Другая хронология катастрофы 1941. Падение "сталинских соколов" - Марк Солонин

Поделив одно на другое, мы получаем совершенно ошеломляющую цифру в 143 вылета на один сбитый в воздухе самолёт! Если же подойти к делу аккуратнее (т.е. пересчитать на калькуляторе сводки потерь за тот же период по полкам дивизии), то выясняется, что потери были несколько больше: сбито в воздушных боях 38 самолётов и 1 сбит зенитками. (375) Если к этому перечню боевых потерь добавить ещё и 36 самолётов, не вернувшихся с боевого задания (хотя это уже грубая подтасовка – далеко не каждый «не вернувшийся» был сбит в бою), то и в таком случае мы приходим к великолепному показателю боевой живучести: на один сбитый самолёт приходится 63 вылета.

Прекрасно? Не очень. Радоваться мешают длинные списки советских самолётов в ежедневных сводках побед истребительных эскадр Люфтваффе и очень короткие, далеко не в каждый день составленные, перечни сбитых немецких самолётов. (367) Документы эти молча, но твёрдо свидетельствуют о том, что летом 41-го выполнить 60 вылетов и уцелеть среднестатистический «ишак» или «чайка» могли только в одном случае – при отсутствии встречи с противником. Гораздо труднее разобраться в неизбежно возникающем следующем вопросе: а почему таких встреч не было?

Июль – август 41-го, на земле полыхает ожесточённое Смоленское сражение, вода в Днепре у печально знаменитой «Соловьёвой переправы», как рассказывают немногие выжившие, была красной от крови… Немецкие бомбардировщики знали, где эта переправа (и десятки других подобных мостов и переправ) находится, а советские истребители не знали? Или они потратили четыре тысячи вылетов на прикрытие наших бомбардировщиков? Непохоже. По крайней мере, 27 июля командир 3-го ДБАК докладывает командующему ВВС фронта: «За всё время работы частей авиакорпуса по Вашему заданию прикрывались истребителями только четыре раза, и это прикрытие не было в достаточной степени организовано…» (377)

Бывший генерал Люфтваффе В. Швабедиссен (командующий корпусом зенитной артиллерии в начале войны) написал по отчётам командования и воспоминаниям лётчиков книгу, посвящённую анализу действий советской авиации в 1941 – 1945 гг. (381) Процитировав множество субъективных мнений и оценок («когда советские лётчики пытались атаковать, они открывали огонь ещё с 500 метров и старались уйти пикированием, как только бомбардировщик открывал ответный огонь… я несколько раз сам чуть ли не сталкивался с русскими истребителями, пролетая через их строй, а они даже не открывали огня… до осени 1941 г. мы или не сталкивались с советскими истребителями, или те просто не атаковали нас»), генерал формулирует свой собственный вывод:

«Все сообщения командиров немецких бомбардировочных подразделений свидетельствуют о том, что в 1941 г. советские истребители не представляли угрозы немецким бомбардировщикам и часто избегали боя с ними». Цитирует Швабедиссен и отчёт командования истребительной эскадры JG-54, в котором утверждалось: «Бои между истребителями были редкостью… Русские пилоты старались избежать боя и немедленно уйти… Первые же сбитые самолёты приводили их к замешательству…»

И не надо думать, что истребители были чем-то хуже других – в бомбардировочной авиации возможностей для «скрытого дезертирства» ещё больше, гораздо больше! Действия (и даже бездействие) истребителей обычно видны с земли, а бомбардировщики улетели далеко за горизонт и скрылись в туманной дымке… Что они там, за горизонтом, делали, кто проверит? «Цель не обнаружена», «цель была закрыта облаками», «из-за ухудшения метеоусловий вернулись на аэродром, бомбы сброшены на «невзрыв», «вернулся на аэродром из-за отказа левого (правого) мотора…» Что тут можно проверить и доказать? А бомбометание по переправе с высоты 5 км – это что? Боевой вылет или скрытое дезертирство? А как понимать прочерк в графе «выполнено бомбометаний с пикирования» по всем авиаполкам, в том числе и вооружённым пикирующими Ар-2 и Пе-2… (376)

И на этом перечень возможностей ещё не завершился – есть много способов, позволяющих сделать боевой вылет последним для самолёта (но не последним для экипажа). «Вследствие потери ориентировки совершил вынужденную посадку на фюзеляж», «сел на вынужденную после выработки всего горючего», «самолёт подбит, совершил вынужденную посадку в районе…» Даже в условиях наступления, когда линия фронта уходит вперёд, а не назад, вынужденная посадка на фюзеляж, скорее всего, приведёт к безвозвратной потере самолёта; а уж летом 41-го, когда фронт катился на восток, про севший «на брюхо» самолёт можно было забыть сразу же. И забывали, и списывали как боевую потерю (о чём десятки раз было упомянуто выше).

