Европейский фашизм в сравнении 1922-1982 - Вольфганг Випперман

После некоторых колебаний Муссолини еще раз продемонстрировал свою способность натравливать друг на друга противников и в конечном счете выводить их из строя. Он предостерегал короля, церковь и промышленность, что поражение его фашистского правительства может привести к новому подъему социалистического движения. В то же время он уволил некоторых фашистских политиков, особенно известных своим радикализмом, и заставил свою милицию присягнуть королю. К своим внутрипартийным критикам и конкурентам Муссолини применил подобную же двойную стратегию, состоявшую из уступок и угроз. Выполняя требования, выдвинутые радикальными низшими фашистскими лидерами, он преобразовал всю государственную и общественную жизнь в фашистском направлении, все более ограничивая при этом влияние непримиримых представителей провинциального фашизма. Эта политика принесла ему успех. Он вернул себе поддержку монархии, армии и промышленности, устранил своих внутрипартийных конкурентов и разбил антифашистскую оппозицию. Эти события, в конечном счете полностью разрушившие в Италии либеральную систему, делятся на несколько этапов[17].

2 октября 1925 года были учреждены фашистские корпорации, соединявшие работодателей и работников, что положило конец свободе профсоюзного движения. За этим в начале ноября 1925 года последовали «высшие фашистские законы» (leggi fascistissime), расширившие власть главы правительства за счет парламента, который был отныне полностью подчинен исполнительной власти. Дальнейшими законами были распущены городские собрания депутатов, отменена свобода собраний и объединений, свобода печати и были уволены политически неблагонадежные служащие. После покушения на Муссолини 9 ноября 1926 года был издан «закон о защите государства», по которому были распущены все партии, кроме фашистской, запрещены все оппозиционные газеты и учреждены специальные суды для политических противников режима. В начале 1928 года был установлен новый избирательный закон, по которому «большой фашистский совет» составлял перед выборами единый список кандидатов, а избиратели могли только принять или отвергнуть его в целом. Таким образом парламентская система в Италии была окончательно заменена диктатурой. Впрочем, эта диктатура вовсе не была столь тоталитарной и сплоченной, как уверяли фашисты в своей пропагандистской формуле «тоталитарного государства» («stato totalitario»). В действительности фашистское государство сохранило свой первоначальный союзный характер. Прочность и внутренняя связность режима опирались на способность Муссолини посредничать между различными силами и уравновешивать их противоречия.

Власть Муссолини основывалась, с одной стороны, на порученной ему королем должности главы правительства (capo del governo), а с другой – на подчиненной ему как «вождю фашизма» (duce del fascismo) единой фашистской партии с ее милицией и многочисленными зависящими от нее организациями. Муссолини был весьма озабочен тем, чтобы сохранить это свое двойное положение главы государства и партии. Партия не была включена в государство и подчинена ему, как этого требовали консервативные партнеры Муссолини, но и государство не было подчинено руководству и управлению партии, как этого хотели радикальные фашисты, группировавшиеся вокруг Фариначчи. Но хотя сознательно установленное Муссолини равновесие между параллельными аппаратами государства и партии сохранилось, это фактически привело скорее к бюрократизации партии, чем к «фашизации» бюрократии. Таким образом, отождествление той и другой далеко не достигло в Италии таких масштабов, как в национал-социалистской Германии. Власть и влияние монархии, армии и церкви в значительной степени сохранились[18]. Они вообще не были отождествлены с фашизмом, но были, несомненно, его союзниками. Католическая церковь получила по Латеранскому договору, заключенному в феврале 1929 года, даже больше власти и влияния, чем прежде. Наряду со значительными государственными дотациями она выговорила себе далеко идущие права вмешательства и контроля в области воспитания и семейной жизни.

Еще более сложно и неоднозначно было строение и функционирование корпоративной системы, рассматривавшейся как третья опора фашистского режима[19]. Хотя уже упомянутый закон, принятый в октябре 1925 года, признавал фашистские профсоюзы единственными представителями рабочих, предпринимателю предоставлялась неограниченная власть внутри производства. Корпоративная система, введенная законом 1926 года и «хартией труда» (Carta del Lavoro) 1927 года, также не соответствовала представлениям фашистских синдикалистов о гармоническом и равноправном сотрудничестве работодателей и работников. В действительности о равноправии представителей рабочих и предпринимателей в двенадцати различных синдикатах, в свою очередь соединенных в корпорации, не могло быть и речи. Сверх того, предприниматели имели в лице «Конфиндустрии» свой собственный представительный орган, способный защитить экономические и социальные интересы промышленности перед государственным аппаратом и «большим фашистским советом». Также и в этой области возникло весьма неустойчивое состояние равновесия. С одной стороны, не могло быть речи о полном приспособлении промышленности к фашизму; с другой же стороны, промышленники потеряли прямое влияние на политическую жизнь и предвидели в будущем все возрастающее вмешательство государства в экономическую жизнь.

