Гражданская война на сѣверо-западѣ Россіи - В. Горнъ

Нарва 28 сентября 1919 г. № 227.

Родзянко.

Принята отъ штаба С.-З. арміи 28/9 19/58.

Генералу Лайдонеру.

Въ виду того, что Балаховичъ заявилъ при отъѣздѣ изъ Вайвара, что онъ теперь будетъ дѣйствовать черезъ Чудское озеро на Гдовъ, прошу Ваше Превосходительство принять мѣры (къ) огражденію командуемой мною арміи отъ подобныхъ налетовъ, мѣшающихъ спокойной работѣ (въ) моихъ операціяхъ, о которыхъ я съ Вами говорилъ при послѣднемъ свиданіи съ Вами. Въ Нарвѣ появился полковникъ Озоль, начальникъ штаба Балаховича, думаю, что цѣль его пріѣзда агитаціонная. Прошу распоряженія Вашего Превосходительства или о высылкѣ, или арестѣ Озоля. Прошу Вашего отвѣта.

Генералъ-маіоръ Родзянко.

Чѣмъ не мексиканская картинка?! А какова откровенность Балаховича: не удалось съ Вайвары васъ захватить, попробую черезъ Чудское озеро съ Гдова!

Ген. Лайдонеръ одобрилъ дѣйствія ген. Теннисона и обѣщалъ сдѣлать головомойку полк. Пускару. Никакихъ другихъ послѣдствій этотъ инцидентъ для его вдохновителей не имѣлъ: никто не былъ ни удаленъ изъ предѣловъ Эстоніи, ни арестованъ![129]

Въ тѣ же памятные дни случайно обнаружилось, что нѣкоторые изъ насъ находятся подъ бдительнымъ тайнымъ надзоромъ.

Съ нѣкоторыхъ поръ я сталъ замѣчать, что въ швейцарской той гостиницы, гдѣ я жилъ, неизмѣнно торчитъ типичное гороховое пальто, которое при моемъ проходѣ упорно отворачиваетъ свое лицо въ сторону. Разъ заинтересовавшись, я затѣмъ обнаружилъ, что типъ этотъ всюду слѣдуетъ за мной въ городѣ, какъ тѣнь, а утромъ, пока я сплю, или днемъ, когда я почему-нибудь остаюсь у себя въ номерѣ, неизмѣнно дежуритъ въ швейцарской. Одновременно на то же самое сталъ жаловаться П. А. Богдановъ, жившій въ другой гостиницѣ. Даю соотвѣтствующую мзду и разспрашиваю эстонца-швейцара. Оказывается, что шпик дежуритъ не отъ эстонской власти, а служитъ у кого то «изъ русскихъ», но у кого, швейцару не говоритъ. Я пригрозилъ жалобой эстонскому мин. внутреннихъ дѣлъ, послѣ чего субъектъ исчезъ изъ швейцарской безслѣдно, а на улицѣ его смѣнилъ какой-то другой, болѣе ловкій мужчина, старавшійся держаться вдали и незамѣтно. М. С. Маргуліесъ жаловался, что за нимъ не только слѣдятъ, но и угрожаютъ подстрѣлить, такъ что съ нѣкотораго времени онъ вынужденъ ходить по улицѣ въ сопровожденіи переодѣтаго вооруженнаго офицера, перемѣнить одну гостиницу на другую.

Сначала мы думали, что слѣжкой за нами занимаются исключительно Балаховичъ съ Ивановымъ. Но потомъ пришлось оставить эту мысль. Балаховичу болѣе интересны были гг. военные, а не мы, которые жили открыто и сами находились съ военнымъ элементомъ въ нѣсколько прохладныхъ отношеніяхъ. Балаховичъ если и слѣдилъ за членами правительства, то въ самыя первыя времена, когда онъ не утратилъ оффиціальной возможности поладить съ нами и побороть съ открытымъ забраломъ конкуррирующихъ съ нимъ генераловъ. Попавъ же въ положеніе «исключеннаго изъ списковъ арміи», онъ горѣлъ непримиримой местью къ командующему генералитету и думалъ только о сверженіи ихъ, разсчитывая, что надстройка, въ видѣ правительства, послѣ переворота пойдетъ сама собой насмарку. Гораздо большій интересъ мы представляли для нашего собственнаго генералитета, все время полуприкрыто антагонизирующаго противъ правительства. Армію имъ, какъ Балаховичу, не приходилось «завоевывать», они командовали ею, но каждую минуту жило опасеніе, что съ помощью союзниковъ или организованнаго офицерства, или даже просто общественнаго мнѣнія мы можемъ спихнуть кого-нибудь изъ главныхъ китовъ и потому необходимо было вооружить противъ насъ союзниковъ черезъ Колчака въ Омскѣ и Сазонова въ Парижѣ и тѣмъ или инымъ путемъ постараться лишить насъ всякаго моральнаго авторитета въ мѣстной русской средѣ. Гельсингфорсъ давно уже кишмя кишѣлъ сплетнями по адресу сѣв.-зап. правительства; распускались небылицы въ Парижѣ и Лондонѣ.

Одинъ случай раскрылъ всю эту позорную кротовую работу.

