Артур Шопенгауэр - Философ германского эллинизма - Патрик Гардинер

Ранее мы уже упоминали, что произведения Шопенгауэра произвели сильное впечатление на молодого Витгенштейна, поэтому вполне уместно завершить эту главу, предложив несколько сравнений, хотя они неизбежно будут субъективными. Действительно, может показаться, что рассмотренный в целом "Трактат" имеет форму характерную для Шопенгауэра, где общая структура и границы, которые Шопенгауэр (следуя за Кантом) определяет как для повседневного, так и для научного размышления и знания, вновь появляются в работе Витгенштейна в качестве неизбежных ограничений на то, что является лингвистически выразимым [1]. И несомненно, чтение записей, которые непосредственно предшествуют написанию "Трактата" Витгенштейном, делают очевидным, насколько глубоко проникли основные идеи Шопенгауэра в его мысли. Особенно эстетические доктрины Шопенгауэра и его видение человека как "микрокосма".

377

Так, Витгенштейн об искусстве и своем отношении к морали пишет следующее: "Произведения искусства - это объект, видимый с точки зрения sub specie aeternitatis; и хорошая жизнь - это мир, видимый sub specie aeternitatis. В этом заключается связь искусства с этикой. Обычно мы видим вещи как объекты среди объектов, а видение sub specie aeternitatis показывает вещи извне" [2]. Что же касается отношений "я" со всем миром, то здесь мы тоже находим некоторые результаты наблюдений, очень напоминающие результаты наблюдений Шопенгауэра; так, Витгенштейн замечает: "Есть только одна душа в мире, которую я для удобства назову своей душой, и только ее одну я понимаю как то, что я называю душой других". И позднее: "Это истина; человек - это микрокосм; я - это мой мир". И далее, когда в другом месте он обсуждает природу "волеющего субъекта" и пытается решить трудный вопрос: "почему люди всегда верили, что есть только один дух, общий для всего мира", он отвечает, по крайней мере, понимая, "что я тоже принадлежу всему остальному миру", причем в том смысле, что воля является общей для всего; но такая воля "в более широком смысле - моя воля", и что, "если мое представление - это мир, так же и моя воля - это мировая воля".

1 См.: Штениус Эрик. Wittgenstein's Tractatus (Трактат Витгенштейна). Особенно глава XI.

2 Notebooks 1914-1916 (Заметки 1914-1916).

378

Что же касается "Трактата", то наиболее подвергнуты влиянию Шопенгауэра утверждения об этике и значении жизни, хотя и краткие, но имеющие глубокий смысл. Например, Витгенштейн называет этику "трансцендентальной" (в "Записках" - трансцендентной) и проводит различия между волей как "носительницей этического", о которой мы не можем говорить, и волей как "явлением", которая "представляет интерес только для психологии" (6.423). Это различие может напомнить нам теорию Шопенгауэра о различии между "умопостигаемым (интеллигибельным)" и "эмпирическим" характерами, и его настойчивое утверждение, что истинный источник природы человека находится в "акте воли", совершаемом независимо ни от пространственных, ни от временных факторов; хотя надо заметить, что, в то время как Шопенгауэр воспринимает феноменальную реальность, включая людей и их поведение, как непосредственное "внешнее" проявление "внутренней" воли, Витгенштейн (по крайней мере, в "Трактате") говорит о том, что все происходящее в мире никогда "не зависит от моей воли": нет никакой "логической" связи между миром и волей, так что, "даже если все, что мы пожелаем, сбудется, - это будет, как говорится, судьбой (6.373-374). Госпожа Энскоум в своей книге о "Трактате" подчеркнула различие взглядов Витгенштейна и Шопенгауэра в этом вопросе и в то же время указала на связь между теорией Витгенштейна о "химерической" "воле", которая не оказывает влияния ни на что в мире, и его убеждением в том, что "хорошая воля и плохая... могут изменить только границы мира, но не реальность; не то, что может

