Новый Мир ( № 8 2010) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь, на наш взгляд, заключена вторая, главнейшая пуанта стихотворения Пастернака — оглядка с пронизанной стратосферным холодом высоты на теплое, страдающее, человеческое. Это именно то, что «не удовлетворяло и оставляло в недоумении» Цветаеву, да и не только ее одну. Это жалость в одном ряду с временем и смыслом. Так же, как в стихотворении робость — рядом с родиной и дружбой.
Третья и последняя строфа Пастернака обращена уже не к Охотнику, вершителю судьбы, а ко всем, кого поэт оставил на земле, к «пренебрегнутым». Отметим, что обязанность жертвовать человеческими привязанностями (в том числе семейными узами) определена еще Евангелием. Поэт подчиняется императиву, но дается это ему нелегко. Надо подняться вопреки собственной слабости и страху, вопреки, может быть, страданиям близких. Можно написать отдельное эссе об этом неуклюже, но отважно образованном причастии страдательного залога: «О, пренебрегнутые мои…» И о неожиданной робости, чьи руки поэт напоследок целует. Робость — добродетель, канонизированная именно Пастернаком, вместе с жалостью, — в противовес варварским добродетелям воинственности и славы. Последние воспитываются государством и применяются автоматически, первые две — блаженные ангельские дары.
«Рослый стрелок…», вполне возможно, есть отзвук пережитой поэтом драмы 1926 года. Если принять иную версию, в которой Охотникесть образ государственного террора, то никак не удается объяснить два чувствительнейших момента стихотворения, а именно «чувство» и «пренебрегнутые». Анатолий Якобсон в своей статье о «Рослом стрелке…» верно угадывает, что «Чувству на корм по частям не кроши» означает: «...не убивай во мне художника» [20] .
При чем же тут террор? Ведь он убивает не художника в человеке, а человека как такого.
Как пишет далее Якобсон, «рослый стрелок — метафора не только времени (возраста, „старости”), но и внутреннего голоса, совести» [21] . С этим уже труднее согласиться. Во-первых, о старости тридцативосьмилетний Пастернак вряд ли думал; во-вторых, совесть не может убить в человеке художника, ибо книга, по Пастернаку, есть не что иное, как «кубический кусок горячей, дымящейся совести — и больше ничего» (V, 24) . В своих «Лекциях о Пастернаке» Якобсон разъясняет: «Пастернаку кажется в этот момент, что истинно поэтическое, то есть цельное осознание мира несовместимо с преданностью нравственным идеям, с какими-то частностями, хотя бы и очень благородными» [22] . Иными словами, критик считает, что тема стихотворения — конфликт искусства и чувства, эстетики и этики (совести). Это уже дальше от террора и ближе к идее этой статьи.
С нашей точки зрения, Охотник , он же Призрак с ружьем , у Пастернака — не террор и даже не совесть художника, как склонен думать Якобсон, а любовь . Любовь не как поднимающее душу чувство, а как роковая сила и «бесформенное страдание», враждебное вдохновению. Между прочим, в пьесе Цветаевой «Каменный ангел» изображена борьба двух типов любви, земной и небесной, причем олицетворением земной любви выступает охотник Амур , который заставляет героиню отвергнуть Ангела и в конце концов доводит ее до последнего края несчастья и гибели. Пастернак не мог знать этой пьесы (рукопись ее была потеряна и нашлась лишь в 1960-х годах), и все-таки параллель выразительная.
Это не исключает полностью других версий. По-видимому, тема террора здесь тоже подспудно присутствует. Конфликт искусства и чувства — безусловно. В конце концов, не столь важно, кто этот подстерегающий поэта Фатум, этот Охотник, чей выстрел должен оборвать его взлет. Отношения поэта и власти, поэта и женщины всегда драматически напряжены, всегда чреваты катастрофой. И можно ли расцепить эти причины, например, в гибели Пушкина? Если же говорить о Пастернаке, то стоит вспомнить «Август», предпоследнюю строфу:
Прощайте, годы безвременщины!
Простимся, бездне унижений
Бросающая вызов женщина!
Я — поле твоего сраженья!
В этой строфе власти и политике отведена одна строка, женщине — три. Три к одному — может быть, это и есть настоящая пропорция этих тем в творческом мире Пастернака?
Как уже сказано выше, «Рослый стрелок…» по своему жанру молитва. Первый, ранний образец этого жанра в лирике Пастернака; «Гамлет» будет написан в 1946 году, через восемнадцать лет, «В больнице» и «Август» — в пятидесятых.
Главные элементы молитвы, по-видимому, три: покаяние, просьба, благодарность. В «Гамлете» преобладает просьба, в «Августе» — благодарность.
