Мораль и личность российских революционеров. Издание 2-е, доработанное - В. Болоцких

Служение отечеству, народу соединялось у декабристов с чувством патриотизма и во многом из него проистекало. Патриотизм декабристов не был казённым, показным, они действительно были готовы отдать свои жизни ради блага России. Н. Тургенев, рассуждая в своем дневнике о необходимости бороться за гражданское счастье родины, пришел к выводу, что русский народ, давший много героев, показавший блестящий ум, добродушие, патриотизм, имеет право иметь среди себя людей, которые бы поставили цель действовать во благо всех людей и «стремились бы сами и влекли за собой всех лучших людей своего времени к святой, хотя и далекой цели гражданского счастья?»64.

Патриотизм декабристов вёл их не к стремлению доказать, что своя страна лучше всех, они не придерживались принципа «не выносить сор из избы». Несчастья и нужды народа, увлечение Александра I европейскими делами после 1812—1814 гг., злоупотребления чиновничества и прочие российские неустройства вызывали у декабристов боль и гнев. Они желали уничтожения всего российского зла, а не его мнимого облагораживания. Известно, что первое тайное общество носило название «Союз спасения», или «Общество истинных и верных сынов Отечества». После войны 1812 г., с возвращением на родину после заграничных походов, молодым офицерам особенно сильно бросилось в глаза унизительное положение крепостного люда, которому молодые офицеры дали почётное звание «благородных крестьян». Острота чувств по поводу любого неуважения к Отечеству и его гражданам со стороны государства, усугубляемая военными поселениями, аракчеевщиной, достигла такой степени, что декабристам страна представлялась стоявшей на краю гибели и нуждавшейся в незамедлительной помощи.

Служение народу, носившее характер категорического императива, было несовместимо с эгоизмом, с моральными установками на удовлетворение личных потребностей, на собственное благополучие. Это определяло декабристский идеал человека – свободного, деятельного, независимого, готового «жить интересами всеобщими, жертвовать своей жизнью во имя отчизны, во имя людей и прежде всего во имя бедствующего народа, во имя идеала свободы»65.

Контрольно-психологическим механизмом декабристской структуры нравственного сознания (и революционного вообще) является принцип «долга», но по своему содержанию он отличается от буржуазного принципа «долга». Ибо принцип «долга» у декабристов вытекал из принципа «служения народу» и подразумевал не просто честность в делах, но и самопожертвование, верность идеалам. Это не означает экстравертности декабристского принципа «долга», наоборот, «долг» осознавался как глубокое внутреннее убеждение, осознанная личная необходимость действовать так, а не иначе. Хотя по содержанию буржуазное и декабристское понимание «долга» различаются, им обоим присущи рациональная мотивация и моральная рефлексия, что, во-первых, сближает их, а во-вторых, противопоставляет контрольно-психологическим механизмам феодальной структуры нравственного сознания. Именно в этом состоит значение декабристской морали для развития буржуазного нравственного сознания и именно в этом отношении декабристское нравственное сознание разрушало старую мораль и создавало основу новой. Но надо учитывать, что, расчищая объективно путь для развития буржуазной морали, декабристская мораль закладывала основу и гораздо более широкую – революционной морали вообще, только в этом случае принцип «долга» не отрывался от принципа «служения народу», а наполнялся новым содержанием.

То, что принципы «долга», «служения народу» были ведущими принципами декабристской морали, вовсе не означает, что декабристы всегда и во всём были правы, что их идеи и планы в случае их реализации принесли бы народу пользу. В отношении к народу господствовало просветительское, попечительское отношение, как к неразумному ребёнку, которого надо просвещать, вразумлять, подтягивать до своего уровня, объяснять ему, в чём его благо. Такое отношение к народу основывается на идеях Руссо: «Сам по себе народ всегда хочет блага, но сам он не всегда видит, в чем оно. Общая воля всегда направлена верно и прямо, но решение, которое ею руководит, не всегда бывает просвещенным. Ей следует показать вещи такими, какие они есть, иногда – такими, какими они должны ей представляться; надо показать ей тот верный путь, который она ищет; оградить от сводящей ее с этого пути воли частных лиц… Частные лица видят благо, которое отвергают; народ хочет блага, но не ведает в чем оно. Все в равной мере нуждаются в поводырях. Надо обязать первых согласовать свою волю с разумом, надо научить второй знать то, что он хочет»66.

