«Русская освободительная армия» против Сталина - Иоахим Гофман

Части южной группы РОА, интернированные в Кладенске Ровне и в Ландау, в эти недели действительно все еще ощущали себя своего рода партнером по переговорам с известной свободой принятия решений. Это впечатление еще более усиливалось из-за заметного стремления советских военных инстанций к установлению контактов с командованием до сих пор ускользавших от них солдат РОА. Командующий Красной Армией в районе Крумау 24 мая 1945 г. пригласил генерал-майора Меандрова на беседу в свой штаб и в конце концов направил майора с предложением, чтобы он со своей частью все же перешел в советскую оккупационную зону [629]. В Крумау по желанию американцев действительно имели место непосредственные контакты офицеров РОА с офицерами Красной Армии. Так, командир запасной бригады полковник Койда, а также подчиненные ему офицеры в звании полковника: Барышев, Кобзев, Трофимов и Садовников – встретились здесь с делегацией высших советских офицеров [630]. На этих переговорах речь тоже шла о проблеме добровольного возвращения военнослужащих бригады, на которых советская делегация стремилась воздействовать всеми средствами. Однако Койда откровенно объяснил советским офицерам, что он и его товарищи, военнопленные или перебежавшие офицеры и солдаты Красной Армии, вступили в армию генерала Власова не ради «куска хлеба», а сознательно и добровольно, как борцы за политическую идею. Мол, все они не думают возвращаться на Родину, пока там существуют нынешние условия. Совещание, в котором участвовал и генерал США, которому переводились важнейшие высказывания, видимо, было для присутствующих американцев очень поучительным, тем более что советский представитель многозначительно напомнил о судьбе находящихся в Советском Союзе членов семей солдат РОА.

Политическая тактика Меандрова, сводившаяся к завоеванию доверия американцев, привела к тому, что лишь меньшинство его людей – в одном месте говорится о 1400 лицах – использовало возможности индивидуального побега, которых в Кладенске Ровне и Ландау имелось предостаточно. Большинство с готовностью следовало директиве своего генерала – спокойно ожидать дальнейшего развития событий. Но уже в начале августа 1945 г. условия в Ландау стали заметно ухудшаться. Советские комиссии, не раз посещавшие лагерь, осознали, что все усилия побудить русских солдат к возвращению в Советский Союз останутся бесплодными, пока они будут подвержены влиянию своих лидеров и военная организация РОА не будет окончательно разгромлена. По советскому настоянию 7 августа 1945 г. поначалу 6 генералов – бывшие советские граждане Меандров, Ассберг, Севастьянов и старые эмигранты: Ангелеев, Белогорцев, Бородин – были переведены в Регенсбург, в огороженный и охраняемый лагерь военнопленных. В середине месяца последовало отделение офицеров от рядовых, офицеры также попали в Регенсбург, солдаты – в Пассау [631]. 29 октября 1945 г. обе категории были собраны в Платтлинге, но 4 ноября 1945 г. генералов перевели в Ландсхут. Режим стал более строгим. 17 ноября 1945 г. начала свою деятельность американско-советская комиссия по выявлению бывших советских граждан. Возник призрак выдачи.

