевают разные венки по разным поводам. Например, как почётный дар признанному оратору – оливовый венок, и для поднятия настроения, например, из роз. А венок, сплетённый из миртовых веток, хорошо разгоняет винные пары. Неуместны на пиру цветы левкоя, возбуждающие настроение, а также из майорана, наводящие отупение и тяжесть в голове. Но после хорошей пирушки врачи предлагают надевать папоротниковый венок и в нём спать. Он, говорят, не допустит тяжкого похмелья.

– Спасибо за совет, Аристо! Но мне в своей жизни приходилось обходиться иным способом: если намечалась пирушка, я съедаю три прожаренных свиных лёгких, после чего чувствую себя на другой день хорошо, сколько бы ни выпил. А ты знаешь, что македоняне пьют вино хмельное, неразбавленным, не так, как греки.

Филипп причмокнул от удовольствия губами и продолжил расспрос:

– Ты можешь мне ответить, почему греки пьют вино, этот божественный дар Диониса, разбавленное водой? Не вижу смысла!

– Говорят, что поначалу греки употребляли вино хмельное и безрассудно упивались, теряли рассудок. Но однажды во время устроенной на природе пирушки неожиданно хлынул дождь, его капли наполнили чашу с остатками вина. Когда пирушка продолжилась, участники допили свои чаши, обнаружив вкус напитка не только приятный, но и безвредный для здоровья, способствующий наслаждению и полезным беседам. С тех пор у греков повелось, что употребление крепкого вина без смеси с родниковой водой недопустимо и безнравственно.

Аристотель запнулся, подбирая подходящие слова.

– Прости, царь, но за тот факт, что македоняне пьют иначе, греки признают македонян варварами.

– Ничего, – Филипп рассмеялся, – переживём такой недостаток! У каждого народа есть свои обычаи, усвоенные от предков. Мы это понимаем, а вот греки – нет. Беда греков в том, что они не желают мириться с обычаями других народов, считая их варварскими только за то, что их не понимают. – Царь махнул рукой. – Ну ладно, хватит о дурном! Нас ожидает встреча с искусством моего повара.

Слуга выложил на блюда царю и Аристотелю горячее мясо, сдобренное кухонными специями.

– Это молодой козлёнок под сильфией, – пояснил слуга.

Аристотель отреагировал:

– Я слышал историю одного атлета, который всегда побеждал соперников. А когда перестал участвовать в агонах*, признался, что секрет его силы был в том, что питался он только козлиным мясом, поскольку оно самое питательное. Говорил, что соки в нём упругие и клейкие и надолго остаются в теле.

Филипп развеселился:

– А я-то думаю, отчего на состязаниях от атлетов так сильно несёт козлом! Может статься, если долго употреблять такое мясо, пот будет зловонным.

– Пусть будет так, если хочешь, не буду брать под сомнение.

Отдельно в корзинке подали белый пшеничный хлеб. К хлебу – мягкий овечий сыр, бобы, лук, чеснок, фиги. После первой подачи повар принёс рыбное блюдо – саламис. Аристотелю вкус показался восхитительным, а он всегда допытывался до состава, если блюдо ему понравится. Спросил повара, чтобы поделился секретом. Повар охотно изложил процесс