Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

Внешность и манеры человека, так известного расовой нетерпимостью, зодчего гигантского здания апартеида, созданного из переплетения множества законов, определяющих буквально любые аспекты жизни черного населения страны, производили неожиданно приятное впечатление. У него была добрая, почти сочувственная улыбка: обращаясь к кабинету министров и рассказывая с помощью карты Южной Африки о своих планах перемещения масс черного населения, говорил он спокойно, но убедительно.

Он высок, у него чуть сутулые плечи, черные кудри начинают седеть. Невозможно усомниться в его искренности и абсолютной уверенности в своей правоте. Шаса обнаружил, что его увлекает безупречная логика выступающего. Хотя голос у него высоковат, а накал страстей в монологе начинает резать слух, он вкладывает в свою речь не только силу и полную убежденность, но и всю привлекательность своей личности. Даже противники благоговели перед его способностью к дебатам.

Только одна мелочь тревожила Шасу: голубые глаза Фервурда всегда были чуть прищурены, словно он постоянно смотрел на солнце, и хотя их окружала сетка мелких веселых морщин, это были холодные глаза, глаза пулеметчика, который смотрит в прицел.

Сидя за полированным столом из дорогой древесины, Шаса вспомнил слова Блэйна: «Шаса, ты взял на себя ответственность за благополучие шестидесяти миллионов человек. И это не игра, а святая истина».

Но Шаса с бесстрастным лицом дослушал речь Фервурда.

– Сегодня никто не усомнится в том, что Южная Африка – страна белых. Мои предложения ведут к тому, что в пределах своей резервации каждая группа получит определенную автономию. Однако и во всей стране в целом и в особенности в областях расселения европейцев мы, белые люди, остаемся и всегда будем оставаться хозяевами.

Последовал одобрительный шум, и два человека попросили разъяснить небольшие подробности. Голосования не было, никакое решение не принималось: выступление Фервурда было отчетом о работе его министерства.

– Думаю, доктор Хенк исчерпывающе раскрыл тему. Если ни у кого больше нет вопросов, можно переходить ко второму пункту повестки дня.

Премьер-министр взглянул на Шасу. Второй пункт повестки дня гласил:

«Второй вопрос. Доклад достопочтенного министра горной промышленности о развитии частного промышленного сектора в течение следующих десяти лет и предложения по созданию условий такого развития».

Сегодня Шаса впервые выступал перед всем правительством и надеялся показать хотя бы малую толику апломба и убедительности Фервурда. Но, поднявшись с места, он сразу перестал нервничать: он очень хорошо и тщательно подготовился к выступлению. Начал он с оценки иностранного капитала, необходимого их экономике, чтобы «пройти конец шестидесятых годов», потом перешел к оценке средств, которые можно было получить на традиционных рынках Британского Содружества.

– Как видите, получается значительный дефицит, особенно в горном деле, угольной промышленности и секторе вооружений. Вот как я предлагаю восполнить этот дефицит: прежде всего мы должны обратиться к Соединенным Штатам Америки. Эта страна – потенциальный источник капитала, к которому мы еще даже не прикоснулись…

Он полностью владел вниманием слушателей, описывая намерения своего министерства рекламировать страну ведущим бизнесменам США как процветающий рынок; он предложил пригласить в Южную Африку как можно больше ведущих предпринимателей за счет министерства. Он также предложил установить связи с ведущими политическими и деловыми руководителями США и Соединенного Королевства, чтобы создать привлекательный образ страны; с этой целью он уже связался с лордом Литтлтоном, президентом торгового банка «Литтлтон», и тот согласился стать председателем Британского Южно-Африканского клуба. Такой же Американский Южно-Африканский клуб будет создан в США.

Благоприятный прием, который встретило его выступление, побудил Шасу затронуть тему, которую он пока не собирался поднимать.

– Мы только что выслушали предложения доктора Фервурда по созданию самоуправляющихся черных территорий внутри страны. Не хочу затрагивать связанные с этим политические аспекты, но как бизнесмен чувствую себя обязанным обратить ваше внимание на полную стоимость – в понятиях скорее финансовых, чем человеческих, – осуществления этого плана.