Декабристы были прекрасно знакомы с идеями Руссо и ещё до 1812 г. пытались претворять их в жизнь (общество Чока, например) и это видно в руссоистском определении Оболенским роли тайного общества. По мнению Оболенского, народ в совокупности не имеет ясного понятия о том, что он чувствует – добро или зло. Совокупность народных ощущений составляет народный голос, но выражение народного мнения требует большего или меньшего понимания и умственного развития, не всегда доступных массе. Органом, который стал выражать нравственные требования народа, и явилось тайное общество67.

Такое отношение к народу рождало представление о том, что образованные, просвещённые люди лучше народа знают, что ему нужно, и имеют моральное право навязывать народу свои представления об «общем благе». Незнание и непонимание законов общественного развития, причин своеобразия экономического и социального развития России приводили к рождению прекраснодушных, но оторванных от реальной действительности планов её преобразования. Например, причины бедности крестьян заключались не только в крепостном праве и жестокости помещиков (государственные крестьяне жили не намного лучше, и не все помещики были жестокими). Бедность крестьян и всего общества проистекала из причин, породивших само крепостное право и его столь длительное существование в России, сохранение до XX в. крестьянской уравнительной поземельной общины и многое другое. Эти причины – в природно-климатических, геополитических, географических и исторических особенностях России. Поэтому, например, простое освобождение крестьян, даже с землёй, не решало всех проблем, а без земли тем более. Но без земли предлагал освобождать крестьян Н. Муравьёв в своей конституции, только половину земель отдавал земледельцам Пестель. Без земли пытался освободить крестьян Якушкин и получил отказ самих крестьян от получения такой безземельной свободы.

Точно так же однозначно утопическими, легковесными были реформаторские затеи Александра I. Для учреждения правового строя в России первой четверти XIX в. не было никакого социально-экономического, политического и культурного основания. Поэтому для обоснования необходимости освобождения крестьян и введения конституции в России использовались аргументы религиозно-нравственного, а не экономического типа. В. Томсинов так характеризовал деятельность Негласного комитета (и это определение с полным правом можно распространить на все проекты и действия Александра I и многих подобных реформаторов вплоть до настоящего времени): «Среди знавших о деятельности комитета не было почти никого, кто бы относился к реформаторству друзей Александра равнодушно, то есть никак. Почти все относились к нему серьезно. Всерьез верили в то, что образованные на западноевропейский манер, не имеющие никакого опыта государственного управления, да и не знающие как следует России молодые люди смогут разработать разумный план планомерного, сознательного преобразования этой огромной, необъятной умом и сердцем страны, которую в прошлом гнули и ломали, заливали кровью и развращали, перекраивали и перестраивали, но которая тем не менее всегда жила и развивалась по-своему – так, как того хотелось ей, а не какому-либо пресловутому вождю – «гению»!

Странная эта вера отражала дух времени, когда человеческий разум казался могущественнее всего, что есть на свете, – могущественнее даже и самой человеческой истории. Легкость, с каковой, опираясь на разум, удалось развенчать прошлое и вконец расправиться с ним, возбуждала мысль о том, что так же легко можно будет, пользуясь разумными идеями – рецептами, спроектировать и построить будущее. Исторические основы того или иного народа, его культурно-национальные особенности считались детскими погремушками, явлениями, не имеющими сколько-нибудь большого значения для будущего. Главным казалось найти правильные идеи – принципы устройства будущей политической организации и составить из них соответствующую схему. Последняя, будучи введенной в действие, немедленно и сама по себе даст положительный результат. Идеи, возникшие на западноевропейской почве, мыслились поэтому вполне пригодными для России. А люди, проникнутые ими, долгое время жившие за границей, представлялись серьезными реформаторами»68.