Резюмируя, можно сказать, что фашистский «stato totalitario» основывался на сложной и неоднозначной системе взаимозависимостей. Не могло быть и речи о тотальной унификации. Положение Муссолини существенно зависело от того, удастся ли ему получить и укрепить поддержку со стороны фашистской партии, весьма неоднородной в своем общественном и личном составе, и одобрение широких групп населения, приобретенное путем плебисцита. Этого нельзя было добиться одними только репрессивными мерами, касавшимися, наряду с лидерами организованного рабочего движения, прежде всего национальных меньшинств – немцев в Южном Тироле, словенцев и хорватов в Истрии и Триесте. Существование и прочность фашистского режима зависели от того, достигнет ли Муссолини успехов в экономической и внешней политике. Сначала это ему удалось.

В первой фазе фашистского режима, длившейся примерно до 1930 года, наблюдался значительный экономический подъем[20]. Это определялось главным образом состоянием мировой экономики, поскольку и в других государствах после тяжелого послевоенного кризиса произошло улучшение конъюнктуры. Но, с другой стороны, ликование фашистской пропаганды, изображавшей преодоление экономического кризиса как результат мероприятий фашистского правительства, также было в какой-то мере оправданно. Экономическая политика в этот период характеризовалась соединением либеральных и интервенционистских факторов. Сюда относятся, с одной стороны, переход к политике свободной торговли, реприватизация некоторых государственных служб и учреждений и либерализация акционерного права, а с другой стороны, установленное и контролируемое государством замораживание заработной платы, поддержка дефицитных предприятий, а также государственное стимулирование некоторых отраслей промышленности и программ внутренней колонизации.

Интервенционистская экономическая политика государства усилилась, когда с 1929 года на Италии начали сказываться воздействия мирового экономического кризиса. Число безработных, превысившее в 1934 году миллион человек, пытались снизить введением укороченного рабочего дня, дальнейшим снижением заработной платы, составившим для промышленных рабочих около 15%, а для сельскохозяйственных рабочих 40%, и другими мерами по поддержке занятости и созданию рабочих мест. Так как все это не принесло быстрого успеха и национальный доход вернулся к уровню 1929 года лишь в 1939 году, государственные меры по поддержке промышленности были еще усилены. Впрочем, с момента начала в октябре 1935 года абиссинской войны, на которую Лига Наций ответила экономическими санкциями, экономическая политика приняла вытекавший из военных соображений автаркический характер. С другой стороны, с нападения на Абиссинию началась политика внешней экспансии, оправдываемая идеологической целью восстановления Imperium Romanum (Римской империи). Ясно, что Муссолини был вынужден отвлекать внимание от внутренних социальных и экономических проблем, маскируя их видимостью внешнеполитических успехов.

Эта империалистическая политика, мотивируемая внешне– и внутриполитическими обстоятельствами, вначале была успешной[21]. Во внутренней политике националистические эмоции, подогретые военными успехами в Абиссинии, Испании и Албании, привели к сплочению широких кругов населения. Сверх того, чтобы привлечь их к режиму, были введены пособия для детей, оплачиваемые отпуска и была развернута деятельность контролируемой фашистами организации «Dopo Lavoro» («После работы»), занимавшейся организацией досуга трудящихся[22]. Армию, не отождествлявшую себя с режимом, можно было теснее привязать к нему военными действиями, по крайней мере пока они были успешны. Вследствие перехода к политике автаркии и к военной экономике вмешательство государства в экономику настолько усилилось, что влияние промышленников и их все еще могущественного объединения «Кон-финдустрия» заметно ослабело. Однако усилению и большей самостоятельности фашистского режима во внутриполитической области препятствовал тот факт, что фашистская Италия все больше впадала во внешнеполитическую и военную зависимость от своего усиливавшегося союзника – национал-социалистской Германии. Такое развитие событий, косвенно приведшее к развалу фашистской системы в Италии, было более или менее вынужденным, так как Муссолини, несомненно, его не хотел.