Офицеръ, служившій въ канцеляріи М. С. Маргуліеса, однажды доложилъ ему совсѣмъ необычныя вещи. Оказалось, что ранѣе этотъ офицеръ служилъ въ морскомъ отдѣлѣ у капитана Н., который состоялъ агентомъ контръ-развѣдки адм. Колчака и въ семъ качествѣ почти исключительно занимался слѣжкой за членами сѣв.-зап. правительства. Офицеръ при этомъ назвалъ двухъ штатскихъ господъ, негласно работавшихъ въ канцеляріи у капитана Н. по той же отрасли, изъ коихъ одинъ состоялъ, въ свою очередь, агентомъ г. Иванова, а второй — г.Карташева. Эта «канцелярія» посылала характеристики членовъ правительства въ Омскъ и Парижъ, уснащая ихъ всевозможными, порочащими нашу честь, измышленіями; особенно доставалось Маргуліесу и Ліанозову.

Адм. Пилкинъ, нашъ коллега по кабинету, въ учрежденіи котораго служилъ капитанъ Н., рѣшительно протестовалъ противъ правдивости добытыхъ свѣдѣній. Къ сожалѣнію, М. С. Маргуліесу почему-то не удалось надлежаще оформить сдѣланнаго ему доклада и онъ до поры до времени не сталъ поднимать шума. Но было немедленно организовано со своей стороны контръ-бюро, чтобы окончательно нащупать ведомую противъ правительства махинацію.

За ревельской 29 сентября послѣдовала юрьевская согласительная конференція тѣхъ же прибалтійскихъ государствъ. Опять нужно было зорко слѣдить за колебаніями ея членовъ, стараться какъ-нибудь разстроить или затянуть переговоры этихъ государствъ съ большевиками. Эту тяжелую и строго отвѣтственную задачу мы возложили на одного М. С. Маргуліеса. Трудъ его не пропалъ даромъ, но среди коллегъ по правительству въ то время не нашелъ должной оцѣнки. Эстонская пресса сумѣла влить каплю яда даже въ наши взаимныя дружескія отношенія, представивъ всю поѣздку М. С. въ Юрьевъ верхомъ навязчивости барина, любящаго только пообѣдать на всякихъ собраніяхъ.

«Эстуръ» (оффиціальное эстонское бюро прессы, руководимое тогда министромъ г. Теннисономъ) сообщило, что сѣв.-зап. правительство вовсе не приглашено на юрьевскую конференцію, а когда г. Теннисону указали, что приглашеніе было сдѣлано черезъ Поску и о немъ хорошо зналъ г. Пійппъ, Теннисонъ выразилъ сожалѣніе, «что не зналъ этого». Въ свое время Эстуръ так же оповѣщало, что мы не приглашены на ревельскую конференцію, когда же М. С. Маргуліесъ послалъ опроверженіе въ гельсингфорскую газету «Huvads bladet», оно просто не дошло до Гельсингфорса. Въ такомъ видѣ систематически оттиралось отъ конференцій сѣв.-зап. правительство въ Ревелѣ.

Въ Юрьевѣ, наоборотъ, предупредительности и любезностямъ не было конца: эстонцы предоставили М. С. Маргуліесу и его секретарямъ прекрасное помѣщеніе, прислали приглашеніе на всѣ завтраки и обѣды членовъ конференціи и неизмѣнно отводили ему на нихъ самое почетное мѣсто. Фактически эта общая ежедневная трапеза превратилась въ филіальное отдѣленіе конференціи съ той лишь разницей, что здѣсь вопросы конференціи обсуждались интереснѣе и откровеннѣе.

Основное внутреннее противорѣчіе интересовъ сѣв.-зап. правительства и республикъ Прибалтики въ вопросѣ о мирѣ съ большевиками дѣлало и по существу невозможнымъ оффиціальныя совмѣстныя засѣданія, въ конференціи и по необходимости нужно было найти какую-то форму, въ которой цѣли информаціи и противодѣйствія со стороны сѣв.-зап. правительства достигались бы всего удобнѣе и полнѣе. Развѣ не ироніей было обсуждать вопросъ о мирѣ совмѣстно съ представителемъ сѣв.-зап. правительства, которое по самой своей идеѣ исключало всякіе разговоры о какихъ-либо мирныхъ соглашеніяхъ съ большевиками; съ другой стороны, какъ бы ни храбрился И. И. Поска, онъ и сопровождавшій его Пійппъ то и дѣло вынуждены были оглядываться на настроеніе большинства членовъ своего парламента, недвусмысленно заявившаго въ своей послѣдней резолюціи, что «въ настоящее время, когда русскимъ совѣтскимъ правительствомъ сдѣлано предложеніе о мирѣ, Учредительное Собраніе находитъ, что у эстонскаго государства нѣтъ основаній оставить безъ вниманія это предложеніе, такъ какъ нашъ (эстонскій) народъ велъ войну лишь въ цѣляхъ самозащиты»[130]. Съ этой точки зрѣнія парламентаріи желали, чтобы гг. министры изыскивали на конференціи пути для заключенія мира съ большевиками, а не способы проволочекъ и оттяжекъ, что входило, какъ minimum, въ задачу М. С. Маргуліеса. Ежедневныя совмѣстныя трапезы послужили прекраснымъ выходомъ изъ создавшагося положенія: М. С. не поднималъ вопроса о своемъ присутствіи на оффиціальныхъ засѣданіяхъ конференціи, а члены ея не стѣснялись обсуждать съ нимъ поднятые на конференціи вопросы за общимъ обѣденнымъ столомъ и съ глазу на глазъ, въ частности.

На Юрьевской конференціи И. И. Поска метался то въ одну, то въ другую сторону[131]. Вначалѣ онъ велъ опредѣленную и усиленную агитацію за миръ съ большевиками. Мотивы были отчасти старые — усталость отъ войны арміи и народа, частью новые — появившаяся вѣра въ возможность эволюціи большевизма, настроенія западно-европейской демократіи въ пользу большевиковъ.