379

быть выражено посредством языка" (6.43) [1]. Но в то же время, не отрицая вышесказанного, можно увидеть некоторое сходство мыслей Витгенштейна (когда он говорит, как было замечено выше, об изменении границ мира) и утверждения Шопенгауэра о том, что хороший человек понимает мир совершенно по-другому, чем эгоистичный индивидуум, "проникая за пелену представлений". И это предположение находит поддержку в непосредственном замечании Витгенштейна о том, что мир в таком случае должен полностью измениться, причем мир счастливого человека будет отличаться от мира несчастного человека. Как мы видели ранее, Шопенгауэр утверждает, что удовлетворение и спокойствие, которые очевидны в людях, отличают тех, у кого хороший характер, а отсутствие этих качеств свидетельствует о плохом характере. И в другом месте, где он рассуждает о всеобщем человеческом желании личного бессмертия и "лучшего мира", Шопенгауэр пишет, что большинство людей устроены так, что, в каком бы мире они ни находились, они никогда ни будут счастливы; таким образом, "...недостаточно одного лишь создания благоприятных условий для человека, чтобы он был перенесен в "лучший мир", необходима кардинальная перемена в нем самом... Быть перенесенным в другой мир и полностью изменить свою природу, по сути, одно и то же" (том III) [2].

1 An Introduction to Wittgenstein's Tractatus (Введение в "Трактат" Витгенштейна). 1959. Однако, как замечает госпожа Энскоум, в других местах "Записей в тетради" можно заметить и другую точку зрения, которая ближе к пониманию Шопенгауэром связи между волей и физическим поступком. Например, обсуждая вопрос, является ли воля отношением к миру, Витгенштейн пишет: "Очевидно, что невозможно проявлять волю без совершения акта воли. Акт воли - это не причина действия, а само действие. Нельзя выражать волю и при этом бездействовать". И далее он продолжает: "Желать - не значит действовать, а выражать волю - означает действовать... Суть в том, что если я выражаю волю, то совершаю поступки, а не в том, что я совершаю какие-либо поступки, которые являются причиной действия" ("Заметки").

2 Также см далее главу 7.

380

Дальнейшее сходство, также имеющее отношение к тому, что было только что сказано, замечено в идеях Витгенштейна о "смысле жизни", причем эти замечания впоследствии стали предметом различных интерпретаций комментаторов. Особенно мне запомнилось его утверждение, что "решение загадки о жизни в пространстве и времени лежит вне пространства и времени. (Конечно, не естественные науки должны решать эту проблему.)" (6.431-432, а также то, что он говорит далее, - 6.521-522):

"Решение проблемы жизни заключается в исчезновении этой проблемы.

(Разве это не причина тому, почему люди, к которым после долгих сомнений приходит понимание смысла жизни, не могут сказать, в чем этот смысл заключается?)

Это действительно невыразимо. Понимание этого являет себя; это нечто мистическое".

Далее, как было замечено ранее, Шопенгауэр проводит связь между неким внутренним пониманием (интуицией), проявляющимся в морально хороших поступках, и типом понимания, которое относится к "мистицизму". Посредством противопоставления его всем научным или повседневным знаниям он также допускает, что человек, владеющий подобным внутренним пониманием (интуицией), не всегда может сформулировать его теоретически, оно просто проявится в его поступках и чувствах. И это, можно сказать, представляет собой явную параллель с цитатами из Витгенштейна. Однако есть и заметное различие, так как для Витген

381

штейна этика (как нечто мистическое) всегда остается за пределами четкого вразумительного объяснения; таким образом, то, что можно выразить лингвистически, ни в коем случае не может быть истинным. Может существовать "правильное видение мира", но оно не может быть передано с помощью языка: "wovon man nicht sprechen kann, daruber muss man schweigen". С другой стороны, вряд ли можно сказать, что Шопенгауэр считал важным затруднение, с которым встречается человек, пытаясь объяснить и охарактеризовать свое внутреннее понимание морали, поскольку он сам пытался найти подобное объяснение и в конце концов нашел его, хотя объяснение его не совсем точно и полно.

Исходя из этого оказывается, что для него границы всех форм дискурсивного знания и мышления должны изначально проходить не здесь, а где-то еще. Этика имеет границы, и, только когда мы достигаем последней ступени системы Шопенгауэра, мы достигаем того предела, который Витгенштейн установил намного раньше. Конечно, эта теория "неплодотворна для этики": то есть не теоретическое размышление заставляет человека поступать хорошо; он должен, так сказать, "чувствовать" изнутри (интуитивно), какое поведение считается хорошим. Оно также плодотворно в том смысле, что словесные формулировки и законы, как бы их ни внушали, бессильны сделать человека лучше.

Но нельзя сказать, что то, что понимают "интуитивно" и воспринимают в глубине морального сознания, не может иметь теоретического выражения. И все же в целом Шопенгауэр намекает, что в определенной степени это возможно. И тем не менее, Шопенгауэр не всегда последователен в своих рассуждениях, и можно найти отрывки, где он выражает другую точку зрения.