Остров первый. Десять невезучих (СИ) - Булавин Иван

Но есть среди врачей и те, кто, выражаясь возвышенно, лечат человеческую душу. Про их пациентов так и говорят: душевнобольные. В самом деле, можно отрицать наличие у человека души, но тот факт, что пациенты психиатра разительно отличаются от всех остальных страждущих, не станет отрицать никто.

Альберт в этот день устал. Точнее, устал он уже давно, суточное дежурство в клинике не так-то легко даётся. С одной стороны, ночью можно поспать, пациенты разогнаны по палатам, буйные зафиксированы и обколоты сильнодействующими препаратами, а потому ничто не предвещает беды. Да и беда не всегда заканчивается трагедией, то есть, подъёмом дежурного врача. В большинстве случаев санитары справляются сами. Не стоит думать, что в клинике творится беспредел. Здесь уже давно никого не били, буйных скручивают максимально нежно, фиксируют мягкими путами, смирительные рубашки надевают в исключительных случаях. Даже тяжёлыми препаратами, при долгом приёме превращающими человека в овощ, давно никто не злоупотребляет.

Казалось бы, живи и радуйся. Не работа, а сказка, тем более, что за работу с психами… пардон, душевнобольными доплачивают некоторую сумму.

Но эта ночь выдалась беспокойной, в восьмой палате у пациента обострился маниакально-депрессивный психоз, что выразилось в буйстве и попытках сбежать (а он ведь по всем показателям выздоравливал, уже о выписке подумывали). Санитары хотели справиться по старинке, уложить, связать, а потом вколоть в мягкое место десять кубиков чего-нибудь серьёзного. Но Альберт, вышедший в коридор, не позволил.

Пациент, увидев своего врача (а именно Альберт его вёл) немного успокоился, а его противоборство с санитарами перешло в шаткое равновесие, они стояли вокруг, готовые в любой момент его упаковать.

— Григорий, — мягко проговорил доктор. — Вы ведь обещали мне, помните.

— Аааа… — проговорил больной, его трясло здравые мысли глушил приступ, человеческое в нём боролось созвериным.

— Помните, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Альберт. — Вот и хорошо. А теперь мы пойдём в палату, я посижу с вами, а вы расскажете мне, что у вас случилось. Спокойно поговорим, а потом я вам дам лекарство.

— Я… я… — пациент хотел повторить то, что только что, брызгая слюной, объяснял санитарам, но отчего-то замолк.

Санитары в количестве трёх человек переглянулись и сделали незаметный шаг вперёд, сжимая кольцо окружения. Пациент был тощим и низкорослым мужиком сорока пяти лет от роду, опасность от него исходила минимальная. Вот только санитары были людьми опытными и знали, на что способны такие задохлики в маниакальной фазе, поэтому готовились к бою всерьёз.

— Григорий, — снова мягко повторил Альберт, делая незаметный жест санитарам. — Дайте мне вашу руку.

И тут в глазах больного мелькнуло что-то здравое. Он выдохнул, огляделся и протянул руку. Альберт спокойно отвёл его в палату, санитары двигались следом, но близко не подходили. А потом прошла почти двухчасовая беседа, после которой пациент добровольно принял таблетку, а через пятнадцать минут уже спокойно спал.

— Потрясающе, — сказал один из санитаров, закрывая дверь палаты. — Первый раз такое вижу, чтобы вот так, сходу, словами. Ты, Альберт Петрович, талант.

Пропустив комплимент мимо ушей, Альберт согласно кивнул, после чего отправился к себе, чтобы урвать хоть пару часов сна, часы показывали уже половину пятого, до подъёма оставалось совсем недолго. Да ещё и сон у него такой, что впору самому препараты пить, нервы ни к чёрту, да и сердце стало пошаливать.

Утро наступило скоро, можно сказать, и не поспал совсем. Потом рутинные процедуры, обход. К двум часам дня он всё же покинул место работы и отправился домой. Ещё по пути почувствовал, как странно бьётся сердце. Тахикардия для него была обычным делом, на кариограмму было без слёз не взглянуть, но он привык. Бегуном-марафонцем ему не быть, а просто жить можно и с таким сердцем.