И Шаса быстро перечислил огромные препятствия в сфере логистики и существенное падение производительности, к которому приведет этот план.

– Нам придется дублировать в различных частях страны основные государственные структуры, и можно ожидать, что это встанет нам во много миллиардов фунтов. Эти деньги можно гораздо выгоднее вложить в прибыльные предприятия…

На противоположной стороне стола очарование и привлекательность Фервурда скрыла ледяная корка враждебности. Шаса знал, что Фервурд деспот и не выносит критики; он понимал, что идет на риск, вызывая враждебность у человека, который когда-нибудь может получить огромную власть, но упрямо продолжал:

– У этого предложения есть еще один недостаток. Децентрализуя промышленность, мы снижаем ее эффективность и конкурентоспособность. В наше время, когда все страны экономически соревнуются друг с другом, это даст большое преимущество нашим конкурентам.

Садясь, он понял, что, возможно, никого не убедил, но дал основания глубоко и серьезно задуматься, а когда заседание закончилось, двое министров, оба южане, задержались и обменялись с ним несколькими словами. Шаса чувствовал, что сегодняшним выступлением упрочил свою репутацию и обеспечил себе определенное место в кабинете, поэтому в Вельтевреден он ехал довольный собой.

Оставив дипломат на столе в кабинете, он услышал доносившиеся с веранды голоса и вышел на заходящее солнце. Тара разговаривала с директором школы Бишопа. Обычно этот достойный человек раз в четверть приглашал к себе родителей непослушных учеников. Но к семье Кортни это не относилось. Сантэн Кортни-Малкомс уже тридцать лет входила в совет школы и была единственной женщиной в этом совете. Ее сын до войны был лучшим учеником школы, а сейчас вместе с матерью входил в совет, и оба они были главными вкладчиками в школьную казну; среди их пожертвований – орган, стеклянный витраж в новой церкви и новая кухня в главной столовой. И директор приходил к Шасе, а не приглашал к себе. Однако Тара казалась встревоженной и встретила Шасу с облегчением.

– Здравствуйте, господин директор.

Шаса обменялся с ним рукопожатием, но мрачное лицо директора его не подбодрило.

– Директор хочет поговорить с тобой о Шоне, – объяснила Тара. – Думаю, мужской разговор здесь более уместен, поэтому оставлю вас и пойду заварю свежий чай.

Она ушла, и Шаса добродушно сказал:

– Солнце выше нок-реи. Могу я предложить вам виски, господин директор?

– Нет, спасибо, мистер Кортни.

То, что он не назвал Шасу по имени, прозвучало зловеще, и Шаса сам посерьезнел и сел на соседний стул.

– Значит, Шон? Что натворил этот хулиган на сей раз?

Тара негромко открыла дверь столовой, пересекла комнату и остановилась за портьерой. Она подождала. Голоса на террасе стали серьезными и напряженными; Тара уверилась, что Шаса проведет там не меньше часа. Тогда она быстро повернулась, вышла из столовой, прикрыла за собой дверь и стремительно прошла по широкому, отделанному мрамором коридору мимо библиотеки и ружейной комнаты. Дверь в кабинет Шасы не была закрыта: в Вельтевредене только эта дверь и дверь в винный погреб запирались на замок.

Дипломат Шасы лежал на столе. Тара открыла его и увидела синюю папку с государственным гербом; в папке лежали отпечатанные материалы сегодняшнего заседания кабинета министров. Она знала, что в конце каждого еженедельного заседания делаются пронумерованные копии и раздаются всем министрам, поэтому ожидала увидеть папку.

Тара взяла папку, стараясь не сдвинуть ничего в чемоданчике из крокодиловой кожи, и отнесла на стол у французского окна. Здесь было больше света; вдобавок отсюда Тара могла видеть террасу, на которой под лозами винограда продолжали серьезный разговор Шаса и директор школы.