Возвращение всех лиц, имевших советское гражданство на 1 сентября 1939 г. и находящихся в англо-американской зоне, в частности, плененных в «немецкой униформе» военнослужащих добровольческих частей, включая РОА, было согласовано 11 февраля 1945 г. в Ялте и должно было осуществляться без исключений и без учета личных пожеланий данных лиц, при необходимости силой. В предысторию и ход этих акций выдачи, объединенных под понятием «репатриация», уже внесена достаточная ясность, прежде всего исследованиями Науменко, Эпштейна, Бетеля и Толстого [632]. Но в данной связи необходимо отметить, что выдача началась уже 31 октября 1944 г., за месяцы до договоренности в Ялте [633]. Еще в 1930 г. теперешний британский премьер-министр Черчилль говорил о необходимости борьбы против «этого низменного позора большевизма», из-за которого «границы Азии и условия мрачнейших времен… продвинулись от Урала до Припятских болот» и Россия оцепенела «в бесконечной стуже жестоких доктрин и нечеловеческого варварства» [634]. «Если Россию нужно спасти, как я молюсь, чтобы ее спасли, – писал он, – то она должна быть спасена русскими. Лишь благодаря русской храбрости и русской добродетели может быть осуществлено спасение и возрождение этой некогда могущественной нации и этой превосходной ветви европейской семьи». И именно эти русские, на которых когда-то рассчитывал Черчилль, выдавались в 1944–1945 гг. большевикам по настоянию правительства Черчилля и Форин-оффиса, поскольку лондонская политика теперь стремилась добиться благосклонности Советского Союза к Великобритании. Как писал министр иностранных дел Иден, британское правительство сознательно хотело отречься от того, чтобы «быть сентиментальным». Жертвами политики насильственной репатриации стали на первом этапе прежде всего военнослужащие добровольческих частей, воевавших на Нормандском фронте, которые сдались в британский плен, причем отчасти доверившись обещаниям фронтовой пропаганды союзников, что выдача не будет иметь места [635]. Из британских портов с 1944 до 1946 гг. были вывезены в Советский Союз в целом 32 259 военнопленных этой категории [636]. Уже через несколько недель после окончания войны пункт о репатриации, обговоренный в Ялте, был впервые применен и к обширной группе лиц, которая к этому моменту формально слилась с Освободительной армией генерала Власова. Речь шла о сосредоточенных в Каринтии казачьих частях, воевавших на стороне немцев, а именно о Казачьем стане генерал-майора Доманова, охватывавшем около 24 тысяч военнослужащих и гражданских лиц в районе Лиенца, о Кавказской группе из 4800 человек во главе с генералом Султан-Гиреем Клычем при Обердраубурге и, прежде всего, о 15-м казачьем кавалерийском корпусе численностью от 30 до 35 тысяч человек во главе с немецким генерал-лейтенантом фон Панвицем в районе Фельдкирхен – Альтхофен– Клейн-Санкт-Пауль. Выдача этого круга людей входила в компетенцию главнокомандующего союзными войсками на Средиземноморском театре военных действий, британского фельдмаршала Александера, который когда-то, в период интервенции 1919–1920 гг., в чине подполковника временно командовал Балтийским ландесвером в борьбе против большевиков. Похоже, фельдмаршал Александер поначалу действительно колебался, но затем получил строгие указания из самой высокой инстанции, предположительно – лично от премьер-министра Черчилля, которые не оставили ему иного выбора и которым он нехотя последовал под определяющим влиянием своего политического советника Макмиллана, будущего премьер-министра [637]. Последствия своего образа действий были ему во всяком случае ясны, ведь он уже 17 мая 1945 г. в телеграмме Объединенному комитету начальников штабов писал, что выдача казаков «может быть пагубна для их здоровья» [638]. Его начальник штаба генерал Морган назвал вещи своими именами, когда заявил 28 августа 1945 г. по поводу стоящей на повестке дня депортации оставшейся группы, «что эти несчастные люди посылаются почти на верную смерть».

Насильственная выдача от 50 до 60 тысяч военнопленных и беженцев, предстающая в британских армейских актах как военная «операция», была тщательно подготовлена штабом британского 5-го армейского корпуса под руководством генерал-лейтенанта Кейтли и участвовавшими в ней войсковыми соединениями (36-я пехотная бригада, 78-я пехотная дивизия, 7-я танковая бригада, 6-я бронетанковая дивизия, 46-я пехотная дивизия) [639]. Сначала намечалось применять отвлекающие маневры, но вскоре пришлось использовать жестокие методы. Эта депортация «по своему вероломному характеру», как позднее утверждал Солженицын, была «вполне в стиле традиционной британской дипломатии» [640]. События разворачивались так, что 28 мая 1945 г. 2756 офицеров генерал-майора Доманова под фальшивым предлогом встречи с фельдмаршалом Александером были отделены от своих подчиненных и членов семей и доставлены в строго охраняемый лагерь в Шпиттале [641]. Речь шла о 35 генералах, среди которых всемирно известный как писатель генерал от кавалерии П.Н. Краснов, далее С. Краснов, Доманов, Васильев, Соломахин, Бедаков, Тарасенко, Силкин, Головко, Тихоцкий, Тихорецкий, Задохлин, Скляров, Беднягин, Беседин, Толстов, Есаулов, Голубов, А.Г. Шкуро, Лукьяненко, Шелест, Черногорцев. Генерал-лейтенант А.Г. Шкуро был арестован британцами уже 25 мая. К 167 полковникам принадлежали: Шорников, Бондаренко, Медынский, Маслов, Зимин, Часовников, Чебуняев, Кочконогий, Якуцевич, Белый, Михайлов, Колпаков, Зотов, Корольков, Тюнин, Березневый, Чернов, Лукьяненко, Доманов, Кузуб, Егоров, Полухин, Хренийков, Коротков, Кисянцев. К категории этих офицеров принадлежали далее 283 войсковых старшины (подполковника), 375 есаулов (майоров), 460 подъесаулов (капитанов), 526 сотников (старших лейтенантов), 756 хорунжих (лейтенантов), 124 военных чиновника, 15 офицеров медицинской службы, 2 военных фотографа, 2 походных священника, 2 военных дирижера, 2 переводчика, 5 офицеров связи РОА. Некоторым из задержанных удалось на следующий день избежать выдачи путем бегства. Другие, как генерал Силкин, покончили самоубийством, еще некоторые были застрелены британцами при попытке к бегству. Подавляющее большинство казачьих офицеров, среди них 125 кавказских офицеров генерала Султан-Гирея Клыча, были 29 мая переправлены в Юденбург и там переданы органам «СМЕРШ» [642].