Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков - Расселл Э. Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сие привело его величество в великую печаль, что не хотел и кушать. Но Языков прилежно о причине спрашивал его величества, на которое он истину изволил ему объявить. Языков же, узнав хитрость Милославского, немедленно с позволения его величества в дом оного Заборовского с Лихачевым поехали и ему о том объявили, чтоб он обстоятельно о состоянии ее уведомил и в страх живота своего и ее не вдавали. Как то было страшно тому дяде и племяннице и как стыд о таком деле девице говорить, а особенно тогда, как еще девиц мало посторонние мужчины видали, оное всяк легко догадаться может. Однако ж сия девица, познав, что то напрасная на нее некая клевета причину подает, сказала дяде, что она не стыдится сама оным великим господам истину сказать. И по требованию их выйдя, сказала, чтоб они о ее чести никоего сомнения не имели и она их в том под потерянием живота своего утверждает[743].
Как показал Седов, многое из сообщаемого Татищевым подтверждается иными источниками[744]. В Вербное воскресенье, 4 апреля 1680 года, царь появился перед народом — несомненно, именно тогда он и увидел в толпе Грушецкую[745]. Седов обоснованно утверждает, что увлечение царя Грушецкой началось в апреле, и ссылается на продвижение по службе ее двоюродного брата, Василия Фокина, сына Грушецкого, до стряпчего 2 мая и на перевод Матвеева из ссылки в Пустозерске в более комфортную Мезень 11 мая[746]. Противостояние Ивана Михайловича Милославского и других этому браку, описанное Татищевым, тоже подтверждается иными источниками. Датский дипломат Генрих Бутенант фон Розенбуш указывал на недовольство некоторых групп таким выбором, когда писал, что великие мужи настроились жестко против женитьбы[747]. Татищев также возложил на Языкова и Лихачева, двух молодых царских фаворитов, большую ответственность за этот брак. Не то чтобы они хорошо знали Грушецкую прежде или расчищали ей путь к царю в обход других претенденток, но, как предполагает Татищев, они быстро заметили отношение царя к ней и поддержали ее, увидев в ней безопасный, с их точки зрения, альтернативный вариант любой из боярских дочерей — таких, как девушки из семей Хитрово, Куракиных и все прочие из списка получивших подарки после смотров невест в июне-июле 1680 года. Грушецкая была для них хорошим выбором потому, что с ней они меньше, чем с любой из дочерей высокопоставленных придворных, рисковали своими позициями при дворе. Таким образом, в некотором смысле у Языкова и Лихачева были те же страхи, что и у братьев Салтыковых в связи с Марией Хлоповой в 1616 году, хотя в случае Языкова и Лихачева царь был на их стороне.
Наконец, Татищев утверждает, что смотр невест проводился, но добавляет поразительную новую деталь. Он пишет, что смотр был организован Милославским в ответ на увлечение царя Грушецкой. Хронология событий подтверждает это предположение: царь встретил Грушецкую в начале апреля, в мае он продвигает по службе ее родственников, а смотр невест проходит только в конце июня (ван Келлер в своем письме упоминает 4 финалисток 28 июня) и в начале июля (опись подарков сообщает о смотре невест в июле). Была ли Грушецкая полностью исключена из смотра невест или участвовала в нем как внутренний кандидат? Конечно, тот факт, что имени Грушецкой нет в описи подарков, ничего не говорит о ее участии. Но она могла быть победительницей, а в списке названы только отсеявшиеся. Ясные сведения мы черпаем у ван Келлера, который через два дня после царской свадьбы записал, что царицей стала «ни одна из княгинь, о которых я писал в постскриптуме моего последнего письма и которые были сопровождены во Дворец для того, чтобы его царское величество мог выбрать себе невесту среди них»[748]. Интересно также отметить, что родственник Грушецкой, Василий Фокин, сын Грушецкий, которого повысили, помещен в описи августа 1680 года как служащий, сопровождающий подарки для одной из проигравших, — факт, подтверждающий мнение ван Келлера, что Грушецкая не была в числе участниц. Поскольку ее родственник был задействован в организации смотра невест, участие Грушецкой в смотре говорило бы о необъективности отбора или, по крайней мере, о нечестном доступе к нему или вовлеченности семьи одной из претенденток в процесс[749]. Таким образом, даже если смотр невест в 1680 году и был организован (а утверждать это есть все основания), царская невеста в нем не участвовала, по крайней мере точно не была финалисткой.
Смотр невест для Федора III в 1680 году обнаруживает, с одной стороны, фундаментальный факт, верный практически для всякого смотра невест в тот период, а с другой стороны, новые глубины, на которые опустился обычай к концу XVII века: царские фавориты или родственники часто использовали смотры невест, чтобы направить угодных им претенденток к царственному жениху. Именно этим занимались Траханиотов, Скуратов, Умной-Колычев, Борис Годунов, братья Салтыковы, Борис Морозов, Ирина Михайловна и Милославский. Но в случае с Федором III — возможно впервые — смотр невест организовали не с тем, чтобы подтолкнуть царя к нужной кандидатуре, а чтобы представить ему альтернативы той девушке, которая ему уже полюбилась и которую он повстречал необычным для царя образом — не на смотре невест, а сам по себе. В некотором смысле смотр невест заменил применение яда (как в случае с Хлоповой и, возможно, с Собакиной и Долгоруковой), слишком туго заплетенную косу (Всеволожская), распространение порочащих слухов об одной из финалисток (Нарышкина) — все инструменты по разрушению брачных планов. И более того, выбор Грушецкой не требовал санкции смотра невест: ее статус помолвленной с царем освобождал ее от необходимости участвовать в смотре, чтобы стать легитимной невестой, — даже в смотре, откровенно подтасованном. В этом случае предпочтения царя одержали победу в открытом соревновании между его фаворитами и родственниками при дворе, а не за декорациями благопристойного и упорядоченного ритуала, каким был смотр невест. Хвала, обращенная царем к