Ярость благородная, вскипающая у читателя этих строк, мне понятна – я ведь и сам родился в СССР. Я тоже «знаю», что соколы, как один человек, рвались в бой… Посему завершаю на этом многоточии свои гнусные намёки и перехожу к цитированию (с минимальными комментариями) подлинных документов. Оказывается, то, чего не хотят сегодня видеть «патриоты сталинской империи», сам товарищ Сталин и его генералы увидели ещё в 41-м году:

«Приказ по ВВС Западного направления № 04, 20 июля 1941 г., г. Вязьма.

Содержание: «Об эвакуации самолётов».

За истёкший период военных действий имело место много случаев преступного отношения к неисправной матчасти.

1. На Бобруйском аэродроме остались не эвакуированными самолёты.

2. Проверкой после эвакуации с аэродромов Орша и Могилёв обнаружено имущество мастерских и оставленный на месте ремфонд самолётов. В обоих случаях дальнейшая эвакуация произведена без всяких трудностей.

3. На аэродроме Смоленск остался самолёт Пе-2 только из-за отсутствия колёс. Командование 16 БАП, несмотря на двукратный запрос выслать колёса с неисправных самолётов полка, [колёса] не выслали.

На Шаталовском аэродроме уничтожено 6 самолётов Су-2, которые приказано было перегнать командиру 13 БАД, но своевременно мер к перегонке принято не было.

4. На многих аэродромах обнаружены самолёты, неизвестно кем брошенные, вполне исправные.

После перебазирования 3 АК оставлено:

На аэродроме в Смоленске 6 СБ вполне исправных и 7 СБ неисправных, все переданы 313 РАП.

На аэродроме Шаталово неизвестно кем оставлены неисправные 3 СБ и 3 МИГ.

На аэродроме Боровское оставлены МиГ-3, ДБ-3.

На аэродром Пронцево 8.7.41 г. прилетели 2 И-153, лётчики ушли неизвестно куда.

Последний случай – на аэродроме Вязьма ГВФ брошен самолёт И-16, хвостовой № 17 белый, и УТИ-4 вполне исправные.

5. 140 БАП оставил четыре самолёта перед уходом на фронт с места постоянного базирования на аэродроме Сеща, легко восстанавливаемые полевым ремонтом.

Эти безобразные факты являются преступными и ничем иным, как изменой Родине, оценены быть не могут. ПРИКАЗЫВАЮ:

1) За непринятие мер по доставке колёс на самолёт Пе-2 16 БАП командиру 16 БАП капитану Павлову объявляю строгий выговор.

2) Дело на командира 13 БАД генерал-майора Полынина, не выполнившего своевременно приказание, передать военному прокурору.

3) Командиру 140 БАП полковнику Образцову за оставление самолётов в районе Сеща, которые требовали полевого ремонта, объявлю строгий выговор. Самолёты к 25.7.41 восстановить и включить в состав полка.

4. Расследовать случай оставления на аэродроме Вязьма самолётов И-16 № 17 бел. и УТИ-4, найти виновников и предать суду военного трибунала. Расследование произвести в/инженеру 3 ранга Свиридову.

В дальнейшем установить порядок на аэродромах, исключающий прилёт и оставление неизвестными самолётов. Каждый прилетающий самолёт регистрировать. За обнаружение неизвестных самолётов буду предавать суду ревтрибунала начальника авиагарнизона…

Командующий ВВС Запнаправления полковник Науменко». (378)

Внимательный читатель, конечно, заметил и оценил как фамилии командиров, так и – самое главное – масштаб «безобразных фактов». Гром и молнии летят со страниц приказа в связи с потерей двух «ишаков» (один учебный), пары колёс на одну «пешку» и прочих, совершенно микроскопических в масштабе событий 22 – 23 июня безобразий. Но на календаре уже не июнь, а июль, и новый (третий по счёту за один месяц) командующий ВВС ЗФ не намерен более признавать преступное разгильдяйство за «обстоятельства непреодолимой силы». И, как всегда в условиях военно-бюрократической системы случается, «под раздачу» попадают лучшие – худшие уже давно перебазировались в Калинин и Горький для «переобучения и переформирования». И будущий маршал, командир 3-го ДБАК полковник Скрипко чуть было не «загремел под трибунал», и пришлось ему писать объяснительную записку («в составе 3 АК никогда не было ни одного самолёта СБ, а также и МиГ-3… экипажи самолётов Су-2 уехали самовольно, об этом безобразии мной было доложено Вам своевременно…»). (379)