Без Отечества… Цикл ’Без Веры, Царя и Отечества’ - Василий Сергеевич Панфилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 13 Идеологическая порнография и Вступительный Экзамен ГГ
Промокнув полотенцем остатки мази с лица, осторожно умылся и посмотрел в зеркало гостиничного номера, услужливо отразившее физиономию опойцы.
— Н-да… — выдохнул я, брезгливо глядя на собственное отражение, — и так-то не красавец, а уж теперь и подавно!
Мазь, приготовленная местным аптекарем по старинным семейным рецептам, работает не хуже, ну или немногим хуже, современных мне лекарственных средств. Я было даже, воспылав, посоветовал почтенному месье открыть производство, обещаясь вложиться рекламой, и прежде всего — собственной физиономией.
Но по уклончивому ответу мэтра понял, что старинные рецепты, они такие… Хорошо, если это козий помёт, а не, к примеру, человеческий жир или порошок из мумий[i]!
В общем, не думаю… стараюсь не думать о происхождении ингредиентов, а мазь да… хорошая. Рассечения и ссадины убрала всего за несколько дней, опухоли спали, а синяки изрядно выцвели. Единственное — физиономия у меня сейчас аккурат как у завсегдатая забегаловок в российской провинции, причём такого… со стажем.
— А мне ведь ещё интервью давать, — мрачно констатирую я, глядя на отражение, — и на светских раутах блистать…
Сипло выдохнув, я с чувством выругался и сплюнул в раковину, на пару секунд включив воду. Настроение, и без того не блестящее, покатилось вниз сизифовым валуном, прыгая на кочках эмоций.
Выйдя из ванной, я глянул на часы, в окно, на кипу газет, дожидающуюся меня на журнальном столике возле дивана…
… и решил заказать завтрак в номер. Во избежание.
Подняв тему военных работников и солдат Русского Экспедиционного Корпуса, я, не слишком желая того, оседлал мутную волну с отчётливым душком гнили. Весьма вероятно, судьбы российских военных, волею ныне низложенного монарха оказавшихся в Европе, и без меня нашли бы своих радетелей.
Быть может, чуть позже…
… и уж наверняка непаханое это поле, в метафорическом, да и в буквальном смысле усеянное мёртвыми телами, постарались бы упомянуть скороговоркой, засадить по границам клумбами с душистыми цветами и забыть… забыть как страшный сон! Забыть если не навсегда, то на десятилетия!
А сейчас… вышло так, как вышло, и на острие атаки оказался не Ромен Роллан, не Швейцер[ii] и не другие Великие, а, чёрт подери, я! То самое острие копья в поединке великих гуманистов против французской бюрократии, против Фемиды, одуревшей от ядовитых испарений пропаганды!
Остриё я, в общем, скорее символическое, и на первый план уже вышли имена Роллана, Горького, Швейцера и Бунина. Они-то и бьются на страницах газет против многоглавой и аморфной чиновничьей гидры, пронзая это рыхлое тулово острым пером и прикрываясь щитом Гуманизма, с выгравированным на нём девизом «Свобода, Равенство, Братство».
Но я-то есть! Я никуда не делся, и потому интерес ко мне у прессы более чем заметен. А я, скажем так…
… персона несколько скандальная. Потому что потому!
Заработки на букинистике и антиквариате, притом совсем ещё в детском возрасте. Сюда же — переводы стихов, и собственные стихи и эссе, знакомства с лучшими поэтами России, одарённость (по мнению профессоров!) сразу в нескольких, не слишком близких дисциплинах.
С другой стороны — бокс, драки, стрельба в Университете, уничтожение противника «белым[iii]» оружием. Невнятное (но очень громкое!) происшествие с психованной девицей, стрелявшей меня в Москве. Репутация полусумасшедшего, едва ли не маньяка, навязываемая недоброжелателями.
А политика?! В Эпоху Перемен молодые пассионарии, делающие стремительную карьеру (и столь же стремительно низвергающиеся вниз) никого не удивляют, и здесь я один из сотен, если не тысяч.
По отдельности — интересно, но в общем — ничего особенного, особенно во времена лихолетий. А вот всё вместе — персона вполне медийная!
Скорее всего — калиф на час, и через несколько месяцев обыватели забудут обо мне. Но пока…
… тяжело.
В погоне за сенсациями, репортёры перепахивают мою жизнь, весьма вольно трактуя факты, и при необходимости — домысливая их!
Всплыла история о нашей с Валери и Анной жизни втроём. Дала нелепейшее интервью Эка Папуашвили, облив меня, девушек, а заодно и всех русских (генетических холопов!), отборными помоями.
Давно позабытые гимназические знакомцы регулярно выдают на-гора откровения, вызывающие у меня оторопь. Я вас, чёрт подери, даже не помню! В лучшем случае — смутно, как стриженого лопоухого мальчика из параллельного класса, но внезапно мы — близкие друзья…
А папенька?! Не дай Бог, сообразит кто-то из репортёров пообщаться с ним! Столько бреда сгенерирует, что вовек потом не отмыться!
После завтрака без особой охоты принялся за чтение газет, с карандашом в руке вычитывая всё, что только касается меня, России и русских.
— Так… — зажав карандаш в зубах, неотрывно читаю статью какого-то офицера из Легиона Чести, за каким-то чёртом решившего вступить со мной в газетную полемику. Статья, как это обычно и бывает, изобилует пафосом, отсылками на патриотизм, умалчиванием неудобных фактов, и, соответственно, выпячиванием удобных. Ничего нового… но удовольствие такое чтение не доставляет.
Хочется пробежать статью по диагонали и отнести в сортир, где ей и место. Увы…
— Рефрен «Мы умирали за Родину», — подытоживаю я с мрачным удовлетворением, — Ну ничего нового! Ни фантазии у людей, ни…
Задумавшись о скудости и уязвимости такой идеологии, ушёл было мыслями в высокие эмпиреи, но вовремя спохватился.
— Так… мы умирали за Родину, — вернулся я к статье, и задался очевидным для меня вопросом, — А… зачем, собственно? Почему за Родину всегда требуется умирать? И почему умирать за неё обычно требуют те, кто за Родину — живёт, и обычно вполне счастливо! Хм…
Поднявшись с кресла, заходил по номеру, мысленно конструируя диалоги с апологетами идеи «Отдай жизнь за Родину». Не сомневаюсь, что таковые встретятся мне в ближайшее время, и притом в избытке.
В офицерском корпусе, за недостатком идеологии (ну не считать же за таковую «За Веру, Царя и Отечество») насаждалась жертвенность, готовность отдать жизнь за…
… да за любой пустяк!
Кадетские корпуса и юнкерские училища порождают кадавров, для которых одобрение офицерского собрания важнее совести, здравого смысла и закона. Один… дай Бог памяти… кавалерист или казак? А, неважно…
В общем, кентавр в немалых чинах, на учениях, ещё до Революции, лихо вкладывая шашку в ножны, промахнулся и резанул себя по внутренней поверхности бедра, повредив артерии. Перевязаться? Не-ет… Кентавр, как ни в чём ни бывало, продолжил участвовать в учениях, да так и помер от потери крови.
По
