Посмертно подсудимый - Анатолий Наумов

Приговор и его царская конфирмация

Виселица всем подсудимым

19 февраля – день окончания следствия и вынесения приговора. Военно-судная комиссия начала свою работу с того, что отобрала у Дантеса и Данзаса подписку в том что «во время нахождения» их под судом «пристрастных допросов» им «произведено не было». Затем аудитор Маслов закончил составление пространной выписки из материалов дела. Это был в то время очень важный процессуальный документ, строго регламентируемый Сводом законов Российской империи 1832 года. Согласно входящему в него Своду законов уголовных (том 15 Свода) содержанию и порядку составления таких выписок было посвящено несколько статей (1062–1064, 1091–1092 и др.). В них, в частности, предписывалось: «выписки из дел должны быть так составлены, чтобы никакое важное обстоятельство в них сокрыто или выпущено не было»; «в выписке помещать на каждый пункт приличные законы, ежели же на что приличных законов нет, то о том означить именно»; «при выписывании по делам законов означать точные слова оных, без сокращения и малейшей перемены, изменяющей часто самый смысл».

Следует отметить, что аудитор Маслов постарался педантично выполнить все эти требования. Мы же приведем лишь его выписку о «приличных» законах. В выписке приводятся извлечения из трех нормативных актов XVIII века, относящихся к уголовно-правовой регламентации ответственности за поединки: 1) Указ от 14 января 1702 г. о запрещении поединков; 2) три артикула из Артикула воинского Петра I (139, 140 и 142) и 3) Манифест о поединках от 21 апреля 1787 г. Петровский указ 1702 г. предписывал: «Всем обретающимся в России и выезжающим иностранным, поединков ни с каким оружием не иметь, и для того никого не вызывать и не выходить: а кто вызвав на поединок ранит, тому учинена будет смертная казнь; ежели кто и не бывав на поединке, поссорясь, вынет какое оружие, на другого замахнется, у того по розыску отсечена будет рука».

Артикул 139 предусматривал ответственность самих участников (непосредственно дуэлянтов) поединка: «Все вызовы, драки и поединки чрез сие наижесточайше запрещаются таким образом, чтоб никто, хотя б кто он ни был, высокаго или низкаго чина, прирожденный здешний или иноземец, хотя другой кто, словами, делом, знаками или иным чем к тому побужден и раззадорен был, отнюдь не дерзал соперника своего вызывать ниже на поединок с ним на пистолетах или на шпагах битца. Кто против сего учинит, оный всеконечно, как вызыватель, так и кто выйдет, имеет быть казнен, а именно повешен, хотя из них кто будет ранен или умервщлен, или хотя оба не ранены от того отойдут. И ежели случитца, что оба или один из них в таком поединке останетца, то их и по смерти за ноги повесить».

Артикул 140 предусматривал ответственность секундантов: «Ежели кто с кем поссорится и упросит секунданта (или посредственника) онаго купно с секундантом, ежели пойдут, и захотят на поединке битца, таким же образом, как и в прежнем артикуле упомянуто, наказать надлежит».

Наконец, Артикул 142 предусматривал ответственность тех, кто мог предотвратить поединок, но не сделал этого. Аудитор сделал также, как отмечалось, выписку и из Манифеста Екатерины II о поединках 1787 г. («Подтверждается запрещением, словами или письмом или пересылкою вызывать кого на драку, или так прозванный поединок», «подтверждается запрещение вызванному словами, письмом или пересылкою выходить на драку или поединок»).

Выписка заканчивалась примечанием аудитора: «Более по сему делу приличных узаконений не имеется». Прямо скажем, что аудитор в этом отношении был не прав, что обусловливалось как недостаточной профессиональной компетенцией полкового аудитора (вполне обычной для такого рода судебных чиновников), так и очень сложной иерархией действовавших тогда уголовных законов, нередко не согласованных друг с другом. Забегая вперед, скажем, что аудитор второй судебной инстанции (аудиторского департамента Военного министерства) нашел и другие относящиеся к делу «приличные узаконения». Сейчас же мы считаем необходимым перейти к характеристике приговора, вынесенного военно-судной комиссией в этот же день, т. е. 19 февраля 1837 г., именно на основании подобранных полковым аудитором законов.

В начале сентенции (приговора) констатируется, что суд был учрежден не только над Дантесом и Данзасом, но и над Пушкиным, а также то, что суд был учрежден по повелению самого царя:

«По указу ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Комиссия военного суда, учрежденная при Лейб-Гвардии Конном полку над поручиком… Б. Геккереном, Камергером… Ал. Пушкиным и Инженером Подполковником Данзасом, переданными суду по воле высшего начальства…»

В констатирующей части приговора подробно изложены обстоятельства дуэли, причем за основу судебной оценки взято письмо Пушкина к нидерландскому посланнику и показания Данзаса, проанализированы материалы допросов подсудимых и все документы, приобщенные к делу. В результате было вынесено следующее решение:

«Комиссия военного суда, соображая все вышеизложенное подтвержденное собственным признанием подсудимого поручика барона Геккерена находит как его, так и Камергера Пушкина виновным в произведении строжайше запрещенного законами поединка, а Геккерена и в причинении пистолетным выстрелом Пушкину раны, от коей он умер, приговорила подсудимого Поручика Геккерена за таковое преступное действие по силе 139 Артикула воинского Сухопутного Устава и других под выпискою приведенных законов повесить, каковому наказанию подлежал бы и подсудимый Камергер Пушкин, но как он уже умер, то суждение его за смертью прекратить, а подсудимого подполковника Данзаса… по силе 140 воинского Артикула повесить. Каковой приговор подсудимым объявить, а до воспоследования над ними конфирмации… содержать под строгим арестом».

Что и говорить, приговор строг, но справедлив ли и законен? Если исходить из законов, подобранных для этого случая полковым аудитором, то – да. Если же принять во внимание и другие, действовавшие в то время наряду с петровскими воинскими артикулами, то следует сказать категорическое «нет». Дело в том, что в 1837 году суд не вправе был вынести смертный приговор ни за участие в дуэли, ни за причинение на ней смерти противнику. История развития российского законодательства о смертной казни после жесточайших петровских указов развивалась следующим образом. Первую попытку к неприменению смертной казни сделала дочь Петра I императрица Елизавета. В 1743 и в 1744 годах ею были изданы законы о том, чтобы смертные приговоры не приводились в исполнение, а представлялись через Сенат на усмотрение императрицы. В 1753 и 1754 гг. указом Елизаветы подтверждалось неприведение смертных приговоров в исполнение, при этом предписывалось заменить натуральную смертную казнь на политическую – путем рвания ноздрей, клеймения и вечной ссылки в каторгу. Исполнение смертных приговоров приостановилось до специального «указа». В 1761 году Елизавета предписала законодательной комиссии, чтобы «в новосочиняемом уложении за подлежащие вины смертной казни не писать», однако претворить это в жизнь она не смогла.