Дома спать не ложился, честно выждал до восьми вечера, чтобы хоть в какой-то ритм войти. В процессе даже кофе пытался сварить, да только рука замерла, не дотянувшись до кнопки кофемолки. И остановила её боль в сердце. Непорядок, подумал Альберт, но кофе всё же убрал, а потом в тоске опустился на стул. Что за?.. Сапожник без сапог, себя вылечить не может. Надо посмотреть, что осталось в аптечке.

Боль в сердце то проходила, то возвращалась, усиливалась, потом ослабевала, пока не исчезала вовсе. Про лекарства он забыл, не потому, что был беспечным, он прекрасно понимал, чем такое пренебрежение грозило, да только организм не выдержал бессонной ночи и предательски вырубился прямо во время просмотра новостей по телевизору.

Завтра снова на работу, а послезавтра опять сутки, время такое, все в отпусках, а дежурить некому. Он, как одинокий, отдувается за всех один. Надо хорошо выспаться.

А ночью пришла боль, настоящая боль, сигнализирующая о скорой смерти. Но было поздно, он даже глаза не успел открыть, только руки судорожно сжались, комкая простыню, сердце умирало, приток свежей крови в мозг прекратился, сознание, не до конца проснувшееся, теперь погасло навсегда.

Василий,

программист-фрилансер.

Стучать по клавишам — странная профессия, но прибыльная, хотя и понятно, что деньги человек получает не за само нажатие на кнопки, а за то, что знает, на какую кнопку нажать. Кто на что учился. Набор цифр и букв, что кажутся несведущему человеку каббалистическими символами, необходим для нормального функционирования общества.

Собственно, прогресс — он уже давно не в доменных печах, не в прокатных станах и сборочных цехах. Прогресс — он в первую очередь вот здесь, в этих буквах, цифрах и знаках препинания. И делает его не работяга в засаленном комбинезоне и не учёный в белом халате, а простой парень в трусах и майке (а зачем надевать что-то другое, если на работу ходить не нужно?). В идеале, человек его профессии может не выходить из дома годами. Заказы принимает по электронной почте, результат отсылает так же, оплата приходит на карточку, а всё, что можно с этой карточки купить, принесут домой доставщики.

Но конкретно Василий из дома всё же иногда выходил. Так уж получилось, что провести всю жизнь за компьютером сложно. Хотя порой очень хочется. Вот и сейчас он, превозмогая себя, встал из-за стола, открыл холодильник, из которого достал солидный кусок пиццы. Пицца вчерашняя, ну да чёрт с ней. Даже греть поленился, просто откусил кусок холодного теста, пропитанного расплавленным сыром с вкраплениями ветчины. Сойдёт. Потом запил минералкой, что вчера оставил на столе. Тоже сойдёт, газ выдохся, но минералы остались.

Теперь надо одеться, он снова плюхнулся за компьютер, но рука зависла, так и не дотянувшись до мышки. Если сейчас он за неё возьмётся, то точно останется дома. А ему нужно выйти. А зачем он туда полез? Элементарно, посмотреть в Интернете погоду. Внезапно ему стало смешно. Он уже во второй раз решительно встал из-за стола и, после недолгой борьбы с засовами, распахнул балконную дверь.

Визуальное знакомство с окружающей средой обогатило его новыми знаниями: во-первых, на улице сейчас лето, во-вторых (что следует из первого), там тепло. Если присмотреться, то можно увидеть на небе тучки, но даже так вероятность дождя очень низкая. Отсюда можно делать выводы. Одеваться можно легко.

Закрыв балкон, он занялся гардеробом, на улицу он выходил совсем недавно, всего дня три назад, потом вернулся, снял с себя всё и… точно, бросил в прихожей. Так и оказалось, рубашка цвета осеннего леса, забрызганного мазутом, и джинсы, которые требовали стирки и, что совсем уж невероятно, глажки, лежали на стуле. Ему этот стул не нужен, стало быть, лежащие на нём вещи не мешают. Зато быстро нашлись.

Одевшись и обув сандалии на босу ногу (хотел по привычке надеть на носки, но за носками нужно лезть в комод, да и не факт, что поиски увенчаются успехом), он подошёл к зеркалу. Брился он позавчера, щетина имелась, но вполне терпимая. А вот волосы подстричь будет полезно.