В «Рослом стрелке…» есть все эти элементы (просьба и благодарность очевидны, покаяние — за пренебрежение близкими своими — тоже достаточно внятно). Плюс то ощущение непоправимой разлуки и последнего прощания, что есть во всех его поздних шедеврах.
Таким образом, перед нами действительно пограничная веха в творчестве Пастернака. «Мне что-то открывается», — писал он, посылая эти стихи Цветаевой. В «Стихотворениях Юрия Живаго» и «Когда разгуляется» это ему открылось.
Postscriptum
Эти статьи были написаны в течение одного года, одна — весной, другая — осенью. Никакой связи между ними не мыслилось и не предполагалось. И вдруг — действительно вдруг, просто взгляд упал на две рукописи, лежащие рядом на столе, — возникла догадка об их внутренней перекличке, взаимной дополнительности. Причем не только статей, но и самих стихотворений.
В «Снежном человеке», по нашей версии, речь идет о холоде творческого сознания, о «заморозке чувств», нужном для вдохновения. В «Рослом стрелке» — о необходимости подняться над жизнью с ее «бесформенным страданием»: пусть там, в высоте, художника ждет одиночество — оно есть необходимое условие творчества. Если сопоставить эти версии, общую глубинную тему обоих стихотворений можно примерно обозначить как бесчувственность искусства . Таков, говоря математически, их наибольший общий делитель .
Интересно, что это общее обнаруживается у двух поэтов-современников если и знавших друг о друге, то разве что понаслышке. В связи с этим возникает вопрос о чертах типологического сходства между Уоллесом Стивенсом (1879 — 1955) и Борисом Пастернаком (1890 — 1960). При всей внешней непохожести, такие черты без труда обнаруживаются. Это, во-первых, их глубокий интерес к философии: у Стивенса — влияние его университетского профессора Джорджа Сантаяны; у Пастернака — увлечение неокантианскими идеями Марбургской школы. Далее — первостепенное значение музыки (de la musique avant tout chose); для обоих поэтов она была образцом и метафорой искусства вообще.
Отсюда — важная роль абстракции в поэзии Стивенса и Пастернака. Отсюда — символизм и герметичность многих стихов, в том числе «Снежного человека» и «Рослого стрелка». Холод и высота в этих двух столь разных стихотворениях выступают как необходимые условия творчества. Это как бы постоянные векторы, направленные к полюсу искусства. Но действие встречает противодействие, и полюсов на самом деле два. Сфера искусства и сфера чувства — две разные, но пересекающиеся сферы. Их взаимопроникновение и равновесие — главная тайна художника.
[1] П о т е б н я А. А. Мысль и язык. Киев, 1993, стр. 140.
[2] C o o k E l e a n o r. A Reader’s Guide to Wallace Stevens. Princeton and Oxford: Princeton Un. Press, 2007, р. 35.
[3] Эстетика американского романтизма. (Перевод А. М. Зверева.) М., «Искусство», 1977, стр. 181 — 182.
[4] B l o o m H a r o l d. The Poems of Our Climate. Ithaca and London: Cornell Un. Press, 1976, р. 63.
[5] Эстетика американского романтизма, стр. 179.
[6] B l o o m H a r o l d. The Poems of Our Climate, р. 56.
[7] R i g h e l a t o P a t. «Wallace Stevens». In American Poetry: The Modernist Ideal. New York: St. Martin’s Press, 1995.
[8] M a e d e r B e v e r l y. Wallace Stevens’ Experimental Language: The Lion in the Lute. New York: St. Martin’s Press, 1999.
[9] V e n d l e r H e l e n. Words Chosen Out of Desire. Cambridge; Massachusetts: Harvard Un. Press, 1984, р. 46 — 48.
[10] В о р д с в о р т У и л ь я м. Предисловие к «Лирическим балладам». —
В кн.: Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М., «Издательство Московского университета», 1980, стр. 274.
[11] К и т с Д ж о н. Письмо Д. и Т. Китсам 22 декабря st1:metricconverter productid="1817 г" 1817 г /st1:metricconverter . — В кн.: Литературные манифесты западноевропейских романтиков, стр. 351.
[12] П а с т е р н а к Б. Л. Полное собрание сочинений в 11-ти томах, т. VIII. М., «Слово», 2005, стр. 207. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы.
[13] При втором издании стихотворения в 1933 году Пастернак изменил его датировку с 1928-го на 1923 год — возможно, с целью отвести возможные политические интерпретации.
[14] Разбор этого стихотворения см. в статье «Когда смертельный треск сосны скрипучей...». — В кн.: Л е в и н Ю. И. Избранные труды. М., «Языки русской культуры», 1998, стр. 156 — 161. Пользуюсь случаем выразить свою глубокую благодарность Елене Владимировне и Евгению Борисовичу Пастернакам, обратившим мое внимание на эту статью, за их помощь и ценные